
Внимание!
Я рада представить, я рада представить
Вам кое-что.
Самое себя.
Звезда
скандалов и уговоров,
усталых стонов учителей,
матерей приговоров:
На конюшне десяток плетей, да
казнить, без помилования, без разговоров!
На плаху
За отсутствие прилежания, веры в истины,
За наглость, за гордость болезненную,
за
неистовость!
Всё безобразно,
Всё так опасно, все наставленья напрасны,
Чертова девка нам неподвластна!...
Да всё понимаю прекрасно.
Ну-ка услышьте:
Я с вами
Согласна, согласна!
Точно и ломко,
пронзительно,
громко,
бьют мне по легким
любые слова.
Так тонко
по нервам скребут
Упреки и собственных мыслей
полная голова.
А знаете ли, мои суровые судьи, знаете
как от них
дышится?
Как от них плавится?
Как от них мается?
Как от них в тихий полдень,
знаете вы,
на раскаленное солнцем
отражение собственное
бросается?
Знаете, черт возьми?!
Тьфу.
Да что это я.
Видно же, вы другое знаете:
Что неопрятна, на голое тело рубаха,
Что бью со всего размаха,
рублю с горяча, да не топором -
Гильотиной. "Вот, - думаете, - деваха,
Такую и днем с огнем!"
К дьяволу тебя, девочка,
Или работать уборщицей в магазин,
Если не будешь тригонометрию,
физику, менделеева странный шифр,
Толстого и кулинарную книгу
знать наизусть!
Ну? Ты к черту или к Господу,
девочка?
Или все-таки
алгебра и Карамзин?
Не решила?
Устала?
У палачей сейчас карантин?...
Разревусь я когда-нибудь.
Ну и пусть
@темы: говнодневное
Трава эта называется Отбросы (misfits) и курится просто на ура.
Они все там такие распиздатые, а Натан просто распиздатей всех.
Самое удивительное, что даже бабы там ничегошные.
Уже со второй серии нашла себе ОТП

На полноценный обзорный пост нет сил.

Ездили сегодня в мегу, решили зайти в кино. Выбрали фильм (Любовь-морковь3, говно, кстати), стоим за билетами, в ус не дуем.
И тут я слышу ИХ.
Нет, сначала я сказала себе: Арина, тебе кажется! Ка-же-тся!
Но черта с два.
'Teenager Dreams' в исполнении Блейна и его мальчиков-подпевал я узнаю, кажется, даже во сне.
Зато есть повод радоваться: гли стали популярнее, чем оригинал, ае

@темы: glee
А я хочу – и буду.
2х14 вызвал идиотскую лыбу на поллица и умиление. 2х15 жду, как второго пришествия. Как небезызвестный гарри поттер вешаю на стену календарик и отсчитываю дни до восьмого марта.
И, да, можете закидать меня тухлыми помидорами, ноно песни мальчиков-зайчиков из Далтона мне нравятся. Да, они [мальчики] все такие приторные и переслащенные, но Bills Bills Bills в их исполнении надолго застрял у меня в плей-листе. А вот Сэм со своим Бибером ввел в легкий ступор. В общем, подозреваю и очень надеюсь, что это был стеб.
И то варварство сценаристов, когда Курт не появлялся целую серию, - это возместили, прощаю.

В 2х15 назревает TBC, аес.

Шустер и Бист – форева, определенно. Вторая полюбилась ни чуть не меньше Пакзиллы и Курта: она шикарна, ну просто ах, какая женщина. И это не в обиду Сью.
One Bourbon, One Scotch, One Beer покорил моё сердце навсегда

Бист и мишкопапа.

Когда услышала песню Рейчел, то меня чуть не хватил удар. Что от неё и ожидалось, впрочем. Хотя ‘Я должна петь о том, что знаю’ улыбнуло. Ну, обошлось и слава богу.
TikTok не очень понравилось. Скажем: хизер молодец, но оригинал нравится больше.
хотя как было эпично!


2х15 'Sexy' обещает быть интересным. Холли вернулась, но пока не понятно, хорошо оно или нет.

бета: и её нету.
фандом: glee
автор: маркиз
рейтинг: R
пейринг: Пак/Курт
жанр: флафф, в общем-то.
©: Мёрфи всё
от автора: испытала срочную потребность как-то откомментировать вот эти куртовские метаморфозы.
гоКурт сидел, мрачно уставившись на свою фотографию.
Она его раздражала. Честное слово, как она его раздражала.
Нет, вообще-то он сам себе очень даже нравился – и глаза, и нос, и губы, да и в целом ничего. Ну, уж точно посимпатичней Рейчел. Кто-то мог бы сказать, что их вообще сравнивать нельзя, но Курт бы только фыркнул и вздернул подбородок: симпатичней – значит, симпатичней. И баста.
Но сейчас речь шла немного не о том.
Итак, фотография была сделана около года назад, и на ней был запечатлен сам Курт – он стоял между Мерседес и Тиной, приобнимал их, и был довольный, улыбающийся и счастливый. Всё тип-топ. И из-за чего тут раздражаться?
Причина у Курта была. Очень важная, удручающая и, несомненно, женская.
А началось всё с ерунды.
- Доброе утро. – Блейн душераздирающе зевнул, когда они столкнулись у входа в школу. – Ты как, выспался? – Курт, копающийся в телефоне, кивнул. – А я вот нет. У матери вчера был корпоратив, пришла домой она весьма в кондиции и всю ночь слушала Бетховена. Прямо за стенкой. Я думал – еще чуть-чуть и уйду спать в собачью будку.
Хаммел весело фыркнул, проходя в холл вперед Блейна, который открыл перед ним дверь.
- Ты бы не пошел, даже если бы она слушала Металлику.
- И почему это?
- Ты слишком брезглив для этого.
- Ох, - Андерсон возвел взгляд к потолку. – И это говоришь мне ты. Ты педантичнее и аккуратнее любой знакомой мне девушки. Так что рядом с тобой я и не валялся.
- Приму как комплимент. – засмеялся Курт.
Потом они некоторое время болтали о ерунде – уроки, Уорблерс, новая весенняя коллекция, и прочие приятные мелочи жизни. А потом они подошли к той самой критической теме. Правда, в тот момент Курт еще не знал, что она такая уж критическая, поэтому, ничего не подозревая, продолжал безмятежно улыбаться.
- Хм. А знаешь, - Блейн задумчиво оглядел его. – Ты изменился.
- Что, синяки под глазами? – испуганно моргнул Хаммел.
- Да нет, я не о том. Ты изменился с нашей первой встречи.
Курт заинтересованно наклонил голову набок.
- Надеюсь, в лучшую сторону?
Бедный, несчастный, ничего не подозревающий. Лучше бы и не спрашивал.
- Ну, это не «лучше» или «хуже». Просто изменился. Как будто… позврослел? – Блейн задумчиво потер подбородок. – Раньше ты был таким милым, что больше пятнадцати тебе бы рука не поднялась дать. А сейчас – все семнадцать, если не больше. И выглядишь не мальчиком-зайчиком, а эдаким без пяти минут яппи.
Андерсен и не понимал, что означает это вытянувшееся в удивлении лицо.
Курт чувствовал себя непривлекательным. Морщинистым. Старым, в конце концов.
Из всей речи Блейна, как и любая девушка, он вынес только две вещи: а) он постарел. б) он больше не милашка, как раньше.
Придя домой, он первым делом кинулся к зеркалу, и принялся себя придирчиво рассматривать, пытаясь обнаружить изменения на своем лице. Это заняло около двух с половиной часов, так что когда Курт наконец вышел, у Финна чуть не лопался мочевой пузырь. Пробормотав грустное: ‘Прости, что долго’, парень ушел на кухню, страдать и пить чай для похудения, который приобрел для Элен. Финн шаркал по дому, изредка молча заглядывая на кухню и обеспокоенно качая головой. Спросив один раз: ‘Что-то случилось?’ и напоровшись на сухое: ‘Всё нормально’, он больше не рисковал к нему соваться. Женских истерик бедный парень боялся как огня.
Фотография была снята с полки позже: с каким-то удовольствием мазохиста Курт, сравнивая фото с отражением, выискивал всё больше и больше признаков того, что раньше он действительно был милее. Лицо вытянулось – или это бакенбарды? Может, сбрить их? – ямочка на подбородке почти исчезла, кожа стала сухая, кончики волос стали сечься…
‘Вот и всё. Это конец.’ - мрачно уткнулся в чашку с отвратительным безвкусным чаем Хаммел.
Он стареет.
Он больше не милый.
Скоро Пак его бросит, и уйдет к Сантане, потому что он растолстеет, покроется целлюлитом и будет носить заляпанные кетчупом футболки из секонд-хенда.
А у Мерседес, как назло, занято! И кому теперь жаловаться на свою будущую судьбу?
Как будто услышав его молитвы, сзади раздалось топанье:
- Эй, принцесса, льем слезы? – настороженно спросили от двери кухни.
- Не называй меня «принцессой». Теперь я старый уродливый конюх при дворе. – Курт вздохнул. – И вообще, что ты здесь делаешь?
Пак стоял, замерев на пороге, и вглядываясь в него. Ветровка поверх майки – а на улице холодрыга. Вот дурак, честное слово.
И вот кого-кого, а его сейчас Курту хотелось видеть меньше всего.
Парень никогда не должен видеть тебя некрасивым, с покрасневшими глазами и таким выражением лица, будто тебя побили, или, не дай бог, сожгли гардероб.
- Финн позвонил. Сказал, что после тренировки очень хочет есть, но боится сунуться на кухню, потому что твои несчастные глаза его нервируют. И спросил, не случилось ли у нас чего. – Пак сделал осторожный шаг внутрь. В отличии от Хадсона истерик он не боялся, но попадать конкретно под куртову горячую руку не хотелось. – Я ответил, что нет. Эээ… Я был неправ?
- Прав. – хмуро буркнул Курт. – У нас всё шикарно. Можешь идти.
Ноа, поняв, что смертью храбрых пасть не придется, осмелел и обошел стол, останавливаясь рядом с Хаммелом.
- Детка, что с тобой?
- Я, кажется, сказал: всё хорошо.
- Ну да. – хмыкнул он. – Это «всё хорошо» отлично видно на твоем лице.
На его лице? Видно?
‘Вот! – внутренне взвыл Курт. – Я стал таким страшным, что даже он, который обычно не видит дальше собственного носа, заметил! ’
Парень с раздражением отпихнул чашку и скрестил руки на груди.
- И, кстати, почему ты пялишься на свою фотографию?
- Хочу и ‘пялюсь’. – огрызнулся Курт.
Пак несколько раз моргнул. Потом, недолго думая, подвинул себе стул, и плюхнулся на него, придвинувшись почти вплотную к Курту. Тот попытался отстранится, но Ноа только схватил его за локоть.
- Рассказывай. – вздохнул он.
- Что рассказывать? Ты на оба уха оглох? Я же говорил тебе: футбол плохо влияет на твои умственные способности! Еще пара ударов по голове, и тебя будут кормить с ложечки и вытирать рот слюнявчиком! – почти захныкал Курт, пытаясь вырваться из крепкой хватки Пакермана.
- Тогда можешь идти за ложкой и слюнявчиком, я не возражаю. – отрезал Ноа, придвигая Курт к себе еще ближе, и проскальзывая второй рукой ему на талию – впрочем, не обнять, а удержать. – А теперь расскажи, что у тебя случилось, или я не приду на ваш воскресный обед, как обещал.
Курт округлил глаза: это было ударом ниже пояса.
Но, учитывая то, что Пак был в разы его сильнее, теперь от него было никуда не деться. Поэтому и выбора-то не оставалось.
- В общем… - он закатил глаза. – Мы сегодня болтали с Блейном. И он сказал, что я больше не милый, как раньше. И выгляжу старым.
- Так и сказал?
- Ну, нет, конечно, не так: он сказал, что если раньше мне было на вид около пятнадцати, то сейчас все двадцать! – в голосе Курта заиграли трагические нотки. – Да какая разница! Старый есть старый! Представляешь, как я буду выглядеть через год? А через дв…
Пакерман заржал.
Курт не поверил своим ушам.
Этот предатель, Брут, - козёл, в конце-концов! – смеет смеяться над его бедой?
- Бесчувственная скотина! - он пнул его коленом. – Отвяжись от меня, Пакерман, в тебе душевной тонкости, как в куске железа!
Было даже как-то обидно. Хотя, с другой стороны – чего он от него ждал? Пакерман – отнюдь не Мерседес.
- Детка, - отсмеявшись, доверительным тоном поведал ему тот. – Ты неподражаем.
- Слово-то откуда такое в твоем словарном запасе? – подозрительно осведомился Курт, впрочем, уже не делая попыток вырваться: и рука Ноа обосновалась у него на талии намного более твердо.
- Не обращай внимание на всяких кудрявых придурков, ок? Хочешь, я с ним разберусь?
- Во-первых, Блейн может и кудрявый, но не придурок. И он мой друг, ок? – передразнивая Пакермана, нахмурился Курт. – И не надо ни с кем разбираться. Или ты еще раз хочешь подтвердить, что гора мускулов заменяет тебе серое вещество?
На подначку Пак отвечать не стал.
Курт всегда реагировал болезненно, когда он неосторожным словом проезжался по этому… пф-ф-ф, ‘Блейну’, который ‘друг’ (на что Ноа очень надеялся, иначе ему все-таки придется воспользоваться мускулами, а не серым веществом), или по их реально отвратным пиджакам, или… В общем, Курт реагировал болезненно довольно на многое. Шаг за шагом – аккуратным, осторожным и очень, очень медленным – Пак учился сначала думать, потом говорить. То, что раньше он привык жить по принципу ‘что на уме, то и на языке’, очень осложняло им жизнь в первое время отношений. Курт злился, по-девчачьи обижался, Пак психовал, и много раз решал бросить 'эти пидорские эксперименты'.
Потом долго ныло в груди. Становилось отвратно. Он сидел на уроках, мрачно уставившись в одну точку, и пинал школьных лузеров больше обычного.
Его это бесило.
Раздражало.
Выводило из себя.
Он шел на какую-нибудь вечеринку, напивался, трахал первую подвернувшуюся под руку чирлидершу, а потом долго лежал и смотрел в потолок. Вопрос, который он задавал себе в этот момент, был одним и тем же каждый раз, когда случалась подобная фигня: ‘За хера терпеть, если больно?’. И потом он ехал к дому Хаммелов, пел у Курта под окном невнятные песни, трезвел от ведра воды, вылитого на голову, и прощался.
Со временем стало лучше.
Курт начинал понимать, где обойти резкость Пакермана, где сделать вид, что не заметил. Ноа учился подбирать слова и приходить мириться первым.
- Окей, окей, принцесса. Как хотите. – ухмыльнулся он.
- Глупый! Господи! Всё это не меняет того, что я постарел!
А еще Курт был мнительным. И зацикленным. И впечатлительным.
И вот всё это – всё вместе и по отдельности – Паку нравилось в нём до безумия.
- И я больше не милый! И не привлекательный! Раньше был, а сейчас – нет! И я выгляжу за двадцать!
Пакерман закатил глаза.
Сначала он хотел спросить: ‘Что за чушь ты несешь?’ или ‘В каком месте тебе за двадцать?’. Потом, глядя на расстроенное лицо бойфренда, бормочущего что-то там о креме от морщин, подумал, что, возможно, стоит сказать мягче. Например, ‘Это не так’ или ‘Что ты, ты молодо выглядишь’. Потом подумал, что Курт, с его… черт, скеп… скептицизмом? Скептизмом? Скепсисом? Как там произносится это тупое слово? В общем, Курта это не убедит. Да и звучит это все глупо, слащаво, не по-паковски.
И вообще – не лучше ли обойтись без слов?
И Пак его просто целует, заставляя Курта на время оставить свое бормотание. Он притягивает его к себе, берет пальцами за подбородок – о чем бы там не ворчал Хаммел, Ноа-то знает, что ему нравятся все эти собственнические жесты – и надавливает языком на губы. Курт слабо сопротивляется, но потом сдается, впуская чужой язык хозяйничать в его рту.
Курт считает секретом то, что он совершенно не умеет сопротивляться Паку. Но так считает только он.
Пак считает, что он Хозяин В Доме – и никогда не замечает, когда Хаммел им умело манипулирует.
Они тяжело дышут, оторвавшись от друг друга, и Пак, не долго думая, закидывает ноги Курта к себе на колени. У Хаммела заливаются детским румянцем скулы – но он все равно задирает подбородок, сохраняя высокомерный вид.
- Это было не честно.
Ноа проводит пальцами ему по шее – парень вздрагивает, но подбородок задирает еще выше.
Ноа ухмыляется.
- Ты чертовски милый. – отвечает он невпопад. – Детка.
- Уже набил оскомину своей «деткой». – огрызается Хаммел, когда Пак прижимается губами к его шее. Тот даже не вникает, что он там и кому набил – всё же, филологические изыски уж точно не по его части. А вот Курт – по его. И только по его. Пак медленно, наслаждаясь самим процессом, выправляет его рубашку из штанов, и засовывает под неё руки. Пробегается пальцами вдоль позвоночника, обводит лопатки, гладит бока.
Он с мороза, а Курт – теплый.
Это приятно.
С Куртом всегда приятно.
Курт с трудом втягивает в себя воздух, пока Пак вылизывает его шею. Потом Ноа возвращается к губам, кусая, зализывая, гладя его язык своим.
Хаммел прикрывает глаза.
С Паком всегда головокружительно.
- Ты пиздец милый. – отрываясь от него, хрипло и твердо произносит Пак. Курт чувствует, как кровь приливает к щекам с новой силой. Они вместе несколько месяцев, но, черт возьми, этот парень будто специально заставляет его краснеть! – И невъебенно, невъебенно привлекательный. Ты просто… блядь, - выдыхает он, снова нетерпеливо целуя. – Ты просто мозги мне выносишь, Хаммел.
Он переводит дыхание, не прекращая гладить Курта по спине.
- Как самая вкусная вафля.
Курт встречается с ним взглядом. И улыбается:
- Я лучше.
А потом от дверей кухни раздается робкое, полузадушенное ‘кхем-кхем’.
Пак и Курт синхронно поворачиваются.
- Ребят, - Финн смотрит на них страшно-жалобными глазами. – Я конечно, всё понимаю, но… можно мне пожрать, а? Я чуть-чуть. Пожалуйста.
фандом: dgrayman
бета: Meio Dia (с 3-ей главы)
рейтинг: PG-15 по ходу повествования, NC-17 планируется.
пейринг: еще не определились
жанр: приключения, романс, детектив
©: Персонажей – Хошино, Нью-Йорк – Америке, а буквы – Кириллу и Мефодию.
ахтунг: АУ - действо происходит в США, Нью-Йорке 2007 года. Без ЧО, чистой силы и Ордена. Совсем. ООС персонажей – по авторскому желанию (и видению); слэш; сцены насилия.
саммари:
New York,
Concrete jungle where dreams are made of,
There's nothing you can't do,
Now you're in New York! ©
Аллен Уолкер считает себя обычным школьником из Бруклина, ходит в школу, на вечеринки к друзьям и меняет подработку, что бы платить за квартиру. Но никого не волнует, что там Аллен Уолкер считает или думает: в особенности нью-йоркскую мафию. Подозрительные рыжие типы, мрачные азиаты, милые девочки с хвостиками - и торговля оружием, распространение наркотиков, разборки Национального Криминального Синдиката (как звучит, а?) полиция, погони и перестрелки. И вряд ли кого-то колышет, что Аллену Уолкеру хочется спокойной жизни. Да и хочется ли ему?...
от автора: нет, он не заброшен. даже не надейтесь. просто мы взяли перерыв

Глава 6
Глава 6.
It's a very special knowledge that you've got, my friend
You can travel anywhere with anyone you care
It's a very special knowledge that you've got, my friend
You can walk around in New York
While you sleep in Penge
[q] David Bowie
На самом деле, он уже давно отвык от того, что по утрам здесь могут звучать детские голоса. Казалось бы – всего несколько лет прошло, но и за это время успела появиться привычка прислушиваться к тишине в пустом доме.
- Мама, я нашел мяч!
- Не кричи, я прекрасно тебя слышу. Не трогай его.
- Ээ? Почему?
- Потому что это чужой мяч.
- Но стари… мистер Тидолл уже старый. Вряд ли он будет играть в мяч!
- Во-первых, не старый, а взрослый. А во-вторых, положи вещь на место и иди умываться.
- Ну-у-у…
Фрой спустился по лестнице и пошел на голоса – на кухню. На голоса и на запах. Кажется, случилось невероятное: кто-то, кроме него, готовил в этом доме. Прямо на его кухне. Сейчас.
- О, ты уже проснулся. Доброе утро.
… И это была Клауд. Последняя женщина на земле, которую он ожидал увидеть за плитой, в его переднике в горошек, с забранными в хвост волосами и кусочком яичной скорлупы на щеке.
Увидев Четырех Всадников Апокалипсиса, Фрой удивился бы не так сильно.
- Это неожиданно, – признался он, обходя заляпанный мукой и чем-то вязким стол и останавливаясь рядом с Найн. Та сдула с лица мешающую прядь волос и ответила ему недоуменным взглядом.
- Что именно?
- Ты. И готовка.
Воспоминания о том, как было раньше – и что стало сейчас.
Все течет, все меняется.
Нью-Йорк, 18 января 1993 года
В баре «Велоче» было непривычно тихо. Длинное узкое помещение, набитое разнокалиберным сбродом, обычно беснующимся и шумящим, но молчавшим сейчас, было погружено в приятную полутьму, в которой бегали настороженные шепотки. Освещена была только барная стойка, тянущаяся вдоль всего помещения. Свет в плафонах едва заметно мерцал, усугубляя царящий полумрак.
Возле одного конца стойки мужчина шумно и истерически всхлипнул, давясь собственной кровью.
- Водки. Двести грамм, - стоявшая рядом девушка пренебрежительно бросила на стойку пару купюр. Бармен, пожилой негр, поспешил выполнить заказ, хотя при других обстоятельствах он бы вызвал охрану. Обычно в «Велоче» не обслуживали несовершеннолетних. Обычно.
Но не сейчас.
Когда рюмка была опрокинута, девушка облизнулась и с легкой полуулыбкой повернулась к скорчившемуся на полу человеку.
Она была красива – тонкая, изящная блондинка в открытом красном платье. На вид лет восемнадцать. В её движениях была некоторая угловатость и резкость, но это казалось естественным.
А тех, кого что-то не устраивало, приструняли маузеры К-96 в обеих её руках.
- Итак, продолжим, - носки её кожаных сапог остановились в паре дюймов от лица мужчины. Тот приподнялся на локте и попытался отползти, но тут же направленное на него дуло пистолета намекнуло, что лучше бы ему не делать глупостей. - Мне кажется, ты бы не хотел осложнять себе и нам жизнь, не так ли? - девушка скривилась. - Поэтому лучше тебе ответить по доброй воле. Где деньги?
- Добровольно? - прохрипел мужчина, вытирая и так уже набухшим от крови рукавом разбитые губы. - Это называется добровольно?
- Ты сам виноват, приятель, - пожал плечами другой мужчина, стоящий тут же. Он отбросил лезущие в лицо красно-рыжие длинные волосы и отпил из бокала с вином. Его поза и все его поведение говорили о том, что он искренне наслаждается ситуацией. - Мы спрашивали по-хорошему, в самом начале.
- Идите к черту... Ничего я вам не ска... - мужчина взвыл, когда каблук блондинки с силой опустился на его пальцы.
- Клауд, не перестарайся, - красноволосый франт сделал еще один глоток и подмигнул ей. - Ты знаешь, как нашему пацифисту Фрою это не по душе.
И кивнул головой в сторону четвертого участника разворачивающегося действа – мужчину лет тридцати, небритого и, видимо, давно не стригшегося – пепельно-русые кудрявые пряди почти касались очков. Тот не обратил на слова никакого внимания, что-то рисуя ручкой на салфетке.
Клауд закатила глаза. Она была самой младшей среди них троих, но это не уменьшало её самоуверенности.
- Нам нужна информация, Мариан. А эта собака не хочет говорить.
- Ты слишком напориста, детка, - Мариан отставил бокал в сторону и похрустел суставами пальцев. - Поджарь его на медленном огне.
Она беззлобно огрызнулась:
- Не учи меня делать мое дело, Кросс. И кстати, я отвратительно готовлю, так что если он немного подгорит... - она брезгливо ткнула лежащего сапогом в грудь, когда он полез во внутренний карман. Потом пнула сильнее, и пинок пришелся по запястью. Миниатюрный пистолет, только что вытащенный из кармана пиджака, отлетел на кафельные плитки, в ноги посетителям. Первые ряды отшатнулись, будто в их сторону бросили бомбу. - ... ко мне никаких претензий. Итак, Лерой, ты хочешь, чтобы я развязала тебе язык?
- Ноевские шавки, - прошипел тот. На этот раз удар сапогом пришелся в челюсть. Послышался хруст. Лерой застонал.
- Нехорошо так говорить, - Кросс подошел к мужчине, присел на корточки и закурил. Когда Лерой наконец прекратил выкашливать кровь и поднял на него злой, отчаянный взгляд, Мариан выпустил ему в лицо струю дыма. Тот закашлялся снова. - Если хочешь проводить сравнения, то можно было бы сказать... Мм... Фрой, как бы звучало поэтично?
Мужчина у стойки на секунду замер с ручкой в руках, потом задумчиво поскреб подбородок.
- Ноевы гончие?
- Ну скажи еще «адские гончие», - фыркнула Клауд.
В этот момент пейджер на ремне Фроя издал противную пиликающую трель. Тидолл снял его с пояса и пробежался глазами по темно-зеленому экрану. Потом вздохнул.
- Со Второй авеню сюда едет вереница полицейских автомобилей. Надо уходить.
Толпа посетителей испуганно и одновременно облегченно всколыхнулась. Они здесь были заперты не по своей воле и наблюдали за происходящим без права выбора. С самого начала эта троица пояснила, что никого не собирается трогать, кроме неприметного господина в деловом костюме, который уже полчаса корчился на полу в собственной крови.
- Копы, - Клауд попыталась сделать вид, что её это мало волнует. Но пальцы её сильнее сжали пистолеты, а сама она повернулась в сторону Кросса, который поднялся на ноги. - Что будем делать?
- Уходить через 11-ую улицу, - Мариан сделал большую затяжку. - Передай послание этому ублюдку Гамбино. Я уверен, что наш друг не станет давать полиции показания, верно?
Кросс ухмыльнулся, а Лерой злобно сжал кулаки. Но тот был прав – Федерико Гамбино не терпел, когда полиция лезла в его дела. А кража полутора миллионов долларов у Ноев – это, несомненно, его дело.
Ноевы псы знали, на кого давить.
- Ну что ж, - Клауд прицелилась одним из маузеров. - Сколько у нас времени?
- Мы заблокировали центральный вход. Окон нет, а дверь железная. Значит... - Фрой постучал ручкой о стойку, - ... около пяти минут.
- Успеем. Итак, Лерой, ты уверен, что не хочешь сказать нам, где деньги?
- Меня убьют, - побелевшими губами едва слышно ответил он, глядя в дуло пистолета. Он понимал, что теперь псы не забавляются с ним, а настроены на ответ.
- Если не они, то мы.
- Я ничего не скажу.
- Подумай, - посоветовал Мариан, туша сигарету.
- Нет. Нет!
Клауд наклонилась, и ствол её маузера оказался у Лероя во рту – тот как раз собирался еще что-то сказать. Его глаза округлились.
«Передать послание». Один из жестоких обычаев мафии: простреленный затылок помощника – самый распространенный способ передать привет заклятому приятелю.
- Три минуты, - предупредил Фрой, слезая с барного табурета и крепя глушитель к своему пистолету.
- Окей.
Полуулыбка девушки переросла в угрожающую ухмылку. Клауд наклонилась ближе к лицу застывшего от страха Лероя и шепнула:
- Пока-пока.
В гнетущей тишине бара выстрел прозвучал оглушительно.
Она вздохнула.
- На самом деле я нечасто готовлю – работа, понимаешь. Только по выходным.
- А разве в твоей работе есть выходные? – Фрой рассеянно ополоснул тряпку и принялся протирать стол. Женщина недовольно поджала губы – но она знала, что он был прав. В её работе действительно не было выходных, а также отпусков, премий и фиксированной зарплаты. Она зарабатывала то, что вырывала из пасти… конкурентов. Если их можно было назвать так.
- Ты знаешь, о чем я. В общем, обычно для Тима готовила гувернантка.
Из гостиной донесся какой-то треск, будто что-то переломили пополам. Потом детский возглас «Ой!» и шум возни.
- Какой активный ребенок, – улыбнулся Тидолл, стряхивая кукурузную крупу с тряпки в ведро.
- Его активность выходит мне боком.
- Он напоминает мне кое-кого в детстве.
- И кого же?
- Моего сына, – в изумленной тишине Фрой взял щепотку муки, пробуя её на языке. – Добавь еще одну ложку сахара, прежде чем смешать с медом.
- Ты… У тебя есть сын? – Клауд на секунду замерла на месте, потом на автомате выполнила совет. – У тебя действительно есть сын?
- А что тебя так удивило?
- Нет, просто… И где он? – женщина обвела комнату выразительным взглядом. – Если бы в доме был ребенок, думаю, я бы его заметила.
- О, они оба живут отдельно. Слишком взрослые, чтобы жить со стариком отцом.
- Так их еще и двое?
- Да, два мальчика. Думаю, ты еще познакомишься с ними. И пожалуйста, прежде чем браться за духовку, вытри руки – они все в меде и муке.
- Ну и ну, - фыркнула Найн, обтирая ладони о фартук. – Ты отец-одиночка?
- Как видишь, – Фрой помог ей поставить противень. Видя, каким привычным действием для него это было, Клауд поняла, что вот ему-то приходилось готовить. И часто. Иначе откуда мужчине знать, сколько сахара должно быть в маффинах*?
- Что ж, - улыбнулась Клауд, споласкивая руки. – Буду с нетерпением ждать знакомства.
Когда они наконец сели за стол, воцарилась неловкая тишина: Клауд привыкла перекусывать на работе, Тимоти – в обществе няни, а Фрой обычно завтракал в одиночестве или иногда, по выходным, с соседями.
Тимоти взял один маффин и, намазав его вареньем, с опасением, явно читающимся на лице, откусил. Пожевал, проглотил и выдал:
- Est bon!*
- Что, все так плохо? – недоуменно моргнул Тидолл, не знающий французского, и тоже потянулся за булкой. Клауд последовала их примеру.
- Нет, вполне, – Тимоти откусил кусок повнушительнее. – А что, в Америке все едят такое на завтрак? Мама говорит, от хлеба толстеют. Значит, здесь живут одни толстяки? Но вы нормальный. И водитель был худой. И в аэропорту…
- Нет-нет, - успокоил его мужчина, намазывая маффин маслом. – В следующий раз мы приготовим что-нибудь другое.
- Посмотрю я на твою стряпню, – улыбнулась Клауд.
- Ну, конечно, круассаны я готовить не умею…
- Ты однобоко думаешь о Франции. Круассаны – самое простое, что французы могут тебе предложить.
- Зато у меня превосходно выходят блинчики с сиропом.
Они засмеялись.
Это было все так… непривычно. Их разговоры, настроение, атмосфера – все так разительно отличалось от того, с чем были связаны их воспоминания друг о друге. Клауд могла предположить, что в доме Тидолла мог оказаться склад оружия, а не то, что в этом доме он вырастил двух сыновей. Фрой мог гадать, сколько людей Найн могла перестрелять за утро, а не сколько блюд она может приготовить.
И сейчас, сидя на залитой утренним солнцем кухне, они понимали – за эти двенадцать лет изменилось очень многое. Вместо штаб-квартир на окраине города, где, бывало, приходилось встречать утро с похмельной головой, – уютный коттедж. Вместо мыслей о том, за сколько Старый Дак продаст партию оружия, – мысли о необходимости съездить за продуктами, заправить машину, поменять стиральную машину. Вместо трущоб Нью-Йорка – его благоустроенный пригород, а вместо обмена информацией по текущим авантюрам – непринужденный, но чуть неловкий разговор.
- Кстати, - когда через полчаса Тимоти убежал во двор и они остались за столом вдвоем, начала Клауд. – Я хотела попросить тебя приютить нас примерно на неделю.
Фрой открыл было рот, чтобы что-то сказать, но женщина продолжила:
- Я понимаю, что мать с ребенком – не самые желанные гости, и будь я одна, я бы сняла номер в отеле, но с Тимоти… - она тяжело вздохнула. – В общем, если тебе несложно, пока я не подыщу квартиру…
- Мне казалось, - Фрой задумчиво постучал ложкой о край чашки с зеленым чаем. Глаз на Клауд он не поднимал, – что Тимоти нравится здесь.
- Да, – она пожала плечами. – У нас во Франции был загородный дом, и он нравился Тиму намного больше, чем квартира в Париже, где мы жили. Если бы кто-нибудь здесь продавал дом… Возможно, стоит поискать…
- К чему? – Тидолл отпил из чашки. – Вы можете остаться здесь.
- Я бы… Что? – Найн осеклась. Её наращенные ногти прекратили отбивать ритм по столу, а взгляд стал растерянным. – Ты предлагаешь нам… остаться здесь?
- Если тебя не смущает присутствие старого приятеля, я был бы рад.
- Фрой, - проникновенно сказала она, – ты не хочешь жить с нами в одном доме, поверь мне.
- И почему же? – полюбопытствовал он, улыбнувшись.
- Ты знаешь Тима первый день. А я его родила. Это самый неугомонный ребенок, который только может быть. Он постоянно ворчит, и дай ему что-нибудь в руки – он это разобьет. Со мной еще хуже – я трудоголик и поднимаюсь ни свет ни заря. Пока я разыщу, что мне надеть, я перебужу весь дом.
Тидолл только улыбался.
Да, прошло двенадцать лет, но эту улыбку Клауд всё еще помнила – она означала, что его нельзя переубедить.
Он улыбался и согласно кивал, признавая за ней право на недостатки.
И через некоторое время она сдалась.
- Ладно, – она покачала головой. – Только потом не говори, что я тебя не предупреждала.
Он не скажет – даже если убедится в её словах.
- Вот и чудесно! – радостно улыбнулся Тидолл, убирая со стола. – Думаю, мы…
С улицы раздался звук крушения – как если бы «Титаник» внезапно решил утонуть еще раз, на заднем дворе Фроя.
Причину угадать было несложно.
- Тимоти!!
- Бе-е-ез паники, господа, только без паники! – подняв указательный палец вверх, назидательно сказала Роад. – Он всегда опаздывает. Именно поэтому я назначила встречу на час раньше, чем собиралась.
- Да никто и не паникует, – зевнул Вайзли. Он развалился на стуле, вытянув ноги, и теперь с легкой насмешкой взирал на Роад снизу вверх. – Только вот сегодня он не объявился в школе, и ты не можешь до него дозвониться. Так что…
- Он обещал, – с очаровательной улыбкой перебила его Камелот. – А раз Аллен обещал, значит, придет.
Вайзли пожал плечами. Будет он еще с ней спорить – с тем же успехом можно пытаться переспорить стенку.
Так что, совет от Вайзли Камелота номер один: начинай спор с Роад Камелот, если попытки суицида посредством прыжка под несущийся поезд или принятия мышьяка оказались бесполезны. В таком случае спор с Роад – верное средство покончить с собой. Хотя, конечно, поезд и яд – куда менее долго и мучительно.
- Понял, понял.
- Кажется, ты до сих пор сомневаешься в моих словах, Вайзли.
- Нет, что ты. Как можно, – невыразительно пробормотал юноша, демонстративно проверяя состояние своих ногтей.
- А вот я уверена в обратном.
- Тивак, скажи ей, что я невинен и напрасно очернен.
Роад и Вайзли одновременно повернули головы в сторону хрупкой, похожей на куколку длинноволосой девочки в потертой клетчатой юбке и белой блузке. Тивак оторвалась от книги, посмотрела на них так, как умела только она – с эдаким нечитаемым выражением, и вернулась обратно к Майн Риду, которого они проходили по школьной программе.
- Это был взгляд в мою поддержку, – успел вставить Вайзли, когда Роад уже открыла рот, чтобы сказать то же самое.
И в этот напряженный момент, когда девушка поджала губы и прищурила глаза – что всегда недобро заканчивалось, раздался громкий голос:
- Ребята! Я опоздал!
- Да мы, знаешь ли, заметили, – уже по привычке сострил Вайзли, когда Аллен добежал до них и оперся руками на стол, восстанавливая дыхание.
- Вот видишь! – хлопнула в ладоши Роад, и вся напряженность улетучилась. Все снова довольны и счастливы. – Он все же пришел!
Она бросилась Уолкеру на шею, и тот обнял её в ответ. Вайзли фыркнул и отвернулся.
Совет от Вайзли Камелота номер два: никогда не отрывай Роад от общения с Алленом. Вряд ли тебе понравятся ощущения, если отвлечешь Уолкера от неё. И конечно, никто не сможет найти твой труп, если попробуешь забрать его у Роад. В любом смысле, что подразумевает под собой эта фраза.
- Долго ждали? – извинительно улыбнулся Аллен. Роад, не опуская рук, обвившихся вокруг его шеи, ласково улыбнулась в ответ.
- Нет. Совсем-совсем недолго.
- Ты же врешь мне? – прищурился Уолкер, но засмеялся.
- Что ты. Как можно, – повторяя фразу Вайзли, ответила Роад и усмехнулась, когда услышала возмущенное фырканье за своей спиной.
Продолжая болтать – обо всем и ни о чем, они рассаживались за столиком уличного кафе. Роад, естественно, села поближе к Аллену. Вайзли и не хотел бы этого замечать, но, к сожалению, он обладал цепким умом и внимательностью – так сказал он себе, опуская глаза. Его всегдашнее остроумие сейчас решило взять перерыв.
Тивак, единственная, кто вообще не принимала участия в разговоре, бросила на него быстрый взгляд и тут же снова уткнулась в книгу. И несмотря на свои «цепкий ум и внимательность», Вайзли не заметил этого.
- А почему тебя сегодня не было в школе, Ал? – поинтересовался он, подперев щеку рукой и лениво разглядывая приятеля. Тот засмеялся, но, кажется, ему стало неуютно.
- Я проспал.
- И чем это ты ночью занимаешься, что просыпаешь школу уже с… - Вайзли ухмыльнулся, – с понедельника?
- Я… - Уолкер перевел взгляд с лица собеседника на свои руки, лежащие на столе, и обратно. - … Не высыпаюсь. Знаешь, бессонница замучила в последнее время.
- Да что ты? Ясно. А может, у бессонницы и имя есть?
- Ч… Что ты имеешь в виду, Вайз? – Аллен приподнял брови, изобразив изумление. Вайзли подмигнул ему, и они оба рассмеялись. – Я сделаю вид, что не понимаю твои грязные намеки.
В этот момент Роад посетила какая-то мысль – девушка дернула Уолкера за белые пряди, привалилась к его плечу и спросила, заговорщицки понижая голос:
- Да, кстати, А-аллен. Чем закончилась твоя встреча с Тики? Ты так и не рассказал!
Вайзли удивленно моргнул и посмотрел на Роад. А Аллен почему-то покраснел.
Ал знаком с Микком?
- Я же не для того вас знакомила, чтобы оставаться в неведении!
Вайзли неверяще покачал головой.
Чудесно, просто чудесно, Роад. Ты их познакомила? Есть ли еще что-то, о чем я не знаю?
Отлично! Может, еще и в Нои его посвятишь? В братья себе запишешь?
О чем ты думала? В конце концов, если Шэрил узнает, то с меня три шкуры спустит, а не с тебя!
У подошедшего официанта юноша заказал сок – он бы заказал коньяк, но побоялся, что его неправильно поймут. Еще четыре года до совершеннолетия, как ни как.
А еще он пожалел о том, что не курит.
Конечно, Ал свой. Свой с того самого случая, который одноклассники Роад не очень любят вспоминать. Но он свой в школе, среди контрольных по алгебре, тайно выпитых от родителей бутылок пива, первых свиданий и первых серьезных драк.
Зачем же ты, Роад, втягиваешь его в проблемы, которые его не касаются?
Потому что Тики Микк – это проблемы. Большие проблемы. Определенно.
Суета, толпа, нужно куда-то спешить, нужно что-то делать, торопиться, бежать, бежать.
Угрюмые лица, нервные монологи длиной с «Одиссею» в телефонные трубки, сосредоточенные взгляды.
Улыбки, торопливая речь, поцелуи, грубость, извинения.
Нерешительность.
Где же застраховаться – в «State Farm» или в «New York Life»? В каком салоне сделать стрижку? С кем пойти на свидание? С Эриком? С Маркусом? А может, с Энди?
И среди всего этого: ложь, ложь, ложь.
Муравейник.
До чего же скучно.
Я предпочитаю удовольствия.
Впрочем, сейчас это неважно. Важнее то, где же я оставил машину?..
- Простите, мистер, – какой-то угрюмый тип ловит за рукав пиджака, чем заставляет меня поморщиться. Аккуратнее, это же Prada. – Вы не подскажете, где здесь Музей Современного Искусства?
- Нет, прошу прощения, – растягиваю губы в очаровательной улыбке. Давай же, поведись на неё. – Ничем не могу помочь. Я не местный.
- О. Ну, ничего. Всё равно спасибо.
- Всего хорошего.
В ту же секунду, как он поворачивается ко мне спиной, я уже забываю о нем. Хотя, конечно, короткое воспоминание о том, что здание Музея – это прямо по улице и налево, один раз пронеслось у меня в голове.
Но где же эта чертова тачка? Точно помню, вчера оставил её у какой-то галереи на Сохо*. Додумался, конечно, – этих галерей там как грибов после дождя, теперь что, слоняться по улицам?
Вздыхаю и ищу в кармане пиджака сигареты. Что удивительно – не нахожу.
Да что же сегодня такое?
Без машины и сигарет мир, шикарный Бродвей и богемный Сохо ссыхаются и выцветают у меня в воображении, оставляя лишь недовольство и никотиновую ломку, грызущую суставы. Человек – забавное существо: живет в нищете, выпрашивает себе поблажки, привыкает к ним быстро, а когда лишается их, сразу предъявляет претензии к Богу.
Осознание собственной природы немного примиряет меня с ситуацией. Или, возможно, не осознание, а портмоне в кармане и несколько хрустящих зеленых Бенджаминов Франклинов в нем.
Теперь можно купить сигарет, а потом уже думать, как искать машину в этом лабиринте.
Выискиваю взглядом первую попавшуюся лавочку и перечисляю молоденькой продавщице всё, что мне нужно сейчас для счастья. Всё – и «The NY Times», пожалуйста.
Свежая типография всегда вкусно пахнет, что бы кто ни говорил. Старая привычка с детства – открывая новую книгу или газету, втянуть запах свежей краски.
Именно за этим действом, когда я, уткнувшись носом в газету, отворачиваюсь от прилавка, меня и застает улыбающийся взгляд зеленых глаз, прикрытых рыжими прядями.
- …Лави?
Тимоти гонял по заднему двору мяч, который ему все-таки разрешили взять. «Всё-таки» – это значит, что Фрой удивленно ответил: «Конечно, а почему нет?», а мама еще полчаса сомневалась, можно ли дать её ребенку что-то, чем можно разбить окно.
Победила мужская половина населения.
Поэтому юный Найн пытался в одиночку играть в футбол, забивая мяч в ворота, стоящие около гаража.
Он не скучал. В конце концов, большую часть своего времени он всегда играл в одиночестве.
Звонок в дверь раздался именно тогда, когда Тидолл только поднял огромную, тяжелую коробку. «Гантели у неё там, что ли?» - с удивлением подумал Фрой. Просто он еще не знал, сколько места может занимать женская одежда, и сколько она может весить, если её хорошо утрамбовать.
- Мне открыть? – спросила Клауд снизу.
- Да, пожалуйста.
Женщина перехватила сумку с вещами сына, которую тоже надо было перенести наверх, и открыла дверь, встречая нежданного гостя вопросительным взглядом.
- Э-э-э… - протянул гость. – А вы кто?
- Аналогичный вопрос, – нахмурилась Клауд.
Незнакомец был молод, невысок, по-спортивному одет, а еще у него были выбиты татуировки – прямо под глазами. Какой ужас.
- Но я первый спросил, – настаивал он.
- Но это вы звоните в частную собственность, а не я.
- Да. В свою частную собственность.
- В вашу?
- Ну, что-то типа того.
- Кто там, Клауд? – раздался из глубины дома голос Фроя, а потом послышались шаги по лестнице.
- Молодой человек. Он утверждает, что…
- Это я, папаш.
- Дэйся? – Тидолл появился на пороге рядом с Клауд. – Ты разве сегодня должен был заехать?
- Нет, – юноша улыбнулся. – Но у меня выходной. И вообще, ты что, не рад меня видеть?
- О Господи, рад, конечно. Проходи.
Дэйся ввалился в прихожую и принялся стаскивать обувь, недоуменно оглядывая стоящие в коридоре чемоданы и коробки. Клауд отметила, что он еще и жутко худой, даже костлявый.
- Фрой… - повернулась к нему она, но Тидолл её перебил.
- Давайте я вас представлю. Клауд – это мой сын Дэйся. Дэйся – это моя старая подруга. Она переехала сюда с сыном из Франции и будет жить здесь.
- Даже так, – присвистнул Барри. Глядя на него, у женщины почему-то зачесались руки пригладить его взлохмаченные волосы. – Ну что ж, рад знакомству, Клауд.
А еще он был до ужаса фамильярным.
Но это было даже забавно – во всяком случае, Найн не испытывала раздражения, когда слышала, как этот желторотый юнец обращался к ней так запросто.
Они прошли в гостиную, и, пока Фрой ушел затащить еще пару коробок, женщина провела небольшой допрос с пристрастием: где сейчас живет, где учится, кем работает, сколько лет и все в том же духе.
Юноша оказался неученым, зато работающим. Ему было всего девятнадцать лет.
Ответ её удивил. Если этому пареньку действительно было девятнадцать, то она должна была знать о нем – в то время, до её отъезда, они с Фроем почти ничего не скрывали друг от друга.
- Мы с Юу не родные дети, – посмеиваясь над её озадаченностью, ответил на невысказанный вопрос Барри. – Моя мама умерла, когда мне было десять.
Вот оно что.
- Мне… высказать сожаление? – наконец поинтересовалась Найн, задумчиво поигрывая браслетом на руке. – Но ты не похож на человека, у которого было несчастное детство.
- Я тоже так думаю, – хмыкнул парень.
- Тебе было хорошо у Фроя?
- Конечно. Если вы хорошо знаете папашу, то понимаете, что ребенку не может быть у него плохо. Он… слишком любит людей.
- И вас, приемных детей, тоже? – это отнюдь не было шпилькой. И хорошо, что Барри уловил серьезность её тона и понял.
- А какая разница – приемный или нет? – он пожал плечами. – Он воспитывал меня как собственного сына, так что лично для меня – никакой. Жаль, - Дэйся отвел взгляд, - что некоторые не хотят этого понимать.
Клауд улыбнулась уголками губ, смотря на столь откровенного перед чужой женщиной мальчишку. Ребенка до сих пор, если по сути. Таким, подумала она, его вырастил Фрой – откровенным и искренним. Интересно, каков второй мальчик?
В этот момент со стороны двери на задний двор послышался звук разбившегося стекла. Клауд поджала губы. А что она говорила?
Конечно же, это был Тимоти. Он разбил окно в гараже. При появлении на лужайке матери мальчишка принял вид побитого щенка, страдающего комплексом вины. Стоило же ей только отвернуться – он с интересом уставился на вышедшего на шум Дэйсю.
Через двадцать минут они оба уже гоняли по двору мяч: Дэйся учил мальчика играть в футбол, шутил, показывал разные приемы и весело, заразительно смеялся.
В тот день Тимоти впервые ощутил, что веселиться с кем-то – намного лучше, чем играть в одиночестве.
- ... Лави?
И в тот же момент понимаю, что это не он.
Рыжеволосый, с нахальной улыбочкой и веселым взглядом темно-зеленых глаз – похож, очень похож, но не он.
- Простите? - неловко спрашивает парнишка. Он моложе, чем Лави: лет пятнадцать-шестнадцать. Ниже, без повязки и...
Я улыбаюсь.
... И конечно, Лави бы никогда не надел поношенную мешковатую кофту непонятного цвета, рваные джинсы и – что у этого мальца на ногах?.. И разваливающиеся кроссовки. Пфф.
- Нет, ничего. Обознался, - я бросаю ему одну из своих дружелюбных улыбок, еще раз оглядываю с головы до ног и собираюсь уйти. Останавливает меня одна интересная мысль.
- Кстати, - оборачиваюсь, - а цвет глаз у тебя?..
- Линзы, - улыбается подросток.
Ну еще бы.
После встречи с парнишкой-клоном я брожу по чугунному Сохо в поисках машины с теми же мыслями, которые занимают головы всех в Ковчеге: где же ты, рыжий недоумок?
Мы не «лучшие друзья» – можно ли вообще быть таковыми в мафии? - но я не представляю себе Ковчег без его рыжей шевелюры.
Я закуриваю, останавливаясь на светофоре. Появление Лави в Ковчеге... С чего все начиналось? С банального: однажды Старик привел в клуб вихрастого зеленоглазого юнца с широкой чеширской улыбкой. Юнцу было четырнадцать, он был нагл, любопытен, много знал и хотел знать еще больше – и на первых порах его прикрепили ко мне.
Я ухмыляюсь.
Веселое было время.
Он каждый день влипал в переделки, и угадайте, кому приходилось его вытаскивать? Не мог усидеть на месте и часа – он просто напрашивался на неприятности.
Рыжий засранец. Только попробуй сдохнуть, чтоб тебя.
Машину я вижу на перекрестке между Принц-стрит и Весенним проспектом. Вишневый «Порш-Тарга» – подарок Лулу на прошлый день рождения. Она сказала, что фантазия у неё хромает, и вообще – машины с меня хватит. Я не возражал. Я никогда не возражаю, если люди хотят потратить на меня свои деньги, или одарить дорогим автомобилем, или дорогущей квартиркой на Бродвее, или загородным домом в Нью-Джерси... Зачем?
Плюхнувшись в салон, мучаюсь с магнитолой и решаю самую серьезную проблему сегодняшнего дня: чем заняться?
Скука преследовала меня со вчерашнего вечера, когда я уехал от Алисии. Она просила остаться, говорила, что мы можем «еще немного повеселиться», но...
Дьявол, вы видели Алисию?!
Длинноногая, загорелая, с копной шикарных каштановых волос, чертовски длинными ресницами (накладными, что ли?) и пухлыми губами в стиле Анджелины Джоли. Я готов наслаждаться ею в постели, и не один раз за ночь, но провести с ней день? Нет, спасибо, не стоит. Её нескончаемую болтовню в лучшем случае можно воспринимать как навязчивый фон. В худшем – раздражение от постоянных «зайчик, как мне эта прическа?» будет нарастать, пока не выльется в хладный труп красивой, но глупой девушки, плавающий в Гудзоне.
Конечно, оставались еще Анжела, Оливия, Андреа, Кассандра, Анна, Лиззи и даже Эрик и Девин...
Перечисление вариантов прерывает телефонный звонок. Может, Бог все-таки есть на небе и у кого-нибудь внезапно назрела вечеринка?
Но это была всего лишь Роад.
- Привет, детка, - завожу машину, и та с приятным урчанием мотора выезжает на пока что не слишком запруженный Весенний проспект.
- Привет, Тики, - щебечет она. Счастливая. Интересно, почему? А, точно, собиралась выбраться с друзьями в торговый центр. - Как ты?
- Скучаю.
- Значит, как всегда, - она фыркает. Где-то на заднем плане слышны голоса. - Ничем не занят, да?
- К сожалению. А что, ты собиралась предложить мне что-нибудь интересное?
Роад могла. Она много чего могла, но «что-нибудь интересное» у неё получалось лучше всего.
- Да вот, мы тут с Вайзли решили выбраться в «Блуминг Дэйлс»* и прихватили с собой друзей.
- А я здесь причем?
- А что, тебе разве не понравился Аллен?
О.
Это совсем другое дело.
Вспоминая мальчишку, я невольно улыбаюсь – что-то в нем было, и это «что-то» – не выжженные до белизны волосы и татуировка на лице, и даже не симпатичная мордашка. Я бы пока не смог объяснить почему, но он мне нравился. Даже учитывая то, что он младше на девять лет.
Это только добавляет изюминки.
- Ну-ка, напомни мне, где у нас этот «Блуминг Дэйлс»?
- Ну как, мне идет?
- О-очень.
- Я тебя серьезно спрашиваю!
- А я серьезно отвечаю! - пауза. - Нет, Вайз, ты, собственно, чего от меня хочешь?
- Ответа: мне идет эта бандана или нет?
- Иди спроси у Роад! Я не разбираюсь в этом!
- Ал!
Аллен вздохнул, огляделся и стянул с первого попавшегося манекена первую попавшуюся бандану.
- Вот, - серьезно сказал он. - Эта тебе пойдет.
Вайзли скептически поджал губы, но принял из рук Уолкера зелено-черную повязку и пошел примерять к зеркалу. Аллен тем временем слепо уставился на вешалку с чем-то, отдаленно напоминавшим твидовый пиджак (ох уж этот Вайзли!).
С магазинами у него отношения не сложились очень давно. Чувство было взаимным и в ближайшие пятьдесят лет проходить не собиралось.
Аллена просто нечеловечески угнетало это – таскаться по магазинам, что-то мерить, менять вещи, выбирать. От одной мысли о перспективе провести так день он приходил в ужас. К сожалению, когда дело касалось госпожи Камелот, отказаться было невозможно.
- А мне нравится! - Вайзли сиял, как новенький пятицентовик. - Круто смотрится, правда? Может, еще что-нибудь посоветуешь?
- Ты шопоголик, Камелот, - обличительно заявил Аллен, потом оглянулся в поисках выхода из этого Царства Одежды.
Вайзли, в отличие от Уолкера, тоже был любителем походить по магазинам, как и его сестрица (или кузина? или племянница? Аллен в подробности не вдавался, удовлетворившись тем ответом, что они дальние родственники). Его страстью были повязки – всевозможных цветов и размеров, они заполняли большую часть его гардероба. Аллену оставалось только вздыхать – они с Тивак были вынуждены подчиняться тиранам. А если учитывать то, что Тивак была девушкой, то угадать, кому приходилось таскать сумки, было совсем не сложно…
- Пошли, – он потянул нацелившегося на еще не исследованную полку Вайзли.
- Куда? Я еще не примерил…
- Нас девчонки ждут, – тоном, не терпящим возражений, заявил Уолкер. Это была ложь во спасение.
Побродив по залам торгового центра, ребята вышли на ресторанный дворик, заставленный столиками. Вокруг было много народа, и отыскать Роад и Тивак было довольно сложно. Парни поискали их в толпе, обогнули дворик по дуге, и через некоторое время Вайзли ткнул Аллена локтем в бок.
- Вон они.
Действительно, они сидели за одним из столиков, прямо лицом к ним. До них было ярдов* десять, не больше.
Аллен замахал руками, привлекая внимание, и почти было окликнул сидевшую ближе Тивак, когда до него дошло, что за столиком сидел еще один человек. Мужчина в костюме, вальяжно развалившийся на стуле. Он сидел спиной к ребятам, но, когда повернулся и что-то сказал поднявшей от книги голову Тивак, Аллен узнал его. И замер.
Тики Микк.
- Роа… - громко хотел позвать подругу Вайзли, не замечая замершего в нелепой позе Уолкера. Но не успел – Аллен закрыл ему рот рукой и, будто обретя вдруг крылья за спиной и силу Геракла, потащил друга подальше оттуда, не давая ему времени опомниться. Он буквально врезался в толпу, отдавливая ноги и толкаясь. Вайзли несколько раз чуть не упал и едва успевал за развившим скорость звука парнем.
- Ал! – попытался сопротивляться он, но тот его не слушал.
Последняя их встреча с Тики закончилась жутко неловко – по крайней мере, для самого Уолкера. Он не знал, как вести себя с Микком после поцелуя, да еще и при Роад – а что если Тики расскажет? Это же её дядя. И он старше. И мужчина, в конце концов!
- Аллен!
Уолкер был слишком занят мыслями, чтобы смотреть, куда он несся (и волок Камелота в качестве багажа).
- Аллен!!
И что теперь?
О, черт, он ведет себя как девчонка-младшеклассница. Соберись, Уолкер. Это был просто поцелуй – ну и чего ты весь изнервничался? Знаешь, что бы тебе сейчас сказал Учитель, если бы увидел твое позорное бегс…
- УОЛКЕР!!!
Аллен вздрогнул. Только сейчас он заметил, что со всей силы сжимает что-то в правой руке. Что бы это могло быть? Как насчет посиневшего запястья Вайзли?
- Что? – как ни в чем не бывало осведомился Аллен, отпустив руку и глядя на пытавшегося отдышаться друга. Сам он ни капельки не запыхался. Как все же действует адреналин. – Чего ты разорался?
- Чего? – прохрипел тот. – Ты меня спрашиваешь – чего?!
- Э-э. Ну да.
- А как насчет того, что ты чуть не убил меня?!
- Вайз, я…
- Чуть не оставил меня без руки!
- Ну, это случа…
- И в конце концов, притащил меня в магазин женского нижнего белья!!
Аллен огляделся.
Камелот был прав.
В тишине небольшого бутика на них ошалело таращились женщины – и, что примечательно, пара мужчин.
В попытке прийти в себя после бешеной гонки Вайзли облокачивался на стойку со стрингами. Сам Аллен топтался возле стены, увешанной бюстгальтерами.
- Молодые люди… - неуверенно обратилась к ним одна из продавщиц. – Вы хотите что-нибудь приобрести?
Аллен почувствовал, как заливается краской.
- Нет, спасибо, – пискнул он. – Как-нибудь в другой раз.
- До свидания, – улыбнулся, наконец отдышавшись, Камелот.
- … Заходите еще.
- Чтоб ты еще раз меня куда-нибудь… - ворчал Вайзли по пути обратно. Роад сбросила им перезвон, и теперь они опять брели по направлению к ресторанному дворику. Медленно так брели. Очень медленно – в основном из-за Уолкера, который внезапно воспылал пламенной любовью к магазинам и останавливался возле каждой витрины. «А вдруг Тики к тому времени уже уйдет?» – теплилась у него надежда.
Вайзли приходилось буквально за шкирку тащить друга.
- И чего ты так рванул? – поинтересовался он, когда они с горем пополам почти добрались до зала. Аллен мрачно на него покосился, вздохнул и ничего не ответил.
- Кстати, я спросить хотел, – Камелот отвел взгляд, делая вид, что интересуется видом своих кроссовок. – Как ты с Тики-то познакомился?
- А, он же и тебе дядя, да?
- Дальний. Не в этом суть.
«Дальний – близкий, действительно, какая разница? Всё равно я влип».
- Ну… Он мне помог кое с чем. Так, по мелочам, – неохотно отозвался Аллен.
- Просто ты странно на него реагируешь. Это ведь от него ты…
- Ничего странного. И слушай, мы уже дошли – договорим об этом в другой раз, ладно? – Уолкер поспешил свернуть тему, потому что они уже почти подошли к столику, а Роад радостно помахала им рукой.
- Ну наконец-то, – начала она, как только ребята уселись за столик. – Где вас так долго носило?
- Да этот тупой… - Аллен со всей дури пнул говорившего Камелота в голень, не прекращая дружелюбно улыбаться. – Кха, этот тупой огромный «Блуминг Дэйлс», двадцать раз потеряешься.
- Мы долго вас искали, – пояснил Уолкер.
Он попытался незаметно оглядеться по сторонам: Тики не наблюдалось. Неужели ушел? Аллен ощутил разом накатившее облегчение и расслабился, на секунду прикрыв глаза.
Как оказалось – рано радовался.
- О, вот и вы, – раздался над ним низкий мужской голос. Аллен задрал голову, и секунд пять они с Тики молча пялились друг на друга.
- Привет, – булькнул Уолкер, сглатывая. Микк расплылся в улыбке.
- Давно не виделись, юноша.
- Здорово, Тики.
- А твою постную рожу я лицезрел только вчера, Вайзли.
- И что, это теперь повод не здороваться?
Микк обошел стол и сел прямо напротив мальчика, между Роад и Вайзли. В руках он держал поднос с четырьмя стаканчиками кофе из «Старбакса», который поставил на стол. Все, кроме Тивак и Аллена, тут же потянулись к ним.
- Как у тебя дела? – поинтересовался мужчина, снимая со стакана крышку.
- Всё хорошо. Спасибо за беспокойство.
- Ты какой-то мрачный.
- Нормальный. – «Какого черта я так реагирую?!»
- Тики прав, А-аллен. Что-то случилось?
- Всё в порядке. – «И почему это он так улыбается?»
Вайзли широко ухмылялся – так что Уолкеру снова пришлось заехать ему под столом.
- Может, проблемы с личной жизнью? – Тики слегка усмехнулся, и эта усмешка у него вышла провокационной. Аллен сощурился.
- А что, помимо меня и Роад у Аллена есть личная жизнь?
- Заткнись, Вайзли.
Тики отпил кофе, поднял глаза на Уолкера и быстрым движением облизал губы.
«Ну-ну. Напугал».
К его удивлению, мальчишка не покраснел, как ожидалось. Он усмехнулся в ответ.
В свою очередь, на его лице усмешка смотрелась чертовски, чертовски привлекательно.
Наверное, впервые за несколько лет Канда пришел сюда добровольно. Он иногда отправлялся сюда в качестве сопровождающего Ривера, однако во время этих «визитов вежливости» на его лице всегда было отчетливо видно выражение неудовольствия. Сколько бы старшие товарищи не втолковывали ему, тогда пятнадцатилетнему, что полиция и спецназ – вещи разные, Канда упрямо продолжал относиться к ним, как к обычным копам. Может быть, чуточку более умным и опытным.
Но теперь он шел сюда по собственному решению и без Ривера. Тем более без Ривера: в приказе последнего прямо говорилось, чтобы Канда не дергался. Возможно, именно вопреки этому, глупому по мнению самого Юу, приказу, он и отправился сюда – делать хоть что-нибудь, пока бездействуют они.
Канда прошел через черный ход: подошел к металлической двери на другой стороне каменного здания, просунул карточку в щель идентификатора, дождался краткого механического «Пожалуйста, проходите» и прошел внутрь. Охранник за дверью проверил удостоверение – одно из многих, но ему не стоило знать об этом – и поинтересовался целью визита.
- Я к капитану Джуну. Он уведомлен, - лаконичность и сухость фразы ясно давали понять, что распространяться об этом посетитель не собирается. Охранник кивнул сидевшей за стойкой женщине, видимо, дежурной на посту, и та быстро набрала номер на внутреннем телефоне.
- Капитан Джун? К вам посетитель. Да, гражданск... - охранник закачал головой и быстро сунул ей под нос удостоверение. Женщина проглотила окончание предыдущей фразы и поправилась. - ...младший лейтенант 4-ой группы под командованием Паркинсона, Канда Юу. Пропустить? Есть, - и, положив трубку, кивнула. - Пропускай.
- Пойдемте.
- Я сам. Спасибо, - охранник сглотнул. «Спасибо» из уст младшего лейтенанта Канды Юу звучало как «Попробуй возрази, и я угощу тебя хуком справа». Вкупе с ледяным взглядом это «волшебное слово» весьма успешно охладило пыл чрезмерно трудолюбивого сотрудника.
Когда младший лейтенант скрылся за углом, провожавшая его спину взглядом женщина вздохнула. Охранник подозрительно на неё покосился.
- Такой красавчик, и уже лейтенант, - мечтательно произнесла та, возвращаясь к каким-то документам.
- С таким характером...
- Ты ничего не понимаешь, Дэвид. Какая разница, какой характер, когда у тебя лицо Аполлона?
- Ты мечтательница. Думаю, дружки этого парня могли бы с тобой поспорить.
Охранник Дэвид удивился бы, узнай, насколько близки к истине его слова.
- И кстати, Аполлон был греком, а не азиатом...
- Помолчи, умник.
- Вот уж неожиданно, – Диди, высокий длинноволосый мужчина в очках, поднялся с кресла и протянул руку. Пожав её, Канда опустился в кресло напротив, оглядывая знакомый кабинет. Все было как всегда: стены увешаны картами и планами, небоскребы бумаг перемежались с разобранным оружием, нарушая все правила техники безопасности. Впрочем, когда это Диди, капитана 3-ей дивизии «зеленых беретов»*, волновала техника безопасности? – На этот раз ты «младший лейтенант»? Забавно. В прошлый раз был капралом.
- Все бездельничаешь? - ухмыльнулся Юу, возвращаясь взглядом к небритой физиономии капитана. Тот ухмыльнулся в ответ.
- Это моя работа.
- Последнее задание было...
- Тссс! - шикнул Диди. - Здесь и у стен есть уши, парень.
Канда пожал плечами. В конечном счете, он пришел сюда не за этим.
- Так что привело тебя ко мне? - будто читая его мысли, поинтересовался Джун, обходя стол и подходя к древней кофеварке, которая утробно заурчала, когда он её включил.
- Ты знаешь о пропаже... книжника?
Диди повернулся к нему лицом и кивнул. Он слегка улыбался, но по глазам было видно, что он стал серьезен.
- Люди спокойны, но если ничего не изменится, будет паника. И Орден узнает о пропаже, - Канда сплел пальцы в замок. - Ком... Управляющий устроил Весеннюю Чистку.
- Вау, - присвистнул собеседник. - Значит, он обеспокоен.
- Но мне, - Канда скривился, - приказали делать вид, что ничего не происходит. Бездействовать.
- Зная тебя и твои отношения с... книжником, могу предположить два варианта: ты либо вздохнул с облегчением, либо скрипишь зубами от злости.
Эту реплику Юу проигнорировал, принимая из рук Диди чашку кофе. Чуть поморщился и поставил её на стол, но ничего не сказал.
- Итак, чем я могу тебе помочь, приятель?
- Мне нужна информация. Банды Гарлема, Крипс и ублюдки Луккезе под патронированием Хоффа.
- У Большой Лодки нехватка информации? - удивился Диди, отхлебывая кофе из чашки с жизнеутверждающей надписью «I LOVE NY», одной из тех, что миллионами продают туристам на память о Большом Яблоке.
Несколько секунд Канда пытался понять, что есть «Большая Лодка», потом про себя чертыхнулся на горе-шифровальщика Диди.
- У Большой Лодки, - он выразительно изогнул бровь, и капитан не сдержал смешок, - информация есть. Другое дело, что она не станет ею делиться. «Ниже травы, тише воды», не забыл?
- То есть я должен помочь тебе в обход Управляющего?
Канда кивнул. Он знал, что Диди не откажет ему. Да, он был человеком Ковчега среди спецназа и в любом случае рисковал – но для него риск ничего не значил. Риск – это его работа, повседневность и жизнь.
Канда знал это – именно поэтому он обратился к нему.
Капитан отставил полупустую чашку и, сощурившись, пару секунд смотрел Юу в глаза. Наконец он многообещающе ухмыльнулся.
- По рукам. Но ты мне должен.
- Идет.
- Итак, книжник пропал тринадцатого апреля, - Диди плюхнулся обратно в кресло и вытянул из ближайшей стопки потрепанного вида папку. Высотка бумаг опасно закачалась прямо над Кандой, но, к счастью, устояла. - Что у нас там? - некоторое время раздавался только шорох перелистываемых страниц. - О-о, отлично. Будешь запоминать или записывать?
- Давай ручку.
После двух часов раскопок в кабинете Джуна, пяти чашек кофе и одного стакана минеральной воды, полпачки сигарет, нескольких исписанных угловатым почерком листов и дюжины телефонных звонков, Канда устало откинулся на спинку кресла. Он мог пробежать пару миль, но закопаться в бумаги... На это был способен скорее Лави. У него вся комната была завалена книгами, но как только Юу собирался выкинуть половину «этого ненужного хлама» – натыкался на упорное сопротивление.
Тупой кролик.
- С Крипс всё чисто, - покачал головой Диди, когда Канда ткнул пальцем в их штаб, обведенный на карте красным кругом. – Канда, им это было незачем. Ты прекрасно знаешь, что книжников запрещено трогать. Они слишком важны как для Ордена, для Комиссии, так и для американского сообщества мафии в целом.
- Они могли взять его в заложники?
- Тогда они выставили бы требования. Что за заложник без шантажа?
- Логично, – Юу помолчал, обдумывая. Они бились над этим третий час, и все равно возможные события имели только два возможных варианта: или Крипс, или Луккезе. Первые имели с Ковчегом проблемы, один из капо* вторых имел личные претензии к Лави.
Обе стороны отрицали, что вообще видели книжника Ноев в тот вечер.
- Слушай, - капитан уставился в одну из бесчисленных бумаг. – А как насчет… Нет, это вряд ли… Но…
- Что ты там отрыл?
- Одна из семей Большой Пятерки? Я не имею в виду вшивого капо Луккезе. Я говорю в глобальном плане.
Предложение казалось бредовым. Канда хотел об этом сообщить, но тут же захлопнул открывшийся было рот.
- Кто? – вместо этого спросил он.
Да, это казалось бредовым. Но только на первый взгляд.
Что есть мафия?
Своеобразное общество, социум – весьма специфический, но все же. И как любое общество, она состоит из ячеек – «семей». Семья, в свою очередь, – группа мафиози, сплотившихся вокруг одного Босса. На семьях держится само понятие «мафия».
Они бывают совсем крохотными – до десяти человек, и тогда это скорее банда. А есть и огромные, включающие в себя по несколько сотен человек, – и тогда это уже клан. Большие семьи обладают властью, деньгами и уважением, они могут позволить себе очень и очень многое.
Они могущественны.
А пять самых могущественных Семей на территории США называют Большой Пятеркой Нью-Йорка. У них – больше всего денег, власти и территории. Они равны.
Но что будет, если одна из семей попытается возвыситься над другими?
Конечно, книжников или, не дай Бог, Книгочея трогать запрещено Договором. Но когда это мафия играла по правилам? В мире, где правил нет?
- Конечно, подозрение опять падает на Луккезе. Но они не настолько глупы, чтобы светиться своими ребятами при том, что им нужно было взять книжника. Слишком очевидно. С Гамбино и Сокаро у твоего начальства интересы – капиталы всех троих задействованы в перевозке героина через границу. Остаются…
Канда неохотно кивнул.
- Учитывая всю… сложность отношений и.. ммм… недопонимания – самый возможный вариант.
- Они не высовываются уже несколько лет, - Канда отвел взгляд. Ему не хотелось даже прорабатывать эту линию. Но что делать, если она осталась единственной? – И у них нет причин рисковать. Даже у Сокаро в преддверии выборов есть. А какой мотив у них?
Диди сомневался. Он будто бы знал что-то, но по задумчивому взгляду, устремленному на карту Гарлема, было понятно, что он не спешил делиться тем, что у него было.
Юу не показалось это подозрительным. Он знал, что во взаимоотношениях семей мафии всегда царит напряженность, и если вдруг у этой семьи было за что точить зубы на остальных, он бы не удивился.
Наверное.
В любом случае, он не хотел об этом думать. Нужно выполнять то, что задумал, а не размышлять о том, что было.
- Что у тебя есть по ним? – требовательно спросил юноша, скрещивая руки на груди. Диди цокнул языком и принялся фальшиво насвистывать. - Джун. Не ломай комедию. Я пришел к тебе за информацией.
- Это совсем не относится к делу, Канда.
- Тогда ты бы не скрывал это, – они встретились взглядами. Диди молчал. – Я жду.
Канда ненавидел ждать.
Капитан глубоко вздохнул и поправил комичные кругляши очков.
- Ладно.
Он еще раз вздохнул.
- Несколько… Нет, не так. Довольно много лет назад…
На звонке у Канды стояла стандартная трель «Самсунга», и звучала она оглушающе. Во всяком случае, Диди вздрогнул и замолчал.
- Я сейчас, - кисло сообщил Канда, доставая из кармана телефон и выходя в пустынный коридор. Надо же было кому-то позвонить ему именно тогда, когда капитан разговорился! Черт подери!
Номер входящего абонента был ему незнаком.
«Ну что еще...»
- Да?
- Канда?
Голос был ломающимся, подростковым. А еще – отдаленно знакомым.
- Канда, это ты?
«О, нет. Слуховые галлюцинации».
К сожалению, голос был реальностью.
- Откуда у тебя мой номер, шпендель? - нахмурился Юу. Действительно, откуда? Последний раз они виделись вчера – тогда Канда лично вышвырнул ржущего стручка из квартиры.
- Мне Линали дала, - промямлил тот. - После той поездки на склад она сказала, что будет хорошо, если я буду на свя...
- Чего тебе? Если ничего, то я кладу трубку, - перебил его Юу.
Аллен на несколько секунд замолчал.
- Канда, - сухо начал он, - ты девушка?
- Что? - оторопел от такой наглости парень. Что этот чертов малолетка о себе возомнил?!
- Так девушка?
- Прекрати нести чушь, moyashi! Какого черта ты...
- Да потому что ты ведешь себя так, как будто у тебя хронический ПМС! - неожиданно взорвался Аллен.
- Как хочу, так и веду себя! - по привычке огрызнулся Канда. По правде говоря, он был слегка удивлен такой бурей возмущения: стручок производил впечатление сдержанного, ну или, по крайней мере, вежливого парня. Потому что он никогда не хамил Юу в ответ. До этого времени. – Какие-то проблемы?!
- Да! С тем, что ты идиот!
- Повтори-ка, малявка?!
- Ты не только тупой, но еще и глухой?! С первого раза не слышишь? Или доходит долго?
- Слушай, ты, - прошипел Канда, вцепляясь свободной рукой в подоконник. Вместо него он, видимо, представлял шею нахала. – Твое счастье, что ты далеко, шпендель. При встрече у нас с тобой будет очень веселый, а главное – короткий разговор. Понял?
- Если ты моего имени запомнить не можешь, идиот, то про это и не вспомнишь, – плотоядно ухмыльнулись – Канда это почти ощутил – с того конца провода. Стручок наглел на глазах.
- Ты труп, – пообещал Юу.
- А ты законченный псих, – сообщила ему трубка. И отключилась.
- Мелкий засранец… - пробормотал Канда в пустоту. Эмоции требовали сейчас же перерыть весь город, найти Уолкера и задать ему хорошую трепку – если не прибить «случайно». Разум давал пощечины и спрашивал, о каком Уолкере может идти речь, когда сейчас есть дело?
Разум дал отрезвляющего пинка – и Канда вернулся в кабинет, правда, крепко сжимая трубку в кармане.
- Кто звонил? – полюбопытствовал Диди, заваривая очередную чашку кофе и рассматривая карту Гарлема большого масштаба.
- Да так, – туманно откликнулся Канда. Капитан на этом не успокоился: посмотрел своим фирменным взглядом, мол, рассказывай сказки, а потом подмигнул.
- Девушка твоя, а?
- Сплюнь, – процедил Канда ледяным тоном. При этом он еще и ответил таким выразительным взглядом, что Диди поспешил сменить тему.
- На чем мы там остановились?
- Ты хотел сказать, имеют ли они резон…
- Вряд ли, - Джун покачал головой. – Дело прошлое, и вытаскивать его на свет таким образом… Не в их стиле.
Пока Канды не было, Диди, видимо, успел одуматься и решил уйти от ответа. Теперь Юу его не разговорить – он знал, что второй раз Диди не поддастся на уговоры.
И всё из-за мелкого шпенделя, чтоб его!
«Ну держись, стручок».
- Ты его высматриваешь! – заявила Роад таким тоном, будто он покусился на её собственность. Тики решил сыграть под дурачка.
- Кого? – спросил он с самым невинным видом, на который только был способен. Но Роад слишком хорошо его знала, а потому на ней этот прием не сработал – она только подозрительно сузила глаза и наклонилась к нему поближе.
- Ты же заинтересовался, да? – она понизила голос так, чтобы сидевшие рядом, но занятые разговором Тивак и Вайзли не услышали.
- Он занятный, – не стал скрывать Микк, снова находя глазами Аллена. Некоторое время назад тот извинился и вышел из-за стола, сказав, что ему нужно кое-кому позвонить. – Но всего лишь ребенок.
- Ты плохо его знаешь, Тики, – с усмешкой возразила Роад. – Он намного интереснее, чем кажется.
- И что же в этом мальчике такого, что даже ты говоришь так о нем?
Роад была несмышленым подростком в той же степени, в которой он, Тики, был балериной. Роад выросла отменной интриганкой. К пятнадцати годам в ней можно было наблюдать и ум, и хитрость, и находчивость, а главное – умение заставлять людей делать то, что нужно ей.
Так что Тики предпочитал считаться с её мнением. Пусть это и звучало абсурдно, если кому-то сказать, мол, взрослый мужчина советуется со своей малолетней племянницей, но Микк действительно считал её исключительной.
- Он мил и вежлив. Он не любит ссориться и предпочитает держаться в тени, верно, - ответила девочка с загадочной полуулыбкой. – Но если постараешься, ты сможешь вывести его на чистую воду.
Фраза звучала крайне двусмысленно – как раз в духе Роад.
Но Тики не успел задать встречный вопрос – Аллен уже вернулся за стол, и на его лице, к удивлению Микка, было написано крайнее раздражение.
- Как беседа? – поинтересовалась Роад, тут же отлипая от дяди и придвигая свой стул ближе к Уолкеру. Тот пожал плечами. Немного помолчал, буравя свои лежащие на столе руки взглядом. А потом не вытерпел:
- Этот придурок!
- Кто? – спросил Тики. Наблюдать новую эмоцию на лице мальчишки оказалось интереснее, чем он ожидал: злости он там еще не видел.
- «Мояши, стручок», - передразнил кого-то Аллен. – На себя смотрел? Высокий, худющий, а запястья? Запястья вы его видели? – Аллен показал ширину большим и указательным пальцами. В видении Уолкера, «его» запястья получались толщиной с карандаш.
- На чьи это запястья ты у нас так фетишируешь? – подозрительно осведомился Вайзли. – Не слышал, чтобы ты раньше так возмущался кем-то.
- Я не фетиширую, – громко запротестовал Уолкер. – Было бы на что. В нём нет ничего особенного. Ну то есть – вообще ничего! Идиотский Канда!
- А-а, ты про Канду, – Тики не смог сдержать смешка. – Понимаю твои чувства.
- Он тебя что, тоже стручком гороховым зовет?
- Нет. Но когда я однажды предложил ему кое-что, о чем детям в вашем возрасте думать рано, он назвал меня кое-кем похуже, и не один раз.
Тики фыркнул, припоминая этот эпизод. Это было примерно три года назад. Канда только начал у них работать, но уже тогда он обладал скверным характером. Тики впервые видел такого красивого азиата: во внешности этого мальчишки не было приевшейся ему европейской красоты, а длинно отпущенные волосы так и манили запустить в них пальцы.
Не только Микк был очарован японцем, а потом спущен на землю его крутым нравом, но всех их ждала неудача, как женщин, так и мужчин. Канда вообще был нелюдимым – особенно тогда, когда только пришел.
Но как бы то ни было, сколько бы раз их японская краса не давала ему от ворот поворот, Тики всё равно не мог не представлять себе: каково это было бы – затащить Канду в постель.
- Ты хотел переспать с Кандой? – округлил глаза Аллен.
Тики насмешливо приподнял брови.
- Почему ты сразу решил, что я имел в виду секс? У кого что болит, тот о том и говорит, а, юноша?
Уолкер зарделся. И только хотел что-то сказать, как Тики перебил его:
- Но, впрочем, это был правильный вопрос. А ты что, не хотел бы?
Аллен замотал головой.
- Он же парень.
- И что? – Тики вздохнул. Нынешняя молодежь так ограничена во взглядах…
- И у него ужасный, ужасный, просто отвратительный характер!
- Обычно именно такие и бывают самыми страс…
- Всё, всё! Ничего не хочу слышать! – перебил его Аллен. Он на секунду зажмурился, прогоняя всплывающие в голове картинки не очень приличного содержания, покраснел, а открыв глаза, попытался игнорировать насмешливый взгляд Тики.
- Хочу на него посмотреть, – вдруг объявил Вайзли в тишине, повисшей за столиком. Все, включая даже Тивак, немедленно уставились на него.
- На Канду? – с тихим ужасом спросил Уолкер.
- Да. Если даже Тики говорит, что он – что надо, значит, там есть на что посмотреть.
- О, нет. Поверь, Вайз, ты этого не хочешь. Во-первых, он невыносим, а во-вторых, давайте закроем тему? Мы уже минут пятнадцать тратим на человека, который этого не стоит, – Аллен завершил фразу тем самым своим тоном, который не предполагал наличия других вариантов.
Его неожиданно поддержал Тики.
- Действительно, девочки и мальчики. Мы теряем время, – он поднялся под удивленными взглядами сидевших. – Вы не позволите украсть у вас Аллена?
- Не позволим, – тут же отрезала Роад.
- Да забирай, – хмыкнул Вайзли.
- Это будет стоить денег, – внезапно для всех сказала Тивак. Тики демонстративно принялся вынимать портмоне.
- А меня кто-нибудь спросил?! – возмутился Уолкер и нервно поерзал на стуле. Он не знал, что замыслил Микк, но ему это уже категорически не нравилось.
- Пойдем, юноша, – хищно улыбнулся тот, кладя перед Тивак зеленую купюру, чью ценность Аллен не успел разглядеть – слишком быстро она исчезла в кармане девушки, которая тут же продолжила читать книгу. – Ты задолжал мне ужин, помнишь?
- А может, не сегодня? – попытался отказаться Уолкер. – У меня сегодня что-то… голова болит.
- Я куплю тебе аспирин.
- Тики, Аллен гуляет с нами, – проворчала Роад. – Ты не имеешь права забирать его!
- Я заплатил, – напомнил тот.
Судя по серьезности тона, делать Аллену было нечего – он со вздохом встал. Они попрощались с ребятами и отправились вниз, к выходу. Уолкер услышал за спиной голос Тивак:
- Надеюсь, вы не подумаете, что я отдала Аллена из-за денег.
- А из-за чего же тогда?
- Из-за больших денег.
- Ну и сколь… СКОЛЬКО?!
- Сколько ты ей заплатил? – тут же потребовал ответа Аллен, как только они вышли на улицу. Тики ухмылялся, но не ответил, даже когда Аллен пригрозил разбить ему фару машины.
Микк слегка наклонил голову и подмигнул ему.
- Поцелуешь – скажу.
Аллен замер. Глупо поморгал глазами, пробормотал ругательство и отказался. Ну что ж, дело Тики – предложить.
- Прогуляемся? – спросил он. – Тут недалеко есть хороший ресторан. А потом вернемся, и я отвезу тебя домой.
Несмотря на то что Тики вроде бы не настаивал, выбора у Уолкера не было. Он мало знал Микка, но уже начал понимать – чего этот мужчина хочет, то он и получает. А чего он хотел сейчас… Аллен предпочитал закрыть на это глаза. Пока что он получал удовольствие от жизни – халявную еду и хорошую компанию, а больше ему и не надо.
- Конечно.
Сознание возвращалось к нему постепенно. Медленно и неохотно, то делая реальность более четкой, то расщепляя её до темноты.
Он ощущал себя чем-то легким, швыряемым по волнам сознания. Вверх – почти к пробуждению, кажется, он даже что-то начинает разбирать вокруг, какие-то мутные силуэты и тени; вниз – дыхание сбивается, окружающий мир теряет очертания и гаснет.
Время от времени он чувствовал, как его выворачивает наизнанку, как нещадно болит тело, горит, словно с него живьем содрали кожу, как каждая чертова косточка распадается на молекулы, а потом собирается снова.
И так не один десяток раз, до одурения, до тошноты.
Однако неспокойное море забытья все же постепенно начало утихать, и волны были все меньше и меньше, пока не стали всего лишь рябью в тихой заводи.
Море вышвырнуло его на берег – оттуда его кто-то звал, но он не мог разобрать слов.
Открыть глаза было непосильной задачей – такое чувство, что болели даже кончики ресниц, не то что остальное тело. Несколько попыток оказались неудачными, но у него все-таки хватило силы воли разлепить один оставшийся глаз.
Голос звал громче. Теперь слух улавливал:
- Вы очнулись?
фандом: dgrayman
бета: Meio Dia (с 3-ей главы)
рейтинг: PG-15 по ходу повествования, NC-17 планируется.
пейринг: еще не определились
жанр: приключения, романс, детектив
©: Персонажей – Хошино, Нью-Йорк – Америке, а буквы – Кириллу и Мефодию.
ахтунг: АУ - действо происходит в США, Нью-Йорке 2007 года. Без ЧО, чистой силы и Ордена. Совсем. ООС персонажей – по авторскому желанию (и видению); слэш; сцены насилия.
саммари:
New York,
Concrete jungle where dreams are made of,
There's nothing you can't do,
Now you're in New York! ©
Аллен Уолкер считает себя обычным школьником из Бруклина, ходит в школу, на вечеринки к друзьям и меняет подработку, что бы платить за квартиру. Но никого не волнует, что там Аллен Уолкер считает или думает: в особенности нью-йоркскую мафию. Подозрительные рыжие типы, мрачные азиаты, милые девочки с хвостиками - и торговля оружием, распространение наркотиков, разборки Национального Криминального Синдиката (как звучит, а?) полиция, погони и перестрелки. И вряд ли кого-то колышет, что Аллену Уолкеру хочется спокойной жизни. Да и хочется ли ему?...
от автора: нет, он не заброшен. даже не надейтесь. просто мы взяли перерыв

Глава 5Глава 5
Мой путь известен котам и кандидатам наук
С самолетного трапа в открытый люк
Мимо банок с вареньем
Очень вкусным вареньем.
[q] сплин
Парень-то абсолютно белый. Этот малолетка, чей взгляд то и дело сменяется с испуганно-недовольного на злой и упрямый, он будто выцветший. Белые жесткие волосы, прозрачные серые глаза и болезненно бледная кожа. Единственным ярким пятном выделяется полоска татуировки, тонкой линией скользящая по лицу.
За исключением этого – как черно-белая фотография, ей-богу. И черного на ней намного меньше, чем белого.
Интересно, это какой-то тайный знак – ну, в переносном смысле? Все эти разговоры о хороший-плохой, белый-черный?
Поднимаю глаза на зеркало. Темно, свет я не включал, мало что можно разобрать.
Но абсолютно точно, что в отражении нет ничего белого. Даже кожа кажется
серо-желтой, как старая бумага.
Черт.
Что за мысли.
Надо избавляться, срочно. На хуй всё из головы, всё это дерьмо.
В нише под подоконником в кабинете еще осталось полдрахмы*. И от ребят Ист-Сайда – две таблетки той отравы, что впаривают подросткам на 17-ой улице. Как же это… Экстази?
Да, точно. Химия. Это я ни за что в рот не возьму.
Ноги медленно несут разом потяжелевшее тело в кабинет. Не выспался. А все из-за кого?
Мальчишка просидел на кухне до половины пятого. И на кой черт я его сюда притащил, не помню, и выгонять сил уже не было. Как ушел – совершенно вылетело из памяти. Только чашка с недопитым кофе на столе с утра. Тьфу, отрава. Как они такое пьют? Он и тупой кролик. Особенно последний – кружками, ведрами, бочками. Какие там еще сравнения существуют.
Думаю об этом, насыпая себе дорожку прямо там, на подоконнике. О мальчишке-недомерке и о рыжем идиоте.
При мысли о том самом чувствую, как тугой узел где-то в желудке сжимается еще сильнее.
Комуи сказал, что он сейчас же отправит своих ребят в Гарлем, куда укатил этот искатель приключений на свою задницу. Сиди и не дергайся, Канда. Мы сами разберемся.
А чего мне дергаться?
Мне совершенно все равно.
Сворачиваю банкноту и втягиваю белый порошок подчистую. Приваливаюсь к стене и запрокидываю голову, уставляясь в потолок.
- Мне. Все. Равно, – произношу громко и четко. Чтобы было понятно: и мне, и кролику, и Комуи, и даже новичку, и всем тем, кому до этого есть дело.
Опускаю взгляд и шарю по цветастому ковру в поисках покурить. Где-то здесь я вчера бросил пачку, перед тем как заснуть.
Пачка находится под столом – вылавливаю её расфокусированным взглядом и тянусь рукой. Черт, приходится отлепиться от стены и доползти до стола…
Вытаскиваю зубами сигарету и прикуриваю зажигалкой из пачки.
Дым медленно кружится, полупрозрачный и светло-серый. Кажется, едва серебрится в свете лампы. Или может, это меня уже так тащит. Кокс – действительно хорош. Вообще без бодяги.
Кокс ничего, кружащий дым тоже, а вот сигаретный вкус… Тьфу, что это за дерьмо?
Нащупываю пачку снова и подношу к глазам. Ламбер энд Батлер? Что за…?
И даже, мать твою, не вспомнишь, откуда они у тебя!
Тянусь и выключаю лампу. Прикрываю глаза и опрокидываюсь на спину, позволяя всему этому отступить и оставить нас – меня и темноту – наедине. Тет-а-тет.
Идиотский французский.
Темнота кажется липкой и прохладной. Кажется, что можно протянуть руку и ощутить под пальцами её вязкость. Не знаю, с чего я это взял. Не знаю, откуда все это вообще берется в моей башке. Все то, чего там не должно быть.
Затягиваюсь, но не выдыхаю, позволяя дыму просачиваться сквозь приоткрытые губы.
Лави не понимает, как можно курить в одиночестве. Он считает, что нужно курить за компанию, болтать, в то время как травишь свои легкие.
Я предпочитаю травиться в одиночестве. Так намного проще. И курить, и вообще. Жить.
О, блядь, всё, понеслось. Опять мысли о какой-то херне.
Вдох. Выдох. Вдох.
Сквозь запах сигарет слышен запах пыли, чая и одеколона тупого кролика. Его вещи до сих пор раскиданы по всей квартире.
Протягиваю руку вбок и вслепую нащупываю синтетическую ткань. Рубашка. А я же сказал – убрать.
Выселю, как пить дать выселю.
Почему-то мысли о его вещах вызывают кривую ухмылку. Подтягиваю к себе рубашку, приоткрываю глаза. Темно-фиолетовая, надо же. Думал – зеленая.
И – всё.
Будто переклинило, всё, даже голова заболела. Резко. Думаю – надо разжать пальцы, ткань из рук выпустить. Порву же, вернется, истерика будет, черт, черт.
Если будет. Если вернется.
Сжимаю руку в кулак.
Звон тишины в голове становится все крепче и крепче, башка начинает плыть. Ухмылка как-то незаметно перерастает в оскал, чувствую это. Все вокруг будто звенит. Мы, когда были совсем мелкие, с Дэйсей ходили в церковь. Из интереса с отцом потащились. Я с тех пор в такие места ни ногой. Голова раскалывается от звона колоколов. Верил бы еще – хоть в Бога, хоть во что-нибудь. Так нет же.
Так и сейчас – как будто кто-то над головой оглушительно бьет в колокол.
Заткнитесь, вашу мать. Просто дайте мне еще пять минут.
Чертовых пять минут.
Я же, блядь, ни о чем больше не прошу.
Каких-нибудь пять минут.
***
Волнение напополам с тяжестью ожидания подло грызут меня изнутри. Нервно жму на звонок, однако хозяин квартиры или не слышит, или отказывается открывать. Проведя с ним вчера весь вечер – «проведя с ним ночь» правдивее, но звучит пошлее – я теперь знаю, что он так может. Просто не открыть. Из-за упрямства или плохого настроения.
Но вот что-то не дает мне покоя.
Дверь, вообще-то, не закрыта – минуту назад проверил. Он что, и не закрывал её с того времени, как я ушел?
Бросаю взгляд на часы – уже больше восьми часов прошло.
А вдруг… вдруг с ним что-то случилось, а? Ну, поскользнулся на банановой кожуре и упал, и кровь всю ночь хлестала из его головы, или выпал из окна, нет? Он, конечно, заносчивый придурок и все такое, но не могу же я его так оставить?!
Картинка Канды, летящего ласточкой из окна, заставила бы меня нервно фыркнуть, если бы я действительно не испугался, что так оно, возможно, и есть. Не ласточкой, конечно же, но – солдатиком там, или…
Понимая, что думаю совершенно не о том, о чем следовало бы, вздрагиваю и, не раздумывая ни секундой больше, врываюсь в квартиру. Всё осталось так же, как и вчера – темный, но просторный коридор, справа – проход на кухню, дальше впереди – три двери.
Пытаюсь поочередно заглянуть в каждую комнату с криками «Канда! Где ты?!». В первой – такой бардак, что даже если бы Канда и лежал там, истекая кровью, я бы его все равно не нашел под кипами одежды, журналов, каких-то проводов, книг, книг и снова книг.
Вторая дверь не поддается, и я спешу к самой дальней – третьей, двустворчатой.
К моему изумлению, Канда лежит на полу. Когда появляюсь я, он переводит взгляд с какой-то фиолетовой тряпки на меня и злобно-злобно так щурится.
- Я же просил! – рявкает он внезапно. Я молчу, и вид у меня, наверное, до жути туповатый: чего? Чего он просил? Канда чуть вздыхает и, приподнимаясь на локтях, садится. Отбрасывает фиолетовую тряпку и молча смотрит на свои руки. Мне кажется, или взгляд у него какой-то… мутный? Пытаюсь рассмотреть внимательнее, но покачиваюсь, задеваю какую-то стойку, и с неё что-то падает с глухим стуком. Не громко, но достаточно, чтобы парень вздрогнул и снова поднял на меня взгляд. На мгновение мы встречаемся глазами. И вправду – какой-то он… не такой.
Ни-ч-ч-его не понимаю.
Ни кожуры, ни фонтана крови. Только сидящий на полу жуткий японец. И я.
- К-канда? – сглатываю и захожу в комнату. Парень приходит в себя и тут же недовольно бурчит, поднимаясь:
- Тебя не учили, что в чужие квартиры без разрешения заходить нельзя?
- Но… я думал…
- И обувь сними!
- Ты в поряд…
- И куртку, чертов шпендель! С тебя вода течет! Хочешь всё это сам вытирать?!
А, точно, на улице дождь же идет. Оглядываюсь – и правда наследил. Канда прослеживает мой взгляд, и, могу поспорить, я слышу скрежет его зубов.
Бросаюсь в коридор, стараясь идти на цыпочках, но в спешке то и дело спотыкаюсь о какие-то вещи.
- Или аккуратнее, или полетишь за дверь! – орет мне вслед.
***
- Где Суман? – Ривер отловил одного из молодых ребят, нанятых Комуи совсем недавно. Уже не чужой, еще не совсем свой. «Мой друг»*, как могли бы выразиться на местном жаргоне. Мимоходом отметив пару специфических наколок, виднеющихся из-под рукава футболки, Ривер не стал сомневаться в том, что окружающие парнишу называли нелестным прозвищем WOP*. Ох уж эта молодежь – ему же на вид лет двадцать или около того.
Парень удивленно моргнул, будто не осознавая, к нему ли обращаются, а раскачавшись, махнул в сторону одной из ничем не примечательных дверей в тупиковом коридоре.
- В том отсеке.
- Спасибо. Иди, – Венхам покачал головой и устремился к указанной двери.
Многие двери в служебных отсеках Ковчега вели в самые разнообразные места: какие-то – в пустующие или набитые на первый взгляд хламом комнаты; другие соединяли два разных коридора; третьи могли увести вас в подвалы, больше напоминающие лабиринты; четвертые, пятые, шестые и прочие могли привести куда угодно.
Но, даже несмотря на это, невзрачная дверь на первом этаже, ютившаяся в самом конце одного из многочисленных коридоров, была совершенно особенной. А таковой её делало помещение, которое можно было за ней найти. Нужно было всего лишь открыть дверь собственным ключом (который был далеко не у всех), вежливо поздороваться с дежурным, сидящим за столом рядом со входом, и спуститься вниз по узкой крутой лестнице. Все, кто впервые шли по ней, ежились от тусклого света, поступающего от редко попадающихся светильников, и тихого гула, размеренно идущего откуда-то снизу.
Лестница была достаточно длинной и заворачивала дугой, уходя далеко вниз так, что идущим казалось, что ей не было ни конца ни края. Зато когда стены по бокам наконец заканчивались, спускающемуся приходилось жмурить глаза от непривычного после сумрака лестницы света дневных ламп: они блоками усыпали весь потолок, освещая огромное овальное помещение. Если, держась за перила (которые начинались сразу, как заканчивались стены), рассмотреть зал внимательнее, то помимо снующих внизу людей, можно заметить и многочисленные компьютеры, экраны, широкие мониторы. На них постоянно выводятся то фотографии различных людей, то электронные тексты, то видеозаписи, то еще какая-нибудь мало понятная постороннему человеку информация.
Но минуточку – посторонних людей здесь не было. По одной простой и очевидной причине: находиться им здесь было строжайше запрещено.
Ривер, спустившись по лестнице, остановился на небольшой площадке, огороженной перилами. Он выискивал внизу начальника охраны, который, несмотря на свою исполнительность, все же часто захаживал сюда, в технический отдел, ради того чтобы… поиграть в шахматы с одним из программистов. Когда Венхам впервые узнал, чем развлекается Суман в перерывах, он был сильно удивлен – мирно переставляющий фигуры Дарк был так не похож на того сурового человека, которого привык видеть Ривер на работе. Впрочем через некоторое время привыкнуть к такому невинному увлечению оказалось легко. В конце концов, у них попадались и более странные кадры.
И наконец среди деловитых и занятых программистов, хакеров и прочих деятелей на этом поприще, коих собрал под своим крылом Ковчег, Ривер увидел того, кого искал.
Посреди одного из многочисленных столов, заваленных распечатками, различной техникой, клубками проводов и кабелей, стопками папок, прямо на закрытом ноутбуке шатко стояла шахматная доска. По обеим сторонам от неё расположились игроки: молодой круглолицый программист Джонни, оценивающий ситуацию на доске взволнованным взглядом из-под очков, и сам Суман, с непроницаемым лицом ожидающий решения противника.
Ривер торопливо сбежал по ступеням и, уже приближаясь к играющим, окликнул начальника охраны. Тот, будто и не удивившись даже, оглянулся на заместителя и вопросительно приподнял брови.
- Думаю, тебе будет нужно прервать игру, – сразу перешел к делу Венхам, хотя тон у него при этом был извиняющимся.
- Почему-у? – вместо Дарка жалобно спросил Джонни. Он не меньше Сумана любил эту, пусть и вышедшую из моды, игру. – Ривер, дайте нам еще чуть-чуть времени? Мы почти закончили!
«Да уж, - беззлобно фыркнул про себя мужчина, мимоходом бросая взгляд на партию, в которой до мата осталось буквально пара ходов. Черные выигрывали. – Он почти с тобой закончил».
- Извини, Джонни, время не ждет.
Но Дарк уже сам всё понял: ему не требовалось повторять несколько раз, в отличие от молодого сотрудника техотдела. Он поднялся со своего места и лаконично закончил их разговор:
- Потом доиграем.
Сказано это было таким тоном, что Джонни больше не возражал, принявшись убирать фигуры в складывающуюся «книжкой» шахматную доску. Ривер и Суман тем временем отошли к дальней стене, где было поменьше народа.
- Что такое?
- Приказ сверху, – вздох. - Весенняя чистка.* К завтрашнему утру. Если точнее, то к шести.
Лицо Сумана приняло чуть озадаченное выражение. Он посмотрел на часы, благо они здесь высвечивались почти на каждом мониторе.
- То есть, – он помедлил, – у нас на это чуть менее шестнадцати часов?
Риверу ничего не оставалось, кроме как виновато развести руками. Он действительно считал, что ребят Сумана поставили в жесткие рамки.
- Извини, ничего не могу поделать. У нас чрезвычайное происшествие.
- Если бы мы проводили зачистку каждый раз, как кто-то бьет тревогу…
- Не спорю. Но лучше перестраховаться. Поверь, Суман, никому не будет хорошо, если в один прекрасный день нагрянет полиция с обыском. Или, что еще хуже, наши добрые друзья из ФБР.
Дарк несколько секунд молчал, уставившись куда-то мимо Ривера и будто обдумывая ситуацию. Венхам знал, что он не будет задавать вопросов, как любой другой на его месте. Он останется совершенно равнодушен к причинам, но за процессом проследит идеально. Это его работа.
- Я сейчас вызову бригаду. К шести всё будет вывезено. Когда отбой? – наконец ответил Суман, уже, видимо, мыслями находясь в предстоящей работе. Весьма не легкой, к слову, работе.
- Неизвестно. Как наше… затруднение разрешится, так можно будет всё приводить в порядок, – Ривер устало потер переносицу. – Спасибо, Суман. Можешь идти.
- Хорошо. И, Венхам… - заместитель кивнул, давая понять, что слушает. - …Приказ шел от Комуи?
- Да. А что? – это неожиданно – задающий вопросы Дарк. А что еще более неожиданно – чуть насмешливые нотки в его голосе.
- Он сейчас работает?
- Да-а, – уже что-то подозревая, протянул Венхам. – Я полчаса назад оставил его в кабинете над бумагами…А в чем, собственно, дело?
Суман молча кивнул куда-то ему за спину и, не прощаясь, ушел. Ривер повернулся на сто восемьдесят градусов и, конечно же, увидел, как в другую сторону от него, с чашкой кофе в руках, улепетывал его начальник, стараясь затеряться среди многочисленных работников технического отдела.
Уголок рта Венхама начал подергиваться в непроизвольном тике, когда Ривер уже почти побежал за панически сиганувшим прочь Ли.
- Комуи! Стойте!
- Я… Я тороплюсь!
- Вы все документы подписали?!
- Какие такие документы?
- Что значит… Комуи!!
«Ох, сегодня точно кто-то останется без перерыва и без кофе!»
***
Итак, мы снова на кухне. Я, две чашки, пачка ужасных Ламбер энд Батлер и, что еще ужаснее, седой недомерок.
И ни коим разом меня не интересует цвет его волос. Мало ли фриков по Нью-Йорку гуляет, я что, должен каждым интересоваться?
- Чего тебя принесло? – спрашиваю настолько грозно, насколько это возможно при моей дикой головной боли, и параллельно завариваю чай. Может, испугается и убежит.
Ха, конечно. Этот-то. Испугается.
- Я у мистера Ли был.
Несколько секунд до меня доходит, что «мистер Ли» - это Комуи. Хмыкаю, но не комментирую.
- И?
Чувствую невольное напряжение. На автомате вытаскиваю сигарету, закуриваю и стараюсь не смотреть на мальчишку, пока он собирается с мыслями.
- Не было там Лави. В Гарлеме.
- Что значит – не было?
- Это значит, что он там не появлялся. Когда наши ребята приехали, - мимоходом отмечаю, как легко и быстро он начал говорить «наши», - те цветные, что должны были встретить его, заявили, что никто не приезжал.
- И наши, - Уолкер непонимающе уставился на меня в ответ – сарказма он не
оценил, – конечно же, поверили им.
- В смысле?
- В прямом, – отрезаю и лезу за трубкой. Уже набирая номер Комуи, понимаю, что шпендель так и сидит с пустой чашкой. Смилостивившись, киваю на полку.
- Кофе там.
- Я знаю, – тут же сияет он как начищенный пятак и поднимается со стула.
Господи. Как дуракам мало для счастья надо.
- Алло? Канда? – голос у Комуи на удивление бодрый. Обычно в это время он еще дрыхнет.
- Что там с кроликом?
- И тебе привет. Волнуешься?
- Что там с кроликом? – переспрашиваю с нажимом. Черта с два я попадусь на твои уловки.
- Ох, ладно, не злись. Ты ведь знаешь, куда он поехал?
- Нет.
- К Крипс.*
Молчу. Резко выдыхаю дым, вдавливаю недокуренную сигарету в пепельницу и некоторое время просто мну в руке её остатки, пока табак и бумага окончательно не высыпаются сквозь пальцы.
Чертов придурок!
- Канда? – покашливание в трубке. Отрываюсь от своего занятия, но мне до сих пор нечего сказать. – Он до них не доехал. Аллен с утра приходил, он должен был тебе передать это.
- Недомерок здесь.
- Эй! – возмущенно шепчет мелкий. – Меня зовут Аллен!
Кидаю на него взгляд. Видимо, получилось внушительно – надоедливый стручок сразу сдувается со своим возмущением, как воздушный шар.
Мне не до него сейчас, так что пусть лучше молчит.
- Где он может быть? – стараюсь, чтобы голос звучал ровно и не выдал охватившего меня… бешенства? Черт возьми, а что еще можно чувствовать, когда этот чокнутый суется в одиночку куда не следует?! Хоть бы его там подстрелили хорошенько, чтобы впредь мозгами думал, а не задницей!
- Мы не знаем. Сейчас район обыскивают. Около получаса назад поступило сообщение, что недалеко от склада на 97-ой улице видели людей Луккезе, – он помолчал. – Среди них был замечен Хофф, и если это его люди, то Лави…
***
- … То Лави конченый идиот, – как ножом отрезает Канда кому-то в ответ. При этом его рука, лежащая на столе, сжимается в кулак так, что белеют костяшки пальцев. Непроизвольно втягиваю голову в плечи, убеждая себя, что это верх идиотизма – боятся его.
Но он сейчас напряженный как струна, кажется, тронь – зазвенит. Что такого ему сказали? То, что речь идет о пропаже Лави – уже понятно, но… Какие-то плохие новости?
Что случилось?
Терпеливо жду, прихлебывая из своей чашки, пока Канда, мрачнеющий на глазах, закончит разговор. За неимением другого дела рассматриваю кухню. Конечно, я на ней уже был вчера – и даже посидел на подоконнике, разглядывая открывшуюся панораму Манхэттена.
Если честно, не ожидал, что их квартира (как я узнал, Лави с Кандой живут вместе) находится в таком фешенебельном районе. Сколько они за нее платят? Высотка, двадцать седьмой этаж, да еще и такой изумительный вид на Эмпайр-Стейт-Билдинг и Центральный Парк. Вчера я не смог сдержать изумленного «Фантастика!», когда впервые выглянул в окно, но хозяин квартиры лишь кинул на меня презрительный взгляд и ушел куда-то в комнаты, приказав сваливать, как только допью кофе.
Но как бы там ни было, по сравнению с моей квартирой на пятом этаже в спальном районе Джексон Хайте, с видом на детскую площадку, исписанную граффити, их была просто вершиной мечтаний.
Канда тем временем, уже закончив разговор, снова закурил. И движения, руку даю на отсечение, у него какие-то дерганые. Нервничает?
- Что-то… случилось?
- Если ты еще не заметил, то да.
- Нет, я имею в виду, кроме самой пропажи. Что-то стало известно? Плохое?
Он на меня не смотрит, уставившись куда-то мне в ноги. И взгляд у него такой - отрешенный, как будто он и не здесь сейчас. Мне почему-то кажется, что он и не слышал моего вопроса. Может, повторить?..
Но мои опасения оказываются напрасными – уже когда я открываю рот, чтобы повторить вопрос, Канда поднимает на меня мрачный взгляд. Некоторое время вглядываюсь в его глаза, пытаясь распознать их цвет. Не получается – он определенно темный, но карий ли, синий, или просто черный – понять нельзя.
- Рот лучше выглядит закрытым, – скривив губы, фыркает он и поднимается. – Ничего не случилось. Я скоро ухожу, так что в быстром темпе допивай свой кофе и выметайся.
- Тебе говорили, что ты вежливый? – бормочу в ответ, но когда он уходит с кухни, послушно опрокидываю в себя остатки остывшего кофе и выхожу в коридор.
И то, что я вижу, повергает меня в шок.
Всё, чувак, это конечная стадия. Галлюцинации. Диффузия головного мозга. Ты сходишь с ума, определенно.
Ведь разве моющий полы Канда – это вообще возможно?!
Я знаю его третий день, но и представить не мог, чтобы вот он, весь такой из себя – черт возьми, это же Канда! – сидел бы на корточках и вытирал пол какой-то (а вроде бы той же самой, что я видел у него в руках ранее) фиолетовой тряпкой.
Внезапно напряжение всех этих двух дней отпускает меня – я заливаюсь нервным смехом, привалившись к двери.
Мне кажется, что Ковчег, Комуи, Лави, Тики, Канда – всё это какой-то сюрреалистичный сон. Я обычный нью-йоркский школьник, который вот-вот завалит химию, за которого всё время кто-нибудь платит, когда он с друзьями выбирается в кафе, и у которого не очень хорошие отношения с дядей. И уж конечно, он не пробирается в клубы, не перетаскивает героин и не целуется со взрослыми мужчинами.
Три дня назад всё так и было.
Три дня назад, вставая утром, я заранее знал, как пройдет мой день. Три дня назад я скрупулезно списывал из Интернета домашнюю работу по алгебре. Три дня назад я переживал, что подумают мои одноклассники, если я опять опозорюсь у доски.
И уж конечно, три дня назад я не ржал, как конь, истерично всхлипывая и подпирая дверь чужой квартиры на Манхэттене.
- Недомерок, – рычит Канда, поднимаясь с колен. Сквозь смех я не обращаю на него внимания. – Тебе здесь что, цирк?!
Он чем-то в меня швыряет, и я чувствую на лице нечто отвратительно мокрое. Не прекращая смеяться, стаскиваю с себя это. Вытираю навернувшиеся на глаза слезы смеха, чтобы разглядеть.
О, так это еще и чья-то рубашка.
Бросаю её обратно Канде.
Мой смех утихает, но полностью перестать смеяться я не могу – даже если бы захотел. Это всё-таки напоминает истерику, как бы мне не хотелось, чтобы это было не так.
- Прекрати уже ржать! – рявкает парень, опускаясь обратно и продолжая свое занятие. - Это ты наследил, шпендель! Так что катись, пока я не заставил тебя убирать!
- У... ухож-жу уже, – отвечаю на выдохе, стараясь сдержать расползающуюся на лице ухмылку. Потом наблюдаю, как Канда на коленях передвигается, подтирая тряпкой-рубашкой следы моего шествия из коридора в комнату и обратно. Когда он оказывается рядом со мной и поднимает глаза, полные недовольства, это становится сильнее меня – и я опять не могу сдержать хохота.
Японец грубо выругивается, подхватывает мои ботинки и куртку и вместе со мной, несопротивляющимся, выпихивает за дверь.
Успокаиваюсь я еще не скоро.
***
- Ох, - испуганно выдохнул Рикей. Линали безучастно наблюдала, как сок из опрокинувшегося стакана заставлял буквы на её конспектах расплываться. – Прости, Линали, я не…
- Не важно.
Рикей удивленно моргнул, глядя, как девушка небрежно скрутила тетрадь и отшвырнула от себя. Взгляд у неё при этом был отстраненный, пустой.
Рикей переглянулся с неловко застывшим рядом Шифу.
Это точно не их Линали.
Их Линали тут же захлопотала бы, печально вздохнула из-за испорченных записей, светло улыбнулась в ответ на извинения и тут же рассмеялась, говоря о том, что кто-нибудь уж точно одолжит ей тетрадь.
Эта незнакомка с пустыми темными глазами сидела, почти не двигаясь и скрестив руки на груди. У неё окаменевшее лицо, и один взгляд на него заставил Рикея неуверенно отдернуть руку, когда он потянулся погладить её по плечу. Но парень тут же пересилил себя и даже присел рядом. Шифу принялся вытирать стол, иногда обеспокоенно на них поглядывая.
- Ли… Линали, всё в порядке?
- А? Да. Всё отлично, – весь ее вид говорил об обратном. Рикей сомневался несколько мгновений, а потом взял ее ладони в свои.
- Линали, что-то случилось.
- С чего ты взял?
Она неловко попыталась освободить руки, но юноша не дал ей этого сделать. У него был хмурый и серьезный взгляд, что бывает очень редко. Большинство времени он веселый и беззаботный, почти как…
Линали отвернулась, избегая его взгляда.
Почти как Лави.
- Ты сегодня целый день ходишь такая… - Рикей помолчал, подбирая слова. – Убитая. Мрачная. Вообще никакая.
- Нет. Я нормальная. У меня… у меня всё хорошо.
- Линали! – в его голосе послышался упрек. – Ты себя в зеркало видела?
- Да. Я… Всё хорошо. Ничего страшного, – пробормотала она, наклоняя голову. Сегодня она даже не забрала волосы в высокие хвосты, как обычно: низкий, явно собранный на скорую руку хвост струился по спине. За день из него выбились многие пряди – или она не обратила внимания на них с самого начала?
Юноша заботливо заправил их ей за ухо.
- Всё обойдется, – пробормотала девушка, уже сама крепко сжимая ладони Рикея. В её голосе отчетливо звенели слезы. – Ведь всё обойдется, верно?
- Конечно. Конечно, Линали. Всё будет хорошо.
Он не знал, о чем она говорила – но когда увидел, что его друг, их светлая, как солнечный луч, Линали, плачет, не смог сказать ничего другого, кроме как уверять её в том, что «Всё непременно образуется».
- Я уверен, это как-то связано с Лави, – сказал ему Шифу, когда они ехали из университета домой. Рикей бросил на него скептический взгляд.
- С чего ты взял, что Линали будет из-за него плакать?
- Я слышал обрывок её телефонного разговора, – друг пожал плечами, глядя в окно. – Она спрашивала что-то вроде: «Его еще не нашли?», а потом что-то долго доказывала
кому-то в трубку. А потом плакала.
- Он пропал?
- Откуда я знаю? Даже если и так, мы не можем знать точно: половину занятий он пропускает и в добром здравии.
Рикей усмехнулся, запуская пятерню в волосы.
- Да уж. Это же Лави. Надеюсь… Надеюсь, с ним ничего не случилось.
***
Ньюйоркцы знают, что с трех до шести часов Таймс-сквер нужно объезжать стороной – независимо ни от чего, здесь всегда жуткая пробка, с которой не сравнится даже Бродвей в час пик. Этот перекресток, несмотря на то что сам легендарный «Нью-Йорк Таймс» уже давно переехал, был и остается местом самого большого количества газетных офисов на квадратный метр. А журналисты, в преддверии ажиотажа сенаторских выборов, стали всё чаще и чаще бросать свои машины уже почти на проезжей части, чтобы успеть к своему начальству с распечаткой очередной «правдивой» сенсации в руках.
Клауд проверила в зеркальце заднего вида, не смазалась ли помада, удовлетворенно послала отражению слабую улыбку и откинулась на спинку сиденья. Конечно, за столь долгое отсутствие в Нью-Йорке она могла забыть, каким ужасным местом была Таймс-сквер в четыре часа дня, но нервничать из-за какой-то пробки? Никогда.
Тем более что вспоминать прошлое, разглядывая такой знакомый город, было более чем занимательным занятием.
Здание китайского посольства, напротив которого они как раз стояли, навевало воспоминания о Триаде, которую столь не любил Мариан, и о шумихе, которая тогда их окружала. Подпольный телеграф сплетен и слухов буквально пестрил разговорами о том, что «у Синдиката появились новые псы», «три человека расправились с ребятами Полосатого Полли», «Говорят, сам Венеро Мангано пытался их переманить». И таких слухов было множество. Их окружал настороженный полушепот, неверящие взгляды и – страх. Только с помощью него здесь можно было добиться уважения.
А они его добились.
Сколько это было лет назад?
Десять? Пятнадцать?
Прекрати притворяться, Найн. Ты точно отсчитываешь каждый год со времени своего отъезда.
Двенадцать лет.
В памяти всё это осталось лишь чередой черно-белых кадров люмьеровской пленки. Если бы было возможно, не осталось бы ничего лишнего: лишь то, что хотелось помнить. Но, как бы Клауд не хотела, забыть не получалось, и в первые годы навязчивые картинки то и дело вспыхивали в голове.
Со временем она научилась воспринимать все события тех лет, как совершенно абстрагированное от неё кино. Фильм, режиссер которого чересчур переборщил с вином, разнузданностью, тяжелым запахом свинца и весельем, звенящим в полных мертвыми телами помещениях.
Фильм с остающимся горьким осадком после просмотра.
- Maman… - сонно протянул девятилетний мальчик, ерзая на сиденье, и привалился лбом к её плечу. Он задремал по дороге из аэропорта – длительные перелеты всегда утомляли его. Он боялся спать в «железной коробке, которая непонятно как держится в воздухе» и весь восьмичасовой перелет напряженно сжимал подлокотники кресла, молча разглядывая свои ботинки. – Мы скоро приедем? Я уста-ал. И хочу сладкого.
Несмотря на защемившую сердце нежность, когда мальчик, чуть щурясь, поднял на нее просящий взгляд светло-голубых глаз, она строго сказала:
- Не ной. А если будешь потреблять столько глюкозы, то скоро расплывешься поперек себя. Как квашня.
- Это подло, – пробурчал он себе под нос, но, заметив предупреждающий взгляд матери, начал невинно насвистывать какой-то мотивчик, отвернувшись и смотря в окно. Умолк, а потом разразился восхищенным «Вау!», тут же прилипая носом к стеклу машины. Таксист улыбнулся этому искреннему возгласу, но он, наверное, был свидетелем и не такой реакции на великолепие уходящего ввысь Нью-Йорка.
- Тимоти! – скорее по привычке, чем сердясь на самом деле, одернула его Клауд.
Тот не отозвался, нажал на кнопку и подставил лицо легкому ветру, врывающемуся в салон автомобиля через открытое окно. Мальчик рассматривал многолюдную Таймс-сквер и впитывал новые впечатления как губка.
- Что, нравится, малыш? – не выдержав, засмеялся басом водитель
- Я не малыш! – тут же возмутился мальчишка, бросая в сторону мужчины гневный взгляд.
- Тимоти, – на автомате повторила Найн, впрочем, мало вникая в разговор – она раздраженно тыкала в телефонные кнопки ногтем идеальной квадратной формы.
- Да-да. Но скажи, как тебе Нью-Йорк?
- Не знаю, – все еще немного обиженно пожал плечами мальчик, вновь переводя взгляд за окно. Потом неохотно признался:
- Ну, ничего так.
- Ничего так?! Это же Нью-Йорк, малыш! Да ты влюбишься в этот город, поверь мне! – в голосе таксиста послышалось обожание.
- Да не малыш я!
- Тимоти!
- Он назвал меня малышом!
- Знать не хочу, как он тебя назвал! Не повышай голос на старших! И не вылезай из окна, а сядь спокойно и не вертись!
- Но ма-а-ам…
- И не «мамкай» мне тут!
- Но я не…
- Малыш, смотри, видишь ту башню? Это Вулворт-билдинг! Правда, красота?
- Я! Не! Малыш!! И… А-й-и-и, это было больно!
- А что я тебе сказала насчет старших?!
До пункта назначения ехали с песнями и плясками.
Место, куда они приехали, располагалось в пригороде Скарсдейл – да-да, именно там, где родились небезызвестная Йоко Оно, жена Джона Леннона, и Багси Сигал – тот самый, что превратил Лас-Вегас в самый известный центр игорного бизнеса.
Но, конечно, Клауд приехала сюда не из-за Оно или Сигала. Она приехала из-за человека, который исчез из её жизни на целых двенадцать лет, из-за человека, которого в далеком прошлом она, улыбаясь, называла другом.
Из-за человека, сейчас стоявшего на лужайке перед своим домом и вглядывающегося в их приближающуюся машину. Улыбнувшегося ей, когда она выбралась из салона, и склонившего голову в знак приветствия. Неловко приобнявшего её в ответ на объятие.
- Я рад тебя видеть, Клауд, – и голос у него низкий, чуть хрипловатый, одновременно и изменившийся за это десятилетие, и оставшийся таким знакомым.
Родным. Надежным.
- Я тебя тоже, Фрой.
*Драхма – единица массы в системе англо-американских мер, равна ~ 1, 772 г.
**«Мой друг»- "A friend of mine" - в криминальной терминологии означает лишь еще одного
приблатненного придурка, который работает на семью, не будучи её членом.
**WOP - (амер.-итал.) Аббревиатура: презрительное прозвище итало-американцев.
**Весенняя чистка - (амер. Spring cleaning) Термин в торговле, обозначающий весеннюю распродажу. В криминале - зачистка доказательств и компромата.
**Крипс — уличная банда, преступное сообщество в США, состоящее преимущественно из афроамериканцев. Одна из самых слабо контролируемых банд Нью-Йорка.
фандом: dgrayman
бета: Meio Dia (с 3-ей главы)
рейтинг: PG-15 по ходу повествования, NC-17 планируется.
пейринг: еще не определились
жанр: приключения, романс, детектив
©: Персонажей – Хошино, Нью-Йорк – Америке, а буквы – Кириллу и Мефодию.
ахтунг: АУ - действо происходит в США, Нью-Йорке 2007 года. Без ЧО, чистой силы и Ордена. Совсем. ООС персонажей – по авторскому желанию (и видению); слэш; сцены насилия.
саммари:
New York,
Concrete jungle where dreams are made of,
There's nothing you can't do,
Now you're in New York! ©
Аллен Уолкер считает себя обычным школьником из Бруклина, ходит в школу, на вечеринки к друзьям и меняет подработку, что бы платить за квартиру. Но никого не волнует, что там Аллен Уолкер считает или думает: в особенности нью-йоркскую мафию. Подозрительные рыжие типы, мрачные азиаты, милые девочки с хвостиками - и торговля оружием, распространение наркотиков, разборки Национального Криминального Синдиката (как звучит, а?) полиция, погони и перестрелки. И вряд ли кого-то колышет, что Аллену Уолкеру хочется спокойной жизни. Да и хочется ли ему?...
от автора: нет, он не заброшен. даже не надейтесь. просто мы взяли перерыв

Глава 4
Глава 4.
Мы обычные дети -
Мишки, машинки и леденцы,
Солдафоны, кукла Маша в корсете.
Мы устроим войну, нарисуем мир в цвете,
Города мы разрушим и отстроим дворцы. [q] маркиз
- Почему мы должны были идти пешком?
- Не ной.
- И почему ты такой свеженький, как будто всю ночь дрых?
- Заткнись.
- Ты даже кофе не пьешь! Только свой чертов зеленый чай!
- Еще слово, и…
- Это так несправедл… Ай!! – Лави согнулся пополам от сильного удара под дых. - Юу, - прохрипел он. – ты злодей.
- Сколько раз говорил не называть меня по имени?
- Злодей!!
Канда пожал плечами. Тупой кролик сам напросился.
Он действовал ему на нервы все то время, что они шли к своему месту назначения. Да, Канда был согласен, что пристань Лайнвуд находилась довольно далеко от их квартиры, но, во-первых, он никогда не признается Лави, что согласен с ним хоть в чем-то; а во-вторых в инструкции было черным по белому написано не оставлять в порту машину.
И, конечно, существовало еще и «в третьих»: сейчас мысли Юу занимало исключительно раздражение. Оно нарастало с каждой лишней минутой ожидания.
Им нужно было попасть на склад порта еще в семь, то есть пол часа назад.
Зачем вообще нужно было нанимать этого мелкого белобрысого, если он имеет наглость опаздывать на свое первое задание?!
Канда скрестил руки на груди, мрачным взглядом сверля свои ботинки. Он ненавидел ждать. Любое ожидание, совершенно любое, выводило его из себя почти мгновенно.
Лави, уже разогнувшись, но все еще потирая ушиб (удар у вспыльчивого японца был ого как не хилый), настороженно попытался поймать его взгляд.
- Юу?
- Чего тебе? – после секундной заминки спросил тот.
- Да нет. Ничего.
- Тогда чего спрашиваешь?!
- Юу-чан такой милый, когда злитс… Да пошутил я, пошутил, не бей!
Казалось, прошло не еще десять минут, а целая вечность, прежде чем из-за угла какого-то складского помещения зазвучали торопливые шаги. Канда напрягся – мало ли кто это мог быть – но оттуда появился как раз тот, кого он уже был готов прикончить.
- Привет, ребята. Простите, что опоздал, я… - появившийся мальчишка (как его там бишь звали? Алан? Ален?) не успел договорить.
По причине того, что его попросту впечатали в стену.
Не очень приятное ощущение, если на чистоту. Он зашипел сквозь стиснутые зубы.
- Что за… Ты? К-канда? Какого черта ты делаешь? Больно же!
Лицо мальчишки выражало какую-то смесь из удивления и обиды, но Канде на его эмоции было плевать с высоты Эйфелевой башни. Он покрепче захватил воротник рубашки подростка в кулак, и резко потянул вверх, что заставило того привстать на мыски.
- Станет еще больнее, если еще раз опоздаешь, понял, мелкий? – прошипел Канда.
- Да что я сделал?!
- Юу! Ну, Юу, успокойся! – попытался было вмешаться Лави, хватая приятеля за локоть, но лишь отшатнулся, получив толчок в плечо. Ни Канда, ни Аллен не обратили на него ни малейшего внимания, уставившись друг другу в глаза. Их лица были менее, чем в двадцати сантиметрах друг от друга.
- Ты тупой? Ты должен был быть здесь еще полчаса назад!
- Ну и что, опоздал, из-за этого людей калечить надо?!
- Заткнись, недомерок. – Канда еще сильнее сжал воротник Уолкера. Ткань опасно затрещала. – Я не буду больше повторять: еще одно опоздание, и твои внутренности найдут на дне Гудзона. Понятно?!
Молчание.
- Ну?
Молчание.
- Я жду ответа!
- Да понял я. – теперь во взгляде этого белобрысого помимо обиды читались легкий страх и злость. Причем последняя откровенно доминировала. Он явно говорил это только потому, что если еще чуть-чуть позлить японца, то рубашку можно будет выкидывать. – Понял.
- Вот и отлично.
Юу несильно встряхнул мальчишку, но отпустил его. Теперь Аллен стоял на земле, опираясь рукой на злополучную стенку, а другой потирая шею. Канда, кинув на него раздраженный взгляд, резко развернулся на каблуках и свернул за тот самый угол, откуда менее пяти минут назад выбежал Уолкер.
Как только он скрылся, Лави тут же оказался рядом с подростком, кладя руку ему на плечо.
- Аллен, ты как?
- Жив. – Уолкер сглотнул. – Но это не надолго, я так чувствую. Что с этим парнем? Он психически неуравновешен?
- Нет. – Лави вздохнул, рассеянно приглаживая волосы. – Ну, просто он сложный человек.
- Да знаешь ли, это я заметил.
- Но он действительно классный парень!
- Классный? Ага. Во всех смыслах, кроме прямого, я полагаю. – съязвил мальчишка.
- Просто, знаешь – Юу как раз из того типа парней, к которым не стоит опаздывать на свидания.
Аллен бросил на усмехающегося книжника скептический взгляд.
- Я запомню. Эта информация мне пригодится, когда я соберусь с ним на свидание…
- Обязательно скажи мне, когда это случится. Должен же я остановить тебя. – рассмеялся Лави, подталкивая Аллена в ту же сторону, где скрылся Юу. Они только что выяснили опытным путем, что заставлять его ждать – себе дороже.
- … лет через двести.
Замок тихо щелкнул, открывая им обзор на обширное помещение с высокими потолками, примерно на одну треть заставленное деревянными коробками. Свет сюда проникал только через небольшие окна под потолком, но этого, в принципе, было вполне достаточно.
Канда зашел первым, пряча ключ, которым отпер дверь, в карман. Следом за ним, оглядываясь, зашли и Лави с Алленом. Причем второй, не пройдя и пары метров, уже умудрился споткнуться об один из ящиков, за что получил предупреждающий взгляд от японца.
- Говорить тихо. Не шуметь. Сейчас я проверю содержимое, и начнем. – коротко бросил им Юу, присаживаясь около одной из коробок. Он уже был в перчатках, хотя Аллен не помнил, когда тот успел бы их одеть.
И, глядя на то, как японец начал аккуратно отвинчивать шурупы из крышки, Уолкер наконец-то сообразил спросить то, что его волновало все утро, пока он сюда добирался.
- Что мы должны будем делать? – обратился он к оставшемуся у дверей Лави.
- Спохватился. – фыркнул тот. – А когда нанимался, ты спросить не подумал?
- Мистер Ли сказал – курьер. Ну я и думал: письма там разносить, документы…
- Индюк тоже думал, да, как знаешь, в суп попал. Да и мало ли что тебе Комуи наговорить может. Ну уж ладно, у тебя сейчас, я понимаю, выхода больше нет, так что слушай… - Лави осекся. Он был неуверен, что следует знать их новому работнику, а что нет. А если он сболтнет лишнего, Канда или Панда с него три шкуры спустит. – Слушай… эээ… Слушай Юу, который несомненно нам сейчас поведает, что мы должны делать, да, Юу?
Канда, не отвлекаясь от своих действий, отрезал:
- Сам вспоминай, забывчивый придурок. И не называй меня по имени.
- Но я, правда, не помню! Я так мало спал, что мой мозг еще не начал работать…
- Это у него хроническое, не беспокойся.
- … и я не могу вспомнить, что вчера нам говорил Комуи. Тем более, что ты объяснишь нашему новому другу наше задание намного лучше, чем я.
- Я что, нанимался нянькой к шпенделям? – скривился Канда, отвинчивая последний шуруп, и аккуратно открывая крышку.
- Эй! Меня зовут Аллен! – возмутился Уолкер.
- Мне тебя поздравить, шпендель?
- Нет, просто запомни, как меня зовут!
- Что-то не хочется.
- Ты… - Аллен не нашел, что сказать, и ему оставалось только гневно сверлить сидящего спиной к нему Юу взглядом.
Нет, определенно, этот тип имеет что-то против него.
Лави утешающее похлопал его по плечу, но, как подозревал мальчишка, в этом жесте было намного больше насмешки, чем утешения.
Канда тем временем благополучно принялся привинчивать крышку обратно, удостоверившись, что в коробках действительно лежит то, что было им нужно.
«Неужели эти торговцы настолько тупые? – фыркнул он про себя – Да любой коп обнаружит это в два счета. »
Наконец, когда дело было сделано, Юу поднялся, и повернулся к своей небольшой – и до смешного тупой, по его мнению – команде. Оба скучающе смотрели в разные стороны, но, как только увидели, что он закончил – напряглись.
- Выдай мелкому перчатки. – распорядился японец, поднимая тот ящик, что только что закрыл. – Как оденете, берите по ящику, и за мной. Правила ты знаешь, тупой кролик.
- Еще бы. – хмыкнул рыжий, кидая Аллену пару таких же черных перчаток, какие натягивал он сам, и какие уже были надеты на руках Канды. Когда последний вышел на улицу, он проинструктировал выглядевшего неуверенным Уолкера:
- Ни в коем случае не снимай перчатки, и не касайся никаких поверхностей голыми руками. Старайся вообще контактировать с поверхностями пореже. Если вдруг все-таки это произойдет, тщательно протри рукавом, понял, Аллен?
- Да. Но…
- Все остальные вопросы потом. Бери ящик и пошли.
Канда оказался совсем близко – в небольшом переулке между этим складом и соседним зданием. Помимо него, там находился еще один человек – мужчина, в грязно-охровом плаще, с накинутым на лицо капюшоном так, что рассмотреть его отчетливей не представлялось возможным.
А еще там был небольшой грузовик, судя по эмблеме, находившейся в собственности порта.
- Доброе утро. – слегка кивнул мужчина подошедшим юношам. – Меня зовут Тома, рад встрече.
- Приятно познакомится, мистер Тома. – Аллен дружелюбно улыбнулся, Канда закатил глаза. Лави фыркнул, наблюдая за этой сценой, и тоже пробормотал слова приветствия.
- Итак. Сейчас без четверти восемь. В девять прибывает машина, что бы забрать всё это. - Юу небрежно постучал костяшками пальцев по ящику. – Соответственно, без четверти девять, ровно через час, нас уже не должно здесь быть. Ты, шкет, и ты, Лави поедете вместе с грузом в Ковчег, и перетащите ящики в хранилище. Ясно?
Лави легкомысленно кивнул, снова поднимая свой ящик, и передавая его залезшего в кузов Тома. Тот поставил его на другой ящик у дальней стены кузова, видимо, тот, который принес Канда.
Аллен поспешил последовать его примеру.
- У меня есть один вопрос. – начал он, когда они заходили обратно на склад. У них был всего час, а ящиков было очень и очень не мало. – Зачем мы это делаем?
- Ты тупой? Что значит – «зачем»?
- Ну, я имею ввиду… Ну, как судя по предосторожностям, вроде «ни к чему не прикасаться», это чужая собственность. И мы, как я понимаю, крадем её. Так?
- Хоть что-то до тебя дошло. – Канда, видимо решив сэкономить время, поставил два ящика друг на друга, и поднял их. – Так что тебе не ясно?
- Так зачем мы крадем? И что будет, если нас поймают?
- Зачем – не твое дело. И нас не поймают, так что выполняй свою работу молча. – недовольно ответил Канда, выходя.
- Ну вот. Опять он огрызается. А я ведь даже не спросил ничего такого!
- Смирись, и не сопротивляйся. А вообще, кое в чем Юу прав – у нас всего час, и здесь придется попотеть, так что поднимай эту фигню и пошли быстрее.
Когда Аллен приноровился, работа пошла быстрее и продуктивнее. Правда, Лави иногда ныл, что пальцы уже ноют, но этот мрачный азиат затыкал его одним своим взглядом – единственно, за что Уолкер был ему благодарен.
- Слушай, а ты вынослив. – оценил рыжий, глядя как мальчишка поднимает два ящика по примеру Юу. – Ты такой щуплый, а даже не запыхался.
- За щуплого спасибо, Мистер Толстяк. – хмыкнул в ответ Аллен. – А насчет выносливости ничего сказать не могу – всегда таким был.
В этот момент раздался звук подъезжающей машины. Сначала Аллен не обратил внимания, но, взглянув на напрягшегося рыжего, быстро вспомнил, где они и что делают. Сердце предательски екнуло.
Лави переглянулся с Кандой. Тот медленно опустил ящики на землю и, не спеша, зашагал к двери, знаком приказав им молчать.
С улицы раздались голоса – кто-то явно приближался к дверям склада. Все ближе и ближе – вот уже можно было и различить примерную тему разговора, что-то о бирже.
Аллен закусил губу, чувствуя, как сердце бухается в пятки. Это были уже не шутки – их же могут посадить, ей богу!
Он не увидел, как за его спиной Канда кивнул Лави, будто соглашаясь с ним в чем-то.
И вот, когда дверь открылась, и из-за неё показались двое мужчин – обоим за сорок, и оба же, как один, в деловых костюмах и пробивающимися лысинами – Юу громко и требующее спросил:
- Вы кто такие?
Разговаривающие мужчины замерли. Наконец, после нескольких секунд тишины, один из них смерил японца взглядом и в свою очередь задал вопрос:
- А вы, господа?
- Почему мы должны отвечать черти знает кому?
- Кхм. Ладно. Собственно, - мужчина поправил очки. – я хозяин этого склада. Мартин Эффорт. Видите, я отчитался перед черти знает кем, и почему бы вам не сделать то же самое?
- Марти, вызывай полицию. – категорично заявил второй мужчина. У него оказался неприятный визгливый голос, а на сильных и крепких юношей, неизвестно как проникнувших на частную территорию, он смотрел с откровенным недоверием. – Это точно грабители.
Аллен стиснул зубы. Вот ведь черт! «нас не поймают!» Самоуверенный придурок! И что теперь делать?
Впрочем, к его удивлению ни Канда, ни Лави не выглядели взволнованными.
- Мы грузчики. Работаем на «Линтен Инк.» - соизволил ответить Канда. – Мы здесь, что бы отвести весь этот хлам.
- Это не хлам, а ценный товар. – недовольно поправил его Эффорт. – И почему вы приехали в восемь, хотя обещали быть в девять?
Видимо, он безоговорочно им поверил.
А вот его спутник – нет. Он все еще недоверчиво их оглядывал.
- Где ваша униформа? Куда вы несете груз? И почему вон тот – такой молоденький?
- Он подрабатывает. – отрезал Канда, показывая, что отказывается отвечать на другие вопросы.
- Оставь их, Боб, не мешай людям делать свою работу. Пойдем.
- Мартин, я тебе говорю, они проходимцы!
- Боб, я знаю твою мнительность. Идем.
- Но… - упрямился тот, нервно поглядывая в сторону троицы.
- Боб!
Когда они ушли, и машина отъехала с пристани, только тогда Аллен смог расслабиться, плюхнувшись прямо на ящик. Он был взволнован – а не приедут ли они еще? А вдруг этот Боб все-таки уговорил Эффорта вызвать полицию? Или могут ли настоящие грузчики приехать раньше времени?...
От размышлений его оторвал голос Канды:
- Ну что, moyashi, наложил в штаны от страха? – «Что, новое ругательство? Японское?»
- Не больше чем ты.
- Да по твоему лицу было все видно. Хорошо, что этот владелец оказался идиотом, и не стал к тебе приглядываться.
- Эй, Канда, хватит, у него это впервые. – Лави ободряюще потрепал мальчишку по макушке. – Все обошлось, а, Аллен?
- Надеюсь. – коротко ответил парень, сцепив руки в замок. – Уверен, что они не вернутся?
- Да не беспокойся, все будет окей. – отмахнулся рыжий, подмигнув ему. Правда, при этом он поскреб свою повязку, и, заметив эту закономерность, Аллен нахмурился. Из-за чего Лави нервничает?- Мы просто не ждали их незапланированной проверки.
- Кстати. Эффорт не знает, что здесь творится. – Лави смотрел куда-то на ботинки Аллена, но тот понял, что он обращается к Канде. Какая-то на первый взгляд совсем незаметная интонация появлялась в его голосе, когда он разговаривал с Юу.
- Да. Судя по реакции МакКейна, он провозит это дерьмо через границу без ведома владельца.
- О чем вы? - подал голос мальчишка.
- Не важно.
- Черт возьми, я уже влип в это! Я имею право знать!
Уолкер переводил негодующий взгляд с Лави на Канду. Азиат заносчиво хмыкнул, отворачиваясь, а Лави заколебался под напором Аллена.
- Юу… Ну, он же прав?
- Ч-ч. Поступай, как знаешь. – Канда подхватил ящики и быстрым шагом покинул склад. Оглянувшись ему вслед, Лави вздохнул, и присел на корточки перед Уолкером. Теперь мальчик мог смотреть на него сверху вниз.
- Аллен, ты же не знаешь, что в этих коробках, верно?
- А откуда я мог узнать?
- Мда. Логично. Ну, так вот, о чем бишь я… Компания «Линтен Инк.» производит морское оснащение. Сомневаюсь, что ты о ней слышал, но её товары очень популярны в странах Южной Америки и Океании, и в своем деле она – один из лидеров морского рынка. Это ясно?
- Угу.
- Тот очкарик, которого ты сейчас видел – глава корпорации, Мартин Эффорт. Сорок пять лет, женат, двое детей. – Лави хмыкнул. – Или тебе не нужны такие подробности, а?
- Давай уже ближе к делу.
- Какой ты нетерпеливый. Ну, а тот нервный тип, которого ты видел с ним – Роберт МакКейн, директор одной из дочерних компаний Линтена. Теперь к сути. Вот в этом ящике, на котором ты сейчас сидишь, - рыжий бесцеремонно раздвинул Аллену ноги и ткнул в ящик под ним. – находится какой-то агрегат для натяжки парусов, я не знаю подробностей. Но это не главное, главное то, что в нижних слоях поролона, под вот этой самой морской штуковиной, в аккуратном таком пакетике лежат милые бежевые гранулы. Героин.
Аллен дернулся, как от удара.
Наркотики?
Вот черт, черт! Во что он ввязался?
- Соответственно, во всех переносимых нами ящиках такое же содержимое. В девять часов за ними придут грузчики, спокойно выгрузят все это на паром, и отправят в увлекательное путешествие в Бразилию, где все капсулы с героином тут же найдут себе покупателя, можешь не сомневаться. А мы, догрузив эти ящики, просто избавим через чур жадного Бобби от денег, которые он мог бы заработать на продаже.
Аллен закусил губу. Это было опасно. Очень. Теперь-то он по достоинству оценил все эти предосторожности: перчатки, раннее утро и прочее.
Впрочем, опасность только подогрела его возникший вчера интерес к деятельности Ковчега. Он не чувствовал в себе желания отступать. Наоборот – возникло чувство, что раз уж он увяз в этом, то почему бы не увязнуть еще больше?
Это было для Аллена в новинку.
- Итак, ты еще не решил сбежать от нас подальше? – поинтересовался Лави, поднимаясь. – Когда ты долго молчишь, это меня пугает.
- В гангстерских боевиках всегда говорят вещи по типу «Ты уже не можешь выйти из игры». Не разочаровывай меня. – усмехнулся в ответ Уолкер.
- Будем считать, что я это сказал. Пошли, коллега.
Без четверти девять, как и было наказано, Аллен и Лави догрузили последние ящики в кузов грузовика. Дверь на склад за ними закрыл Канда, но его уже нигде не наблюдалось. «Испарился, что ли?» - Аллен оглянулся пару раз в поисках японца, но никого не увидел.
Тем временем они уже сами забрались в забитый кузов, и Лави как раз принялся закрывать его двери, напевая какую-то попсовую мелодию себе под нос. Аллен кашлянул.
- Мне кажется, мы кое-что забыли.
- Кое-что?
- Кое-кого. – и, глядя на недоуменно уставившегося на него товарища, пояснил. - Канду.
- А-а. Ну, Аллен, неужели ты думал, что Его величество разделит с нами поездку в Ковчег? – Лави фыркнул, поворачиваясь к Уолкеру полностью. Стало темно, машина плавно тронулась с места, почти ничего не было видно. – Он уже смылся, конечно. Тем более, ему сегодня на работу. Впрочем, если ты скучаешь по его приятному обществу…
- Нет-нет. – поспешно, и даже как-то испуганно отозвался мальчишка. – Меня всё устраивает. Совершенно.
В этот момент Тома, видимо, резко завернул. Стоящий Лави пошатнулся, замахал руками, и, не удержавшись, с громким «Черт!» упал вперед.
К счастью, ему повезло приземлиться прямо настоявшего перед ним Аллена– точнее, в своем полете задеть его рукой, что бы Уолкер на автомате поймал его запястье, заслоняясь от удара в лицо, и потянул в бок. В результате, потеряв равновесие, грохнулись они оба.
Именно поэтому, за пару секунд приходя в себя, Лави почувствовал под собой в темноте что-то не настолько жесткое, как пол, костлявое, и – живое.
- Твою ж… Аллен, ты там как? Не убит?
Тот подал отрицательный ответ, пробормотав красноречивое ругательство.
- Никогда не думал, что умру, будучи придавленным стокилограммовой клячей… - прохрипел он.
- Эй! Всего лишь шестьдесят восемь!
- Замолчи. Ты говоришь, и твоя грудная клетка давит на меня. И, пожалуйста, будь добр убрать свой локоть подальше от моего солнечного сплетения на всякий случай…
Лави ухмыльнулся, но постарался аккуратно подняться – впрочем, параллельно с ним это принялся делать и Аллен, в результате чего они не сильно стукнулись лбами, и, не удержавшись, оказались снова на полу – правда, поменявшись позициями.
- Тебе суждено здесь умереть. – фыркнул рыжий, потирая висок.
- Среди коробок с героином? Я попаду в ад.
Они сидели почти вплотную, как только что обнаружил Уолкер. Глаза уже привыкли к темноте, поэтому очертания рыжего он видел вполне хорошо. Тем более, что под руками ощущались его сильные плечи.
В темноте глаза у Лави казались не травянисто-зелеными, как днем, а, скорее - темно-салатовыми?
Во всяком случае, точнее цвет Уолкер определить не мог, как бы не вглядывался.
А книжник, почувствовал на себе пристальный взгляд, заерзал, чувствуя себя слегка неуютно. Ему в свою очередь казалось, что у Аллена глаза вообще почернели, не смотря на то, что при свете они были очень светлыми.
- Эй, чувак, я конечно понимаю – ты тут расселся с удобствами, но… - наконец подал голос он, смотря куда-то в угол .
- Что? Ох, да, прости.
***
Они шли по коридору, и Лави с штуками пересказывал Линали их сегодняшнее злоключение. Аллен поглядывал на них украдкой.
Линали Ли – младшая сестра управляющего клуба Ковчег, Комуи, была миниатюрной шестнадцатилетней девушкой с густыми хвостами темных волос. Она была милой, улыбчивой, и очень участливой – во всяком случае, на первый взгляд Аллену показалось именно так. Лави, улучшив момент после его знакомства с ней, шепнул ему на ухо, что иногда она бывает совсем не такая. И что может приструнить даже Канду.
В глазах Уолкера она немедленно стала героиней.
Не смотря на то что, глядя на неё сейчас, ему в это совсем не верилось.
- И вот, представляешь, а потом он говорит, что мы, мол, проходимцы! У Аллена было такое лицо, что, наверное, Марти его просто пожалел.
- Лави!!
- Нет, ну ты что, хочешь сказать, что я не прав?
- У меня было нормальное лицо!
- Да-да, рассказывай.
- Не обращай внимания, Аллен, он просто выпендривается. – Уолкер посмотрел на будто из-под земли, неожиданно выросшее препятствие.
Им оказался давешний их конвоир с австралийским акцентом. Его имя вертелось на языке, но Аллен упорно не мог его вспомнить.
И, глядя на озадаченное лицо мальчишки, мужчина рассмеялся хрипловатым смехом:
- Мы даже не познакомились по нормальному, да, прости. Я – Ривер Венхам, заместитель управляющего Ковчега.
- А, да. Очень приятно, мистер Венхам.
- Зови меня Ривер.
Он присоединился к ним, и между ним, Лави и Линали тут же развязался оживленный разговор. Аллен же предпочел идти большей частью молча, вслушиваясь, и привыкая к этой атмосфере.
Ковчег оказался действительно большим зданием – помимо помещений свободного доступа, открытых для посетителей клуба, почти все нижние этажи занимали помещения для персонала. И если в первых Аллену кроме вчерашнего вечера и не удалось побывать, то по вторым ему устроили небольшую блиц-экскурсию.
Помимо лабиринта коридоров и хранилища, которые Уолкер уже успел оценить, здесь было много других мест. Многочисленные кабинеты, просторные комнаты, особых назначений у которых, как объяснили парню, не было. Была даже комната отдыха – Аллену настоятельно посоветовали запомнить её месторасположение, однако после спуска по лестнице и пары поворотов он уже забыл, где она находилась.
Более широкие и просторные коридоры располагались на верхних этажах, более узкие и извилистые – на цокольных. Так же для персонала был выделен собственный вход, в который нельзя было попасть без пропуска (Уолкера уверили, что как только Комуи заставят сесть за работу – такой сразу появится и у него), и столовая.
Последнему Аллен обрадовался больше всего, а когда узнал, что туда они сейчас и направляются, его лицо сразу озарилось улыбкой.
- Как дите малое. – фыркнул Лави, распахивая перед Линали дверь, и пропуская её внутрь. – Заходи, вот твой Храм.
Аллен хмыкнул в ответ, и прошел вслед за девушкой, мимоходом показав ему язык. Книжник покачал головой, и уже было собирался идти следом, однако Ривер придержал его за локоть.
- Мммм?
- Что ты думаешь?
- Аа-а?… Смотря о чем. – Лави напрягся, но виду не подал. Ривер кивнул в спину Уолкеру, которого Линали уже повела к дальней стене, где располагалось окно в кухню.
- О Аллене.
- А что, я обязательно должен о нем думать?
- Не включай дурачка, Лави. – Венхам закатил глаза. – Мне интересно твое мнение. Просто… необычно это все.
- Что – всё? – рыжий упорно уходил от темы.
- А то ты не понимаешь. Тики приводит мальчишку, его ловят, он оказывается учеником некоего Кросса, с которым знаком Комуи, и он предлагает ему работу. Слишком необычное совпадение.
- С каких это пор ты стал таким подозрительным?
- С тех пор, как занимаю эту должность. Работа у меня такая, знаешь ли. – Ривер чуть сильнее сжал его руку. – И ты не ответил на вопрос.
- Господи, тебе точно присудили бы звание Мистер Дотошность года… У меня еще не сложилось мнение о нем. – Лави пожал плечами, и все-таки вытянул руку из хватки Венхама. – Но во время сегодняшней работы, знаешь… Мне показалось, наверное, но…
- Что?
- Глядя на Аллена, создавалось такое впечатление, как будто он долго спал и проснулся – только что.
Когда Лави вернулся к Линали и Уолкеру, первая уже успела познакомить новичка с Джерри, поваром Ковчега. Он был тоже своего рода местной достопримечательностью – как и его стряпня, разумеется. Он славился тем, что приготовит любое блюдо, какое бы вы не заказали. Иногда даже шутили, что в голове у шеф-повара ни что иное, как огромная кулинарная энциклопедия.
Книжник-младший подошел именно тогда, когда Аллен скромно перечислял то, чего ему хотелось бы съесть. От перечня десяти с чем-то блюд Лави удивленно уставился на него, впрочем, как и Линали. Только Джерри остался невозмутим, подмигнув «сладкому мальчику» и скрывшись в кухне. Он даже не записал заказ. Наизусть запомнил?!
- Эй, парень, ты уверен, что съешь все это? – Лави чуть наклонил голову, ухмыляясь во весь рот. Уолкер выразительно фыркнул в ответ, мол, знай наших. – И как часто ты так обжираешься?
- Когда деньги есть. Раньше только так и питался.
- Ты должен весить больше тонны. А ну-ка повернись!
И, не дожидаясь, пока мальчишка исполнит его просьба, книжник сам развернул его за плечи, и задрал его рубашку. Не смотря, по словам мальчишки, на его рацион – Аллен был худым, и, как всякий подросток, немного нескладным. У него был впалый живот, даже довольно отчетливо просматривались ребра. Лави, не особо задумываясь, как это выглядит со стороны, от любопытства провел пальцами по его бледной коже, пройдясь от груди вплоть до ремня джинс, и присвистнул:
- И куда только все уходит?
- Эй! – Аллен одернул рубашку, выдернув её из рук рыжего, и подался назад. – И… И незачем было!...
Он поспешно отвернулся. Лави было удивился такой резвости, но тут же его озарила догадка.
Он с хитрой ухмылкой схватил удаляющегося было в сторону стоявшей около окошка Ли мальчишку, и попытался развернуть к себе. После некоторых усилий из-за сопротивления со стороны последнего ему это удалось, и он удовлетворенно воскликнул:
- Я так и знал! Ты покраснел!
- Отстань меня, Лави, просто отстань!...
- Какая скромняга, а! Ты такой ми-и-илый, Аллен! Дай-ка я тебя обниму!
- Л-лави!
Линали, наблюдающая за этой сценой – лезущий обниматься книжник и отпихивающий его Аллен – звонко рассмеялась.
***
Канда лениво листал Consumer Reports, и как раз скептически разглядывал серийный Порш Карерра, когда на страницы журнала внезапно упала чья-то тень. Он неторопливо поднял голову, и во взгляде отчетливо проступило недовольство.
Перед ним стоял один из посетителей, облокотившийся на барную стойку, и разглядывал его уже чуть помутневшим взглядом. Молодой мужчина, который уже хорошенько принял на душу – он уже захаживал сюда несколько раз, и Канда бы запомнил его, если бы вообще приглядывался к людям.
- Отвали. – бросил Юу, возвращаясь обратно к журналу. – Свет загородил.
- Какой невежливый. – хмыкнул посетитель, но не отошел. Наоборот – еще ниже наклонился к брюнету. Тот поморщился. – Что читаешь?
- Не твое дело. – отрезал Канда, не поднимая взгляда. Он ненавидел подобные ситуации. В конце концов, это не его обязанность – разбираться с посетителями. Где носит Мари?!
- Это было грубо. – мужчина помолчал. – Слушай, а зачем ты отрастил такие длинные волосы ?
«Он что, тупой?!»
- Не твое дело. – повторил Канда, чувствуя, что начинает закипать.
- Я тебя тут давно заметил… - «Еще бы, придурок, я тут работаю!» - … Знаешь, как на тебя все поглядывают, а?... – внезапно рука посетителя легла на его колено. - …Может, ты не против повесе…
То, что Канда вообще дал ему начать фразу, было следствием того, что он буквально на секунду опешил от такой наглости, и, по его мнению, такого идиотизма. Он моментально вскочил, хватая мужчину (который был выше его примерно на полголовы) за грудки, и встряхивая:
- Смерти хочешь? – прошипел парень ему в лицо.
- Эй, ты чего? Я же просто предло…
Дослушивать японец не стал, резко отбросив посетителя назад – так, что тот повалился на стоявший рядом со стойкой стол, и повалил пару стульев.
- А-ай, ч-черт… Ты что?! Получить захотел?! Да ты у меня сейчас…
И только Канда дернулся, было в его сторону, как незадачливого обольстителя сгребли за шкирку и грубо потащили в сторону выхода. Наверное, в тот момент мужчина, которого Мари намеревался вытащить на улицу и отдать его собутыльникам, уже вышедшим, и не догадывался, что не бармена спасли от него, а него – от бармена.
Ибо он был далеко не первым, кому приглянулся черноволосый японец, работавший в Моргане, и кто был выпровожен таким же способом. Но, на деле, иногда Мари и не успевал прийти на помощь посетителям, и тогда те выползали из бара в крайне плачевном состоянии. Завсегдатаи прекрасно знали это, и уже научились держаться от барной стойки подальше после таких вот инцидентов.
Мари, впихнув уже слабо сопротивляющегося мужчину его дружкам, был уже в дверях, когда его окликнули. Он обернулся – это быстрым шагом приближался Дэйся, на ходу стягивая громоздкие наушники, и рассеянно улыбаясь в знак приветствия.
- Привет. Ты чего здесь так рано?
- Так получилось. Канда там? Нужно с ним поговорить.
- Ага. Но настроение у него точно паршивое.
- Что-то случилось?
- Да как всегда. – Ноис пожал плечами, проходя вместе с Барри в помещение. – Опять нашелся камикадзе на свою голову. А ведь ему, я слышал, говорили: не лезь, дурья башка. Ну, кто ж других слушает-то.
- Понятно. – Дэйся помрачнел. - Ладно, пойду, попробую попытать счастья в разговоре.
- Удачи.
Канда равнодушно смотрел, как к барной стойке приближается его брат. Когда тот сел, он отвернулся, делая вид, что ополаскивает стаканы.
Ничем хорошим это никогда не заканчивалось – когда Дэйся приходил в Моргану в его смену. Настроение, и так пребывающее на планке «Отвратительно» медленно, но верно сползало к планке «Дерьмово».
Он был рад обществу брата: но только не тогда, когда у того было такое собранно-напряженное выражение лица.
Молчание длилось минут десять. За это время Юу уже успел перемыть порцию стаканов, протереть раковину и даже отмыть заляпанный кран – а Барри всё молчал.
Наконец, японец не выдержал:
- Чего ты приперся-то?
- Я… поговорить хотел.
- Ч-ч. А я-то думал - подарить мне рождественский подарок! – Канда криво ухмыльнулся. – Говори уже, раз пришел.
- Ммм… Что ты делал утром?
Юу смерил его мрачным взглядом. «Что за детские игры?»
Впрочем, если Дэйся хочет походить кругами, то почему бы и нет?
- Работал. – Канда сел напротив него, и, блуждая взглядом по помещению, будто вспоминая свой день, нахмурился.
- С Лави?
- К сожалению. – он помолчал, потом раздраженно добавил:
- И еще с одним. Шпенделем.
- В смысле?
- Этот придурок Комуи нанял какого-то молокососа. И, черт бы его побрал, дал нам совместное задание. Как будто я обязан… - парень резко осекся, и лаконично закончил – В общем, ничего хорошего в моем утре не было.
Дэйся фыркнул, кладя подбородок на сложенные руки. Опять воцарилось молчание – впрочем, на этот раз молчали меньше, чем в первый. Барри подал голос примерно через пару минут:
- Я хотел тебя спросить об отце.
- Об старике? – Канда скривился. – А что с ним? Неужели уже сдох?
- Канда! – тут же вскинулся парень. – Прекращай, заканчивай уже!
- Да какого черта? Ты мне что, нотации пришел читать? – ощетинился в ответ Юу, непроизвольно поднимаясь. Брат встал следом за ним и повысил голос:
- Именно! Он мне звонил вчера! Ты уже два месяца знать о себе не даешь!
- И что с того?! – Канда неосознанно тоже начинает говорить громче.
- А с того, что ты его сын, как ни как!
- Да что за чушь?! Ты прекрасно знаешь, что ни ты, ни я…
- Ты понимаешь, что я имею ввиду, Канда!
- Да мне плевать, что ты имеешь ввиду! – уже почти орет Юу, и Дэйся орет в ответ:
- Да на что тебе вообще не наплевать, а?!
Канда замолкает.
- Тебе же даже на собственную жизнь по барабану, да?! Чего уж говорить обо мне и отце!
«Дерьмо.»
- Он же тебя подобрал, ты, чертов сукин сын!! И «уже сдох?» - единственное, что ты можешь о нем спросить?!
«Заткнись, Дэйся. Заткнись.»
- Черт, ты, ты, просто эгоистичный ублюдок! Я никогда не… - Дэйся, осекшись, давится своими словами.
Вокруг тишина – никто, даже посетители, не решаются её нарушить.
Юу и Барри смотрят друг другу в глаза. Дэйся – с яростью, взгляд Канды прочесть невозможно.
Наконец, спустя, кажется, вечность – а на самом деле меньше минуты – старший брат срывается с места, и, словно пуля, вылетает из Морганы на улицу.
В звенящей тишине оглушительно хлопает дверь.
***
Сообщение приходит именно тогда, когда Аллен отставляет последнюю, восьмую тарелку, и довольно вздыхает. Сейчас он выглядит как кот, вылизавший ведро сметаны – с его довольным выражением лица может сравниться только выражение лица Джерри, который прибывал в восторге от того, что новичку пришлась по вкусу его кухня. Впрочем, Лави не знал никого, кому бы она не нравилась – даже Канда, предпочитавший готовить самостоятельно, часто обедал здесь.
Аллен лезет за проигравшим короткую трель сотовым, и с удивлением открывает сообщение от необычного адресата: уж очень редко он ему пишет. Точнее, она:
«Ал, ты невозможен. Даже не позвонил. Как все прошло? Отвечай немедленно, иначе я приеду туда, где бы ты ни был, и тебе не поздоровится.»
Тон Роад, как и всегда, не терпел возражений. Она ужасно не любила оставаться не в курсе происходящих событий – как вообще, так и с Алленом в частности.
Он фыркнул, и тут же, что бы не испытывать судьбу, принялся печатать ответ, краем уха вслушиваясь в оживленный разговор Лави и Линали.
«Пока жив, за дальнейшее развитий событий не ручаюсь. Приезжать не надо, что бы еще больше не сократить отведенный мне срок. Как буду дома – позвоню.»
В другое время он с подробностями и со смаком описал бы Роад свои злоключения. Однако сейчас был далеко не тот случай.
Через некоторое время Лави бросает взгляд на часы и театрально, с почти искренним удивлением охает и хлопает себя по лбу.
- Лави? – с любопытством спрашивает Линали. Рыжий улыбается в ответ, однако Уолкер видит, что мыслями он явно уже не здесь.
- Мне надо идти, уж простите.
- Куда, если не секрет?
Лави, уже поднимаясь, замирает не секунду, будто раздумывая, а потом беззаботно отвечает:
- К одним ребятам из Гарлема. Ну, к тем, что машины поставляли. Вряд ли ты…
- Я помню. – в голосе девушки появляются волнение и опаска. – Лави, ты что, едешь туда один?
- Да там и дел-то! Мне на два часа! – смеется книжник, дотрагиваясь до плеча Линали, и будто успокаивая её. Но когда он собирается уходить, она хватает его за протянутую ладонь, останавливая.
- Это же Гарлем! Пожалуйста, не езжай один! После того, как мистер Митчелл…
- Линали, он был простым информатором. – чуть сжал её ладонь парень, а потом подмигнул:
- А я настоящий официант.
- Ты опять дурачишься! А сломанные ребра не забыл еще? Сколько ты тогда пролежал на больничном? – Линали закусила губу. – Ты знаешь, что за дела творятся там. Особенно с теми поставщиками.
- Слушай, все будет в порядке.
- Лави! Возьми с собой… Хотя бы… меня! Если что, я смогу… - девушка поднялась вслед за ним, хотя руку все-таки отпустила. Рыжий послал Аллену выразительный взгляд, мол, он не так проста, как кажется.
- Вот так и знал, что все этим закончится… Линали, ты так сильно во мне сомневаешься?
- Нет. – она покачала головой. – Но я…
- Вот видишь!
- Туда нельзя одному! Там слишком опасно!
- А тебя не отпустит Комуи.
- Я попрошу.
Мученический вздох.
- Лина…
- Слушай, Лави, а давай я с тобой поеду, м? – Аллен решил не выделяться, и тоже поднялся, подхватывая к тому же и поднос с тарелками. – Мне как раз нечем заняться сегодня.
Лави радостно ухватился за спасительную соломинку.
- О! Вот и отлично! Видишь, Линали, как все здорово получилось? Со мной поедет Аллен, и все будет тип-топ! Мы обернемся за час!
Китаянка сомнительно перевела взгляд с одного на другого. Впрочем, Лави быстро удалось её уболтать – что-то, а это всегда удавалось ему на славу. Они все вместе отнесли тарелки на кухню, и довольно быстрым шагом направились в сторону главного выхода. Когда они вышли в главные коридоры, Аллен. К своему удивлению, узнал те коридоры, по которым вчера шел.
В полдень, клуб, конечно, не работал – сейчас здесь мыли пол, и пахло хлоркой. Ребята остановились в дверях: Линали должна была еще подняться к брату. Они попрощались, и девушка еще раз попросила быть их осторожнее, и не лезть лишний раз на рожон.
- Она всегда так волнуется, или мы действительно собрались на что-то серьезное? – полюбопытствовал Аллен, когда они спускались по ступеням.
- Нет, она не из паникерш. Просто в Гарлеме действительно кое-что не чисто. И, Аллен… - Лави остановился на несколько ступенек ниже Уолкера, и теперь смотрел на него снизу вверх. – Я поеду один.
- Один? Но, подожди, ты сказал…
- Я сказал так лишь для того, что бы Линали не волновалась попусту. – отмахнулся книжник, а потом предупредил:
– Если еще и ты начнешь вести себя как курица-наседка, то я отправлю тебя в Университет Благородных Девиц, понял?
- Да я не… Но… Блин, ты же сам только что сказал – она не станет нервничать зазря! Может, мне действительно поехать с тобой?
- И что ты сможешь сделать, а? – фыркнул рыжий, опять начиная теребить повязку. – Посмотришь на них своим оленьим взглядом, и они умрут от переумиления?
- Не издевайся!
- Аллен, не пойми меня неправильно, но ты не можешь не признать – тебе не хватает опыта.
Уолкер неохотно кивнул.
- А я в этом деле уже три года, так что, салага, доверься мне, и иди, отдыхай со спокойной душой.
- Черт с тобой… - беззлобно фыркнул мальчишка, одним махом перепрыгивая несколько ступеней, и приземляясь на асфальтированную землю. – Тогда до послезавтра, да?
- Ага, в двенадцать, в кабинете Комуи. Пока. – Лави немного постоял, глядя в спину удаляющемуся Аллену, а потом окликнул его:
- Эй!
- Чего? – Аллен обернулся на ходу, продолжая движение задом наперед. «Вот выпендрежник» - с усмешкой подумал рыжий, медленно спускаясь со ступеней.
- Слушай, хочешь прогуляться с на… со мной сегодня вечером?
- Вечер – понятие растяжимое. Во сколько?
- В восемь. Центральный Парк, конец аллеи со стороны музея Гуггенхайма. Приходи!
- Ладно. А ты точно будешь?
- Да что б мне провалится на том же месте!
Лави стоял целый и невредимый, и земля не спешила разверзаться под его ногами, поэтому Уолкер фыркнул в ответ, развернулся, и продолжил идти нормально.
Сегодня был насыщенный день – да нет, даже более, чем насыщенный. Все произошедшие события, перенесенные им эмоции, и охватывающие чувства, сейчас он мог прокрутить в голове эту ленту еще раз. Улыбка Лави. Угрюмый взгляд Канды. Визгливый голос Роберта МакКейна. Рассеянная улыбка Комуи. Звонкий смех Линали. Изучающий взгляд Ривера в спину.
Сейчас все это было запутанным клубком, который еще нужно было распутать.
Впрочем, если идя дворами по направлению к автобусной остановке, Аллен думал, что на сегодня его доля впечатлений уже иссякла, то он глубоко заблуждался.
- Эй, юноша! – чей-то знакомый голос ворвался в его размышления. Уолкер вздрогнул – задумавшись, он не заметил едущую почти рядом машину.
Он резко обернулся.
Из-за опущенного оконного стекла со стороны пассажирского сидения на него весело смотрели тигриные глаза Тики Микка.
Тигриные – откуда пришла такая ассоциация? Может быть, потому, что при здешнем освещении, глаза мужчины казались почти янтарными?
- З.. Здравствуйте. – Аллен остановился.
- Подойди ближе, я не слышу, что ты там бормочешь. – Уолкер чуть нахмурился, но послушно подошел. Почему ему все время навязчиво казалось, что дядя Роад смотрит на него… хищно? Черт, нужно отбросить эти мысли.
- Ну, привет. Как вчера? Нашел своего дружка? Ты извини, конечно, но когда я пришел, вы уже смылись.
Аллен фыркнул, думая о том, что бы сказал Учитель, услышь он, что его назвали его «дружком».
- Нет, не нашел. Но ничего страшного. И это вы простите – это случилось из-за моей безалаберности. Я не хотел, что бы у вас возникли проблемы.
- О каких проблемах ты говоришь, малыш? – хрипло засмеялся Микк. – Если у кого-то они и были, так это только у этого обалдуя Лави.
Аллен улыбнулся, и сдержано кивнул. Сзади машине Тики просигналила другая, и он решил уже было откланяться, как тот предложил:
- Залезай, а?
- Ч-что? То есть, простите, мне нужно домой, и…
- Вот и отлично, залезай давай, пока они гимн нам не сыграли, сигналя. – Микк нетерпеливо перегнулся через соседнее сидение, и дернул за ручку, открывая машину. – Садись.
- Но…
- Давай!
Аллен колебался секунду, но, понимая, что он доставляет неудобство не только Тики, но и водителю позади, он, отбросив лишние мысли, залез и захлопнул за собой дверцу. Машина тут же плавно двинулась вперед.
- Закрой окно, если не трудно. – обратился к нему мужчина, выруливая из переулка. Уолкер молча подчинился.
Но это оказалось плохой идеей – теперь, под боком у этого брюнета со взглядом голодного хищника и пробирающей улыбкой, Аллен занервничал. Он не знал, почему присутствие Микка так на него действует.
А хуже всего было то, что и взгляд Аллена, как магнитом тянуло к нему, не смотря на то, что сам мальчик безуспешно пытался не отводить глаз от дороги.
- Я подвезу тебя до дома. – наконец заговорил Тики. От звука его голоса Уолкер почувствовал, что у него непроизвольно бегут мурашки.
И не сказать, что это было неприятное чувство.
- Может, не сто…
- Я сказал, что подвезу – это значит именно то, что я довезу тебя до дома. Даже не пытайся спорить, юноша. – Тики улыбнулся. – Где ты живешь?
- Квинс, Джексон Хайте. Высади около Джексон Дайнер, мне оттуда два шага. – на самом деле два квартала, но Аллен решил не посвящать Тики в это. Хочет себе отвести – ну и пусть везет.
- А, индийский ресторан? На пересечении с Боулд-стрит?
- Угу. Именно.
Воцарилось неуютное молчание. Уолкер уставился в окно, стараясь держать свой взгляд, упрямо возвращающийся к Микку, именно там.
Последнего, кстати, тишина вовсе не устраивала – когда они остановились на светофоре, он спросил:
- Ты, кстати, что сегодня у Ковчега делал?
- Я заезжал к мистеру Ли вместе с Лави. Вообще-то, с нами должен был быть еще Канда, - Аллен закатил глаза. – но он уехал без нас.
- А что ты делал вместе с ними? – изумился Тики.
- Ну, мы сегодня утром… Ездили с ними на пристань и перетаскивали… Эмм… ящики. Товар.
- Подожди-подожди. – всполошился мужчина. – Так что, тебя… наняли? Комуи взял тебя на работу?
- Ну, что-то вроде того.
Микк удивленно присвистнул, поворачивая к мосту на Лонг-Айленд. Казалось, он был искренне изумлен.
- Так что, ты теперь работаешь с нами?
- Д-да.
- И мы будем часто видеться?
- Не знаю. Может быть. Наверное. – последний вопрос опять вогнал Аллена в краску.
- Так это же замечательно! Не хочешь отметить это дело, а? – Тики подмигнул ему.
- В смысле?
- В прямом. Заедем в ресторанчик, да хоть в тот же Дайнер, выпьем по бутылочк… Оу, прости, малыш. – Микк выудил телефон из кармана пиджака, и с плохо скрываемым неудовольствием уставился на экран. – Подожди минутку.
- Конеч…
- Алло? Да, Деби. Нет, нет, и не ори мне в ухо, пожалуйста. Нет. Эй, я не могу слушать вас двоих одновременно, поэтому пусть Джасдеро помолчит… Да. Хорошо, я приеду. Лулу? Да нет, но почему именно она? У неё полно работы, и… Господи, ты меня просто не слушаешь! Я заеду завтра. Ничего не предпринимайте без меня, балбесы. Пока-пока. – и, не смотря на продолжавшееся бормотанье из трубки, Микк отключил телефон, и повернулся к Аллену с милой (Уолкер вздрогнул) улыбкой. – Извини, родственники.
- Я понимаю. – пробормотал он, хотя, конечно, ни черта он не понимал. У него никогда не было братьев, сестер, что уж говорить о других родственниках.
Мариана Аллен как родственника старался не воспринимать, потому что считал, что простое согрешение «не убий» будет караться гораздо мягче, чем «не убий одного с тобой крови», когда он попадет в Рай.
Впрочем, судя по тому, в чем состояла его работа со вчерашнего дня – он вряд ли туда попадет.
- Итак, на чем мы так остановились? На вечере в ресторане?
Уолкер неловко отвел взгляд, когда начал говорить:
- Спасибо за предложение, мистер Микк…
- Зови меня Тики. – «Ты старше меня почти в два раза. Какое там Тики?!»
- Спасибо за предложение, Тики, но я вынужден отказаться. – Аллен всегда был вежливым мальчиком. Не мог же он прямо в лоб заявить своему новому знакомому, что ему не по себе, когда он смотрит на него так… оценивающе? Раздевающее?... Господи, как все сложно-то. В общем, смотрит?
Правильно, не мог.
- Почему же? – в голосе Микка чувствовалось разочарование.
- У меня… дела.
- Это не ответ. Давай, колись, иначе я подумаю, что ты просто пытаешься от меня отделаться. – «Какой догадливый.»
- У меня встреча с одним другом. И я не могу её пропустить.
- Почему не можешь? Давай, Аллен! Знаешь, какая очередь выстроилась на возможность вот так запросто посидеть со мной в ресторане?
- А тебе не занимать скромности, да? – непроизвольно вырывается у Аллена. Тики ухмыляется.
- Ага. И навязчивости, если ты не заметил.
Они смеются, и по дороге больше не возвращаются к этой теме. Зато по пути Уолкер узнает много интересного о собеседнике: например то, что он португалец, неплохо говорит на четырех языках, его любимый город – Париж, а любимая кухня – испанская. Вопросов о работе он изящно избегал, отделавшись абстрактным «менеджер по работе с клиентами».
В свою очередь Аллен отмалчивался на вопросы о татуировке и белых волосах, растеряно улыбаясь в ответ, так что Микку пришлось пока что оставить допрос в этом направлении.
Когда перед ними неожиданно показался фасад Джексон Дайнер, Аллен даже ощутил укол огорчения. Не смотря на смущение, которое он испытывал рядом с Тики, тот оказался очень интересным собеседником, и выходить из машины, откровенно говоря, не хотелось.
- И последнее в нашем блиц опросе. Ты действительно не хочешь провести со мной вечер? – останавливая машину на обочине, поинтересовался мужчина, откидываясь на спинку сидения. Ален начал сбивчиво оправдываться:
- Слушай, я правда не могу… К-как-нибудь в следующий раз, честно…
Черт, и почему он в его присутствии начинает заикаться?!
- Жаль. Ты мне нравишься. – пожал плечами Тики.
И он, черт возьми, сказал это так естественно, что Уолкер растерялся – он не знал, как на это реагировать!
Сказать «ты мне тоже»? Звучит двусмысленно. «Рад за тебя»? Не очень-то вежливо. «Спасибо»? По-идиотски.
Оставалось только спасительное молчание.
Тики, видя как Аллен медленно, но верно начинает краснеть, не выдержал и рассмеялся.
- Какая прелесть. Если ты заливаешь краской от простого признания, то что будет, если я сделаю…
Он резким движением подался вперед, наклоняясь над моментально вжавшимся в сидение Уолкером – и остановился буквально в двух сантиметрах от его лица.
Он был так близко, что мальчик мог чувствовать его дыхание на своих губах.
- … так?
Глаза сейчас казались уже не янтарными, не шоколадными, а почти черными. Поднимая на них взгляд Уолкер почувствовал, как его сердце ухает куда-то в пятки.
- Я.. пожалуй, пойду, спаси…
Его лепетание было прервано самым классическим способом.
Опешивший Аллен сначала не двигался. Не отвечал на поцелуй, не отталкивал, но замер, вцепившись одной рукой в ручку дверцы, другой – в ворот пиджака Тики, и удивленно распахнув глаза.
Когда он, удивляясь сам себе, позволил языку Микка скользнуть в свой рот, и сам провел языком по его нижней губе, в его мыслях все встало с головы на голову.
Целоваться с мужчиной оказалось… приятно. Ладно, что там – это было даже лучше чем с Роад, с которой Аллен пару раз обжимался в школьных раздевалках. Из интереса.
Мысли о Роад, а точнее о том, что он сейчас, о боги, целуется с её родным дядей, совпали с тем моментом, когда ладонь Микка уже норовила скользнуть ему под рубашку.
- Мне пора. – почти пискнул Аллен, отстраняя мужчину, дергая за ручку дверцы и вываливаясь недавно постиранными кроссовками прямо в апрельскую грязь.
Он бросился от машины, не оборачиваясь, и стараясь думать о чем-нибудь постороннем.
О чем угодно.
Только не о Тики, который, несколько секунд задумчиво вглядываясь в удаляющуюся спину Уолкера, резко газанул, уезжая с улиц Квинса.
***
Испания, Коста дель Соль, Марбелия.
Желто-фиолетовый синяк на скуле – след очередного камня, оставленный каким-то точным стрелком из той толпы подростков.
Канда непроизвольно шипит, дотрагиваясь до него.
Губы разбиты в кровь от ударов по лицу – хорошо еще, что зубы не пострадали. Тело болит, казалось, на нем не осталось живого места.
Где-то на боку наливается кровавый отек, оставленный тяжелыми ботинками.
Боль уже ничего не знает – он привык к ней, как привыкают к неизлечимым заболеваниям. Его тело уже не помнит ударов, нанесенных ему.
Но это для Канды уже не важно.
Ему девять, и боль стала лучшей его подругой.
Остался месяц и шесть дней до приезда Дэйси. До тех пор надо терпеть и молчать.
И, конечно, не открывать дверь, когда в неё стучат.
- Юу? Юу, ты там?
- Да. – отвечает он. Говорить больно. – Я сплю.
Канда сидит на холодной плитке в углу комнаты, стараясь отвлечься, и не вспоминать об одной большой ране – его теле.
Он мысленно вспоминает весь еврейский алфавит, задерживаясь на каждой букве, и подбирая ей числовое значение по гематрии*.
- Открой, Юу.
- Иди отсюда, я сплю. – повторяет Канда.
- Юу!
Он молчит.
За дверью тоже замолкают.
Но на букве Самех раздается звук отпираемого замка, и Юу замирает.
Он не хочет, что бы он это видел.
Пожалуйста, кто угодно, но только не он.
Дверь отворяется – конечно, как Канда мог забыть, что у отца тоже есть ключ – и Тидолл входит в комнату, ища сына сквозь толстые линзы очков. Тот вжимается в стену, чувствуя, как болит каждый позвонок.
- Юу… Юу!
- Достал. – шепчет Канда, и вот уже – отец сидит перед ним на коленях. – Просто уйди, а?
И с трудом сдерживаемые слезы наворачиваются на глаза. От них саднит кожа.
Он не может, он не имеет права плакать – особенно перед ним!
Фрой осторожно берет его на руки, не говоря ни слова. Обычно такой разговорчивый – и его молчание действительно пугает. Так же, как ничего не выражающие тусклые серые глаза, не смотрящие на сына.
Ободранным губам больно, когда дорожки слез доходят и до них.
Но Канда до сих пор не верит, что это слезы. Не хочет верить.
- Я… плачу? – он судорожно цепляется за отца, который несет его вниз по лестнице. Тот, помедлив, отвечает:
- Нет. Конечно, нет.
Канда раздраженно выкидывает очередной окурок – четвертый за эти полчаса.
Ранний закат окрашивает небо и окна небоскребов в алые и бордовые цвета, но сейчас Канда мало что замечает вокруг него, сидя на скамейке.
Чертов Дэйся.
Эта глупая, идиотская ссора всколыхнула в нем давным-давно забытые воспоминания. Забытые – не из-за своей ненужности, а из-за того, что ничего приятного в них не было.
Шрам, полученный тогда, до сих пор тонкими рубцами виден на его левом предплечье. Прямо над сердцем.
Канда злится сам на себя.
Нашел, о чем думать!
И, что бы отвлечься, смотрит на часы. «Половина девятого, тупой кролик.»
Ничего хорошего Лави в перспективе не светило.
Они договорились встретиться в восемь на парковой аллее Центрального Парка, со стороны Восьмой Авеню. Днем они не могли пересечься – у Лави была какое-то задание от Комуи, а у самого Канды – работа… которую он сегодня почти забросил.
И всё из-за этого чертового куска идиота Барри.
Черт.
Когда Юу почувствовал еще и укол вины, он еще больше раздражился, пиная ни в чем не повинную пустую пачку, а потом втаптывая её в гальку.
От мрачных мыслей его отвлек подозрительно знакомый и уж точно неожиданный голос:
- К-к-канда?!
О нет.
Только не это.
- Шпендель?!
Он стоял перед Кандой, да, прямо перед глазами, смотря сверху вниз – и это никак не могло быть галлюцинацией.
Они смотрят друг на друга в полном молчании никак не меньше двадцати секунд, после чего Аллен простанывает, а Канда выцеживает:
- Лави.
Ну конечно. Только этот ублюдок мог составить ему такую подлянку, как вечернее общение с как-тебя-там-Уолкером. Да еще и сам опаздывает!
И Юу не собирался это терпеть, чувствуя, что кое-кому придется ночевать сегодня под дверью.
- Я ухожу. – он порывисто встает, и уже удаляется на пару шагов, как Аллен хватает его за локоть:
- Подожд…
- Не трогай меня!!
Стайка сидевших на ближайшем дереве птиц испуганно всполошилась, взлетая в воздух. Сейчас в этой части парка было почти пустынно – и громкие слова Юу прозвучали почти как крик. Уолкер вздрогнул.
- Прости. Просто я…
- Заткнись. Ничего не хочу слушать. Если хочешь, жди этого тупорылого, а я ухожу.
- Давай подождем хоть немного! – Аллен упорно идет за ним.
- Нет.
- Ну, чего тебе стоит?
- Нет. Отвали, шпендель.
- Меня зовут Аллен!
- Я сказал, отвали! – Канда резко разворачивается – так, что мальчишка чуть не налетает на него. - Проваливай к чертям собачьим!
Тон у него был настолько приказным, что дальше было не куда. А в глазах – полная уверенность, что неугомонный ребенок сделает именно так, как он сказал.
Но именно в этом он просчитался.
Аллен упрямо вскидывает подбородок вверх, сверля японца раздраженным взглядом. Он ему, что, приказал? Ха! Да кто он такой, что б так с разговаривать с людьми?!
Теперь для Аллена это нечто принципиальное.
Он фыркает.
- Это мое дело – что мне делать.
- Тогда делай свои дела подальше от меня.
И они снова продолжают прогулку, больше напоминающую забег, по парку, двигаясь в сторону 101-ой улицы, уже издалека светившую им огнями витрин.
- У нас свободная страна. – огрызается Уолкер.
- А домогательства преследуются по закону в сорока трех штатах.
- Я к тебе не домогаюсь! – искренне возмутился Аллен. Хотел бы он посмотреть на того, кто решился бы поприставать к Юу Канде. Точнее на то, что от него останется.
- А зачем, твою мать, ты идешь за мной?
- Потому что одному мне скучно!
- Идиотская отмазка.
Они продолжают пререкаться, даже уже выходя на освещенный проспект. Повсюду люди – Нью-Йорк никогда не спит.
Здесь Канда начинает идти медленней, что заметно облегчает жизнь Аллену, которому приходилось почти бежать, что бы не отстать от японца.
- Давай купим попить… - просит запыхавшийся Уолкер, когда Юу останавливается посреди улицы, что бы остановить бессмысленное хождение, и оглядеться.
Канда бросает на него презрительный взгляд, и отвечает своим фирменным «Ч-ч», что Аллен воспринимает как положительный ответ, и идет за содовой к автомату. Когда он возвращается – японца нет на месте, но невдалеке виден высокий черный хвост.
- Эй! Почему ты ушел?! – возмущается мальчишка, догоняя его.
- А почему я не должен был этого делать?
- Мы же… я же… - ну да, он ничего не говорил. И что?! – Черт, с тобой просто невыносимо! И как только Лави тебя терпит?
- Невыносимо – пожалуйста, катись на все четыре стороны. Шкет.
- Сколько раз повторять – меня зовут Аллен! Тебе по слогам повторить?
- Заткнись. Сколько времени?
Они оказываются на противоположной улице. Отсюда хорошо видно то место, где они встретились.
- Эээм… Без пяти девять.
И там никого не было – аллея была пуста, не считая идущей в самом конце старушки.
Аллен ловит хмурый взгляд Канды, и смотрит туда же.
Сглатывает.
«Пожалуйста, не езжай один!»
«Туда нельзя одному! Там слишком опасно!»
- Канда… А Лави часто так опаздывает?
- Нет. – Канда медленно лезет за сотовым телефоном в карман джинс. – Он никогда не опаздывает.
Телефон Лави был заблокирован.
Он не приезжал в Ковчег после того, как расстался возле него с Алленом.
Он так и не появился в парке – Канда и Уолкер ждали до половины двенадцатого.
Той ночью Лави не объявился вообще.
*гематрия - наука, изучающая подсчет числовых значений букв еврейского и греческих алфавитов (т.е. когда каждой букве соответствует определенное число)
фандом: dgrayman
бета: Meio Dia (с 3-ей главы)
рейтинг: PG-15 по ходу повествования, NC-17 планируется.
пейринг: еще не определились
жанр: приключения, романс, детектив
©: Персонажей – Хошино, Нью-Йорк – Америке, а буквы – Кириллу и Мефодию.
ахтунг: АУ - действо происходит в США, Нью-Йорке 2007 года. Без ЧО, чистой силы и Ордена. Совсем. ООС персонажей – по авторскому желанию (и видению); слэш; сцены насилия.
саммари:
New York,
Concrete jungle where dreams are made of,
There's nothing you can't do,
Now you're in New York! ©
Аллен Уолкер считает себя обычным школьником из Бруклина, ходит в школу, на вечеринки к друзьям и меняет подработку, что бы платить за квартиру. Но никого не волнует, что там Аллен Уолкер считает или думает: в особенности нью-йоркскую мафию. Подозрительные рыжие типы, мрачные азиаты, милые девочки с хвостиками - и торговля оружием, распространение наркотиков, разборки Национального Криминального Синдиката (как звучит, а?) полиция, погони и перестрелки. И вряд ли кого-то колышет, что Аллену Уолкеру хочется спокойной жизни. Да и хочется ли ему?...
от автора: нет, он не заброшен. даже не надейтесь. просто мы взяли перерыв

Глава 3
Глава 3.
Все случайные встречи отмечены,
Да по стенам свечи развешаны:
Мы с тобой обязательно встретимся.
Слышишь? Не уйдешь от меня незамеченным
[q] маркиз
Это была странная и очень несмешная шутка.
Скрытая камера? Розыгрыш?
Не смотря на недоверие, копошившееся в душе – вряд ли.
- Лави. – Аллен поднял глаза. Рыжий стоял в метре от него, неотрывно смотря на винтовку (автомат? Уолкер плохо в этом разбирался), и молчал. Наверное, решил Аллен, он тоже не знал. Он же простой официант, откуда ему знать, чем на самом деле промышляет его начальство?! – Эта штука настоящая, Лави.
Взгляд скользит от оружия к лицу Уолкера. Лави обреченно вздыхает. И говорит:
- Зачем ты вообще это брал?
И Аллен не слышит в его голосе положенного удивления.
А потом он вспоминает и наличие у «простого официанта» ключей от склада, и его разговор с мужчиной менее пяти минут назад, и его странный разговор с Тики.
- Положи на место, Аллен.
Уолкер подозрительно щурит глаза.
- Ты же знал, да?
- А ты еще не догадался? – вопросом на вопрос отвечает рыжий, тря верхнюю часть скулы, скрытую повязкой. Пожимает плечами. – Естественно, знал. Но ты на место всё-таки положи. Не игрушки это детям.
- Ты не намного меня и старше. – бурчит Уолкер, все-таки слушаясь, и кладя оружие на место – в одну из ячеек внизу ящика. Как он с удивлением отмечает, этих ячеек там много. Очень много.
- Мне восемнадцать. – хвастливо заявляет рыжий, отстраняя Аллена и задвигая крышку ящика.
Он поворачивается, и они довольно долго смотрят друг другу в глаза. В голове у Уолкера проносятся все фильмы про мафию, которые он смотрел – обычно там таких, как он, просто убивают, и сваливают изуродованный труп в придорожную канаву.
От ярко вспыхнувшей в голове картинки замутило.
Будто читая его мысли, Лави легонько касается его плеча, и недоуменно моргает.
- Аллен? Ты чего?
- Ничего. – бурчит тот, отступая назад. Рыжий выглядит обескуражено.
- Что ты там себе вообразил? Свою скоропостижную кончину?
- А что, не так, что ли?
- Да ладно тебе, чувак, это же смешно. – кривляется Лави, и опять трет повязку. Аллену не нравится этот жест. Ему кажется, что парень нервничает.
Так они и стоят напротив друг друга. Один смотрит настороженно, второй пытается найти выход из ситуации.
Казалось бы – а чего такого, собственно, и случилось? Ну, увидел, ну… оружие, ну и ничего, никто ничего не видел, да?
Лави именно так и считал. А вот что по этому поводу думало его начальство – был отдельный вопрос. «Если мы не проболтаемся – размышлял книжник, задумчиво рассматривая напряженного Уолкера – то всё можно спустить на тормозах.» Это казалось самым оптимальным выходом.
Но сегодня Лави явно не везло.
Только он открыл рот, что бы сказать Аллену о своей гениальной идее обоюдного молчания, как щелкнул замок двери, и она отворилась.
- Лави, я тут… Кто это?
***
Лави был готов возненавидеть Ривера. Он же только что ушел – зачем было опять возвращаться?!
Австралиец, широко распахнув глаза, рассматривал вжавшегося в крышку многострадального ящика с винтовками Arma Lite AR-30 Аллена. Потом, поджав губы, он перевел взгляд на рыжего, и повторил свой вопрос:
- Лави, кто это?
«Черт-черт-черт!» - единственное, что вертелось в голове у книжника, пока он с видом провинившегося пятилетнего ребенка рассматривал свои ботинки. Ривер был, как и все Девы, исполнительным и ответственным – полная противоположность управляющего Комуи. Но в данной ситуации это и было его главным минусом.
- Лави. – его голос помрачнел.
- Я не виноват! – тут же замахал руками книжник. – Я лишь жертва обстоятельств! Это всё… Это всё Микк!
Венхам тяжело вздохнул. Он так и знал, что-то здесь было не так, чутье и знание Лави подсказывали ему, что постоянно трущий свою черную повязку – главный признак того, что он нервничал – джуниор что-то скрывает.
- Сейчас разберемся. Причем здесь ты, причем здесь Микк, и – главное – этот мальчик… В темпе Аллегро Виваче в кабинет Комуи!
***
Канда раздраженно передернул плечами, в ответ на вопросительный взгляд Комуи.
- Меня это не касается.
- Ты что, не можешь оказать мне маленькую услугу? – канючит Ли, уронив голову на бумаги, в которых был весь его стол.
- Нет.
- Канда, ты ужасен. – вздох, полный обреченности. – Я тебе это припомню.
- Ч-ч. – Юу отворачивается. Нытье Комуи его раздражает. Впрочем, можно ли найти вещь, которая его не раздражает? Вряд ли.
Некоторое время они сидят в молчании. Оно могло было бы зваться напряженным, если бы одним из молчавших не был бы Канда – в его присутствии любое молчание будет таким.
Через некоторое время в коридоре раздались шаги – несколько людей приближались к кабинету. А еще через мгновение в дверь постучали, и голос заместителя управляющего Ривера Венхама спросил:
- Можно зайти?
- Да-да, заходи.
Комуи поправляет очки, и расцветает в дружелюбно-рассеянной улыбке когда дверь, наконец, открывается.
Канда тут же изгибает губы в кривой усмешке – следом за Венхамом входит Лави с видом провинившегося школяра. Японец не сомневался, что рыжий опять что-то напортачил, это было уже не в первый раз. «Впрочем, он сам виноват. Он всегда виноват.» - фыркает про себя Канда.
Следом за книжником заходит незнакомый парень. Юу оглядывает его безразличным взглядом, но глаза по мимо воли задерживаются на выжженных до бумажной белизны волос, и татуировке, пересекающей глаз. У него было миловидное, располагающее к себе лицо, выражение на котором сейчас было виновато-тревожным.
Канда раньше не видел его – это точно.
- Привет, Канда. – сосредоточенно кивает Ривер, а потом поворачивается к Комуи. – Вот.
- У нас новый работник? – удивленно смотрит на своего заместителя тот. Потом приглядывается к мальчику повнимательнее. – Но мы же не принимаем на работу несовершеннолетних.
- Рассказывай. – тихо буркнул Канда, поморщившись. Ли его проигнорировал:
- Что случилось-то?
- Я ходил на склад – заказ от Массерии, помнишь? – и встретил там Лави. Он был один. – Ривер махнул рукой в сторону рыжего, который безуспешно пытался делать вид, что он тут ни при чем. – Я ушел, а потом вспомнил, что забыл расписку в ящике. Возвращаюсь, а там, как будто из под земли появляется он. – очередной взмах рукой в сторону подростка. Тот ссутулился, смотря куда-то вниз. – Откуда он там взялся, я не имею ни малейшего понятия.
Комуи помолчал, задумчиво отпивая из своей чашки с кофе. Диван, на котором сидел Канда, находился рядом с выходом на балкон, и японец раздраженно пнул балконную дверь, что бы она распахнулась. Он ненавидел запах кофе.
- Ну, поведай нам, Лави, как посторонний оказался на складе. Куда всем, кроме сотрудников, входить, кстати, строжайше запрещено. Если ты забыл. – так как Ли до сих пор молчал, взял бразды правления в свои руки Венхам.
Рыжий театрально вздохнул.
- Ну, он помог мне отнести ящик с заказом с Тринадцатой. Только нес, он даже не знал что там. Пра-авда, Ривер!
- Да какая разница? А если бы вас нашел Суман, а не я? Или Книгочей? Ты представляешь себе размах скандала?
- Но ведь они нас не нашли! А если бы да кабы, то…
- Лави!
- Ладно, ладно…
- Всегда с тобой одни проблемы … - Ривер устало потер переносицу, и глянул на выводившего что-то пальцем на столе управляющего. – Комуи, что мы будем с ними делать?
- Детей в таком возрасте уже нельзя перевоспитывать… - туманно ответил тот, продолжая свое занятие. Ривер приподнял брови, и молча продолжал смотреть на него – до тех пор, пока Ли все-таки не поднял на него глаза.
- Я серьезно. Что мы будем делать?
- Ты сейчас про Лави?
- А что сразу я-то… - тут же подал голос книжник, опасливо вжимая голову в плечи. Он знал, что если начальство решит рассказать о его оплошности Панде, то не сносить ему головы.
- С ним-то потом разберемся. Я про… - Ривер осекся.
Аллен поднял глаза, понимая, что его очередь наконец-то настала. Взгляд у мальчишки был виноватый и неуверенный.
- Как тебя зовут, мальчик?
- Аллен, Аллен Уолкер, сэр.
Взгляд Комуи пробежался по его лицу и одежде, внимательно всматриваясь в каждую деталь. Когда Аллен назвал имя, он несколько раз моргнул, а потом слегка покачал головой, будто отгоняя лишние мысли.
- …Я про него.
- Убьем его. – неожиданно подал голос Канда. Все обернулись на него. – И подкинем тело Костелло, они давно нарывались. А у копов будет за что повязать Мартино.
В голове у Аллена опять пронеслись картинки из различных фильмов, потом, так некстати вспомнилась старинная игра «Mafia» в которую он играл у одного своего одноклассника. Глядя на равнодушно произнесшего такой отвратительный план японца, Аллен почувствовал, что по телу побежали мурашки. В собственную смерть ему верить отчаянно не хотелось.
- Не надо. - произнес он в нахлынувшей на кабинет тишине. – А я никому ничего не скажу, обещаю.
- Ч-ч. Как будто кто-то поверит тебе на слово.
- Канда, не пугай нашего гостя! – Комуи замахал на него руками. Японец мрачно возвел глаза к потолку и поднялся с дивана, выходя на балкон. За окном было темно, поэтому, что он там делал, было не видно. – Присаживайся, Аллен. Меня зовут Комуи Ли. И не волнуйся, Канда просто… шутит.
- Такими шутками… - пробормотал мальчик, присаживайся на край дивана, и настороженно смотря на Комуи.
- Итак, Аллен, расскажи-ка нам несколько вещей. Во-первых, как ты попал в клуб? Тебя провел Лави?
- Да при чем опять здесь я?! Его на меня потом уже повесили! Это приятель Микка!
- Тики? – Комуи удивился. – Тебя провел Тики?
Аллен промолчал. Ему не хотелось сдавать человека, который помог ему сюда проникнуть – пусть даже все так неудачно обернулось. Но раз уж Лави уже сказал, кто устроил ему экскурсию по клубу, то надо договаривать.
- Я… я знаком с его племянницей. Мне нужно было попасть в клуб, и я попросил её обратится к Тики. Он согласился мне помочь. – парень пожал плечами. – Вот, в принципе, и всё.
- А зачем тебе нужно было попасть в клуб, разреши-ка спросить?
- Мне нужно было встретить одного человека, он должен был быть здесь.
- Какого именно человека? – оказывается, этот рассеянный на первый взгляд управляющий Комуи мог быть дотошным и внимательным, когда хотел. Аллен сглотнул. – Кого ты хотел встретить здесь?
- Человека по фамилии Кросс.
Глаза Ли удивленно распахнулись. Из, чашки, которую он подносил к губам, прямо на громоздившиеся на столе бумаги выплеснулось кофе.
- Кросса? Марианна Кросса?
***
Дэйся сполоснул последний стакан в холодной воде, и встав на мыски, поставил его на полку. Он был невысокого роста, особенно по сравнению с остальными своими сверстниками, но это ничуть ему не мешало в жизни.
Ну, кроме как, конечно – неудобно до верхних полок доставать.
- Эй, Мари, как там у тебя? Всех пьяниц раскидал?
- Да сегодня не особо их и было. – пробасил шкафообразный Ноис Мари, единственный охранник невзрачного бара «Моргана» в западном Бронксе. Впрочем, не смотря на то, что основную часть посетителей составляли байкеры, Мари всегда справлялся с любым обилием народа – хотя зачастую попадались «экземпляры» и пошире его в плечах.
- Как у вас там с Кандой? Ты пересекся с ним днем?
- Угу. – Барри вытер руки полотенцем, и, бросив его на раковину, вышел на середину зала. – Он меня подбросил до «Ковчега», а оттуда я сам. Много было днем народу?
- На удивление прилично.
- Юу небось ворчал опять?
- Ну, он же не любит, когда вокруг него толпятся. – Ноис пожал плечами, обходя и проверяя окна. – Сколько до открытия осталось?
- Минут десять.
- Уже привалило.
- Да-а? – Дэйся тоже выглянул в окно. И правда – крошечная территория бара уже начала заполняться байками. Особенно сегодня было много черных, с красными полосами – бруклинская банда. От них всегда было много шума и проблем. Дэйся недовольно цокнул языком, разворачиваясь обратно.
Сегодня точно, как всегда, что-нибудь разобьют. И денег оплатить, тоже как всегда, ни у кого не будет.
В тот момент, когда Барри придавался трагическим размышлениям о том, как он будет с молотком в зубах что-нибудь чинить, в кармане завибрировал телефон.
Абонент «старик» вызывает.
- Алло? – облокотившись на стойку бара, насмешливо спросил парень.
- Дэйся, привет. Как ты там?
- Привет, папаша. Работаю вот, перебиваюсь.
Покашливание в трубке.
- Деньги на счет пришли?
- Ты мне клал денег? – тут же воодушевился Дэйся. – Когда?
- Вчера. Тебе и Юу, как обычно.
- Подожди, так месяц-то еще не прошел!
- Дэйся, вам не по десять лет, и вы не игрушечные машинки за два доллара там себе покупаете. Уверен, ты свою месячную долю в первую же ночь где-нибудь оставил.
- Обломайся, первую ночь я спал как дохлый суслик.
- Я догадываюсь, после чего ты так спал. – хрипло рассмеялись в трубке. – Внуков там не намечается?
- Папаша, какие внуки в девятнадцать лет?! – громогласно удивился Барри. Мари скосил на него глаза и выразительно фыркнул. Дэйся состроил ему рожу.
- Ну, ладно, ладно, я пошутил. Юу рядом?
- Ты же прекрасно знаешь, что мы работаем в разные смены.
- Ох, да, точно, совсем забыл. Прости.
Барри помолчал, разглядывая столешницу стойки, а потом все-таки произнес:
- Да ничего ты не забыл. Просто хотел про него спросить. Он же тебе не звонит, да?
- Ну, в общем-то.
- Не волнуйся. – «Блин, Канда, ты меня бесишь. Почему я должен за тебя оправдываться?!» - У него все хорошо. Правда, внуков тоже пока в планах нет, но ты не очень огорчайся. – поддел парень отца. Тот опять рассмеялся.
- Хорошо, обещаю не…
- Эй, Дэйся! Пора открываться!
- Иду-у! Всё, папаш, мне пора, долг зовет. Я позвоню ближе к выходным.
Положив трубку, Дэйся еще некоторое время задумчиво смотрел на экран телефона.
Иногда все это казалось ему таким неправильным.
***
Казалось, Комуи никогда не вылезет из своих бумаг. Он все перебирал и перебирал их, залезал в ящики, что-то переворачивал, копошился в папках. Наконец, минут через десять упорного поиска он вскинул руку с фотографией.
- Вот! Ты про этого Марианна Кросса говоришь?
С фотографии на них смотрел красноволосый мужчина с сигаретой во рту. Крупный план – в глаза бросаются самодовольный взгляд и ухмылка.
- Именно! – Аллен даже воскликнул от изумления. Он вскочил с дивана, и подался вперед. Впрочем, это было явно излишним – своего дядю он узнал бы и так, по одному его взгляду. – Вы… вы действительно с ним знакомы, мистер Ли?
- Знаком ли я с ним. – пробормотал задумавшийся Комуи. Он постучал пальцами по столу, выбивая некий ритм, и, видимо, приводя мысли в порядок. – Я-то знаком, Аллен. А вот ты откуда его знаешь?
- Я… Учитель Кросс – мой родной дядя.
- Дядя? Ты его племянник? – Ли плюхнулся обратно в кресло, и одни глотком опрокинул в себя оставшийся в чашке кофе. – Занятно, занятно… Ну, что ж, хоть кое-что понятно.
- Не знаю, что там вам понятно, а вот мне – нифига. – обиженно буркнул Лави. Он уже успел примостится рядом с опустившимся обратно на диван Алленом. – Что это за Кросс такой?
- А ты сиди и помалкивай. – цыкнул на него Ривер. – Или хочешь целую неделю выполнять «черную» работу? Мы еще не определились насчет твоего наказания.
- Ну почему я один? – заныл рыжий, возводя руки к потолку. – А Тики, почему вы не будете отчитывать Тики?
- Потому что Тики двадцать четыре года, и он не буквально на днях ставший совершеннолетним подросток.
- А еще потому, что он не пропалился бы таким идиотским способом. – фыркнули с балкона.
Аллен постарался как можно незаметнее вглядеться в оконное стекло, пытаясь разглядеть фигуру в ночной темноте. Однако оттуда донеслось только резко помрачневшее:
- Чего пялишься?
Уолкер тут же отвел глаза, нахмурившись. Ему не нравилось, как этот азиат с ним разговаривал.
- Ничего. – буркнул он.
- Знаешь, - внезапно произнес Комуи, который выглядел так, будто его озарила гениальная идея. Только лампочки над головой не хватало. – У меня есть решение нашей проблемы.
- Без применения кардинальных мер? – уточник мальчик с опасением.
- Конечно. – он доброжелательно улыбнулся. – Аллен… как я понимаю, у тебя проблемы с деньгами, да?
Лави удивленно перевел взгляд с одного на другого. Впрочем, сам Уолкер тоже был изумлен.
- Откуда вы знаете? – вырвалось у него.
- Ну, чисто логически. – помахал растопыренной пятерней в воздухе Комуи. – На сколько я помню, у твоего дядюшки всегда были километровые долги, верно?
При слове «долги» Аллен резко помрачнел.
- Ну. Да.
- Тогда у меня к тебе предложение. – Уолкер напрягся. Почему-то он неосознанно ждал от Комуи подвоха. – Не хочешь у нас поработать?
- Комуи! – вырвалось у Ривера. – Ему еще и шестнадцати нет! Ведь нет же? – этот вопрос обращался к мальчишке. Тот кивнул.
Впрочем, казалось, управляющего это совсем не трогало – он с удивительно самодовольным видом откопал среди вороха бумаг какой-то ежедневник, и размашисто вывел там:
- А-ллен Уол-кер. Пусть будет… курьер? Будешь курьером, Аллен? Или, может, уборщиком?
Уолкер опять кивнул. Он уже подозревал, что его мнения насчет того, хочет ли он здесь работать, не спрашивали. Ощущение абсурдности происходящего оседало в мыслях. Лави рядом с ним обреченно покачал головой.
- Ура, у нас появился курьер. Представляешь, Ривер?
- Так. Все. Разбирайся сам, Комуи. Я хочу поехать домой и отоспаться. – отмахнулся Венхам, поворачиваясь к двери и уже собираясь уходить.
- Ну вот, как всегда, веселье только началось, а ты уже уходишь!
- Что ты называешь весельем? Эксплуатирование детского труда?
- Я помогаю мальчику найти свое место в жизни!
- Не думаю, что он с тобой согласится. – Лави прыснул в кулак и толкнул Аллена в плечо. Тот повернулся, до сих пор прибывая в состоянии легкого шока. – Всем пока.
- Пока-пока! – и, когда Венхам закрыл за собой дверь, рыжий понизил голос. – Ну что, все обернулось не так уж и плохо? Ну, за исключением того, что Юу теперь месяц будет надо мной издеваться.
- Юу?
- Вон тот брюнет, который сверлит взглядом мой затылок, это Юу Канда. Он тоже здесь работает. Только, чур, никогда не называй его Юу.
- Почему? – Аллен выглянул из-за плеча Лави. Тот оказался не прав – японец смотрел совсем в другую сторону, почти отвернувшись от них. Уолкеру показалось, что он курил, но из-за темноты почти ничего нельзя было разобрать.
- Ну, во-первых, он этого не любит, а во-вторых – это моя прерогатива.
Рыжий подмигнул мальчишке и повернулся в сторону Комуи, что-то у него спросив. Что именно – Аллен не обратил внимания, потому что продолжал вглядываться в темноту. Через некоторое время она начала приобретать более-менее различимые очертания, особенно когда японец облокотился о подоконник с другой стороны балконного окна, и попал под свет лампы.
У него было красивое лицо – даже очень, как отметил Уолкер, восхищенно его разглядывая. Чуть раскосые глаза, тонкие черты, высокие скулы и острый подбородок. Свет дневной лампы, неровно падающий на него, делал его кожу еще светлее, чем она, наверное, была. Он стоял, не шелохнувшись, и напоминая Аллену мраморное изваяние.
Вот только, у статуй, наверное, не было такого устрашающего взгляда и недовольного голоса:
- Чего тебе опять, пацан?
- Я… Ничего такого. – буркнул Аллен, отворачиваясь. – Просто смотрел.
- Тогда «просто» не смотри. – отрезали в ответ.
«Почему он ведет себя так, будто я убил его любимого хомячка?» - подумал Аллен с какой-то детской обидой. Впрочем, он тут же решил, что не его это дело, почему некоторые зазнаются, и попытался вслушиваться в разговор Комуи и Лави, которые, к слову, обсуждали его же.
Однако, как оказалось, это было не так просто – Аллена так и подмывало обернуться, или хотя бы незаметно взглянуть на Юу. Он чувствовал, что тот сверлит взглядом его спину, но повернутся и спросить в лоб «почему ты смотришь, а мне нельзя?» было бы верхом идиотизма. Казалось, что если Аллен и сделает глупость – скажет это, то на лице у японца появится только презрительная ухмылка. А увидеть её на его лице, Уолкеру почему-то очень не хотелось.
Почему – он не знал.
- Думаешь, для него это слишком сложно? – как будто сквозь пелену, донесся до мальчишки голос управляющего. Он моргнул, прогоняя расплывчатые размышления, заведшие его в дебри разума, и обнаружил, что Лави и Ли задумчиво смотрят на него.
- А? – глубокомысленно изрек он, переводя взгляд с одного на другого.
- Не знаю, конечно, но лучше будет дать ему что-нибудь попроще. – не обращая на него внимания продолжили те. А вот кое-кто обратил – и Аллен мог поклясться, что в кандовском «Хн» было больше издевки, чем в любой сатире.
- А ты на что? Я тебя не просто так от наказания избавляю, ты не думай!
- Так и мне бы… попроще.
- А на «попроще» Канда не согласится. Да? – Ли перевел взгляд на японца. Тот в ответ просто скривил губы, хмыкнул и отвернулся. – Вот видишь.
- А дайте нам разные задания, а? Без Юу?
- Все мы только что видели, что у тебя получается без него, Лави. – Комуи откинулся на спинку кресла. – Так что держи.
Он протянул рыжему листок бумаги, который был исписан мелким неаккуратным подчерком. Читая его, лицо у Лави становилось все постнее и постнее – пока, наконец, он со стоном не посмотрел на Комуи. Глядя на него, Аллен уже заранее боялся своей новой работы.
- Это даже не сложно. Это ну-удно!
- Скажи спасибо, что я тебя в канцелярию не отправил, бумажки переписывать. – фыркнул управляющий беззлобно. – Так что шагом марш, по домам. Пристань открывается завтра в семь, а вам надо вывезти все оттуда до восьми.
- В семь?! – хором воскликнули Аллен и Лави с выражением если не полнейшего ужаса, то скоропостижной кончины на лицах.
- Но ведь сейчас уже половина второго ночи, мистер Ли!
- Вот-вот! А пока мы до дома доберемся…
- … будет уже все три!
- Какое удивительное единодушие. Что ж, значит, сегодня вы маленько недоспите. – хлопнул в ладоши Ли. – А сейчас идите-идите, у меня еще дел полно.
- Знаем мы твои дела. Сам то спать завалишься прямо на бумагах, и так до тех пор, пока Линали утром тебя не разбудит. – проворчал Лави, поднимаясь с дивана. Поднявшийся вслед за ним Уолкер продолжил:
- Что за бессердечие, а…
- Заткнитесь. И дай сюда бумажку, тупой кролик. – выхватив у рыжего листок, Канда вихрем пронесся мимо, даже не попрощавшись. Аллен со смешанным чувством раздражения и восхищения смотрел ему вслед.
Они с Лави тоже уже были около двери, когда Комуи его окликнул.
- Да?
- Подойди сюда, Аллен. – мальчик подошел к столу. Управляющий снова покопался в бумагах, и раскопал потрепанный конверт с несколькими кляксами от чернил, после чего впихнул его Уолкеру.
- Что… что это?
- Тут аванс. Заплати некоторые долги Кросса, что ли, или еще что – думаю, тебе не легко живется без средств к существованию, да? – он подмигнул мальчишке. Сзади раздался голос Лави:
- Э-э-эй?! А мне аванс?! Я тоже хочу!
- А тебе по губе и… Все, идите уже! Я хочу спа… работать!
***
Когда Аллен добрался до дома, было, как он и предсказывал – почти три часа ночи. Впрочем, Нью-Йорк не спал и в такое время.
Точнее сказать – этот город никогда не спал.
Завалившись в одежде на кровать, Уолкер задумчиво и полусонно уставился в потолок. Он успел задремать в такси, но теперь, когда добрался до дома, всякие ненужные мысли полезли в голову. Перед глазами мелькал сегодняшний вечер – пролетевший, как мгновение, полный ощущения какой-то недосказанности и тайны. Аллен ведь до сих пор не понимал, что за работу ему придется выполнять, и что на самом деле за люди, которых он сегодня встретил.
Тики Микк. Глаза, иногда отливающие янтарным и усмешка, скользящая по губам. У него взгляд хищника. И манеры, тут Уолкер не мог не признать, закоренелого обольстителя.
Что-то было неоднозначное во всем его облике, и Аллен проникся ощущением, что за каждым его словом мог прятаться другой смысл.
Следующим в калейдоскопе шел Лави.
Рыжий взбалмошный парень с открытой улыбкой – такого нелегко было не приметить. И если в присутствии Тики мурашки табунами пробегались по телу, то один взгляд на Лави вызывал ответную улыбку.
Ривер и Комуи, чьи образы чуть померкли из-за других новых ощущений.
И…
- Канда Юу. – произнес в пустоту Аллен, пробуя имя на вкус. Он не разбирался в японском, и не знал, что из этого было именем, а что – фамилией. «Надо будет спросить у Чомеске.»
Кан-да – твердо и уверенно, чеканя слог. Юу – мягко.
Подумав об этом, Аллен тут же уверился в мысли, что не зря, по словам Лави, японец не любит, что бы его звали Юу. «Канда» ему несомненно подходит больше.
При одном взгляде на него Аллену хотелось замереть и не двигаться. И – смотреть.
Потому что даже при таком мимолетном знакомстве, какое было у них, он действительно завораживал.
Хорошо это было или плохо, Уолкер пока не решил.
Но у него будет целое завтра на то, что бы это сделать.
С этими мыслями мальчик провалился в сон.
фандом: dgrayman
бета: Meio Dia (с 3-ей главы)
рейтинг: PG-15 по ходу повествования, NC-17 планируется.
пейринг: еще не определились
жанр: приключения, романс, детектив
©: Персонажей – Хошино, Нью-Йорк – Америке, а буквы – Кириллу и Мефодию.
ахтунг: АУ - действо происходит в США, Нью-Йорке 2007 года. Без ЧО, чистой силы и Ордена. Совсем. ООС персонажей – по авторскому желанию (и видению); слэш; сцены насилия.
саммари:
New York,
Concrete jungle where dreams are made of,
There's nothing you can't do,
Now you're in New York! ©
Аллен Уолкер считает себя обычным школьником из Бруклина, ходит в школу, на вечеринки к друзьям и меняет подработку, что бы платить за квартиру. Но никого не волнует, что там Аллен Уолкер считает или думает: в особенности нью-йоркскую мафию. Подозрительные рыжие типы, мрачные азиаты, милые девочки с хвостиками - и торговля оружием, распространение наркотиков, разборки Национального Криминального Синдиката (как звучит, а?) полиция, погони и перестрелки. И вряд ли кого-то колышет, что Аллену Уолкеру хочется спокойной жизни. Да и хочется ли ему?...
от автора: нет, он не заброшен. даже не надейтесь. просто мы взяли перерыв

Глава 1
Затушив окурок, Лави сделал две толстые дорожки, используя пивную крышку. Потянулся за ножницами - они лежали на полке, и ему пришлось несколько раз подпрыгнуть на диване, прежде чем он смог до них дотянутся.
Отрезанные и ненужные части коктейльных трубочек укатились под стол, после того как парень немного подрагивающими руками отрезал их.
- Юу! Юу-у!
За дверью послышались шаги, но момент, когда в комнату вошли, Лави пропустил - он широко зевал и жмурился.
- Не называй меня по имени. - огрызнулся вошедший, и что-то в его интонациях подсказывало, что говорил он это не в первый раз.
Лави отмахнулся, мол, знаем всё, знаем, - и кивнул на кресло напротив себя. Тот, кого назвали Юу, чуть скривился, но всё же опустился в кресло и принял из рук парня обрезанный кусок трубочки. В темной комнате лица Лави почти не было видно, только повязка чернела на правом глазу и рыжие волосы копнами торчали в разные стороны.
Раздалось тихое сопение - каждый принялся втягивать свою дорожку, но Канда закончил быстрее, и с облегчением откинулся на спинку кресла, прикрыв глаза.
- Сколько еще осталось? - поинтересовался он, когда уловил шевеление напротив себя.
- Около полграмма. Хотя, может и меньше.
- Ч-ч. Пылесос.
- А где ты был?
Юу удержался от соблазна ответить что-нибудь в духе "пиво пил", потому что голова стала тяжелой, и ерничать не хотелось.
А вот от пива, кстати, он бы не отказался.
- На балконе. Курил.
- А-а.. И что там?
- Где? На балконе? - хмыкнул Канда. - Как обычно. Кафель вот кто-то давно обещал склеить.
Лави показал ему язык, надеясь, что в темноте он этого не увидит. Кафельную плитку расколол он, в пьяной горячке попытавшись принести на балкон тяжелый старый кондиционер - и, конечно же, уронив его.
- На улице. Вредина.
- Ночь. - пожал плечами Юу. И тут же исправился. - Скорее, раннее утро.
Лави наклонился, нашарил на полу целлофановый пакет, и отсыпал на стол маленькую горку порошка.
- Тебе как?
- Хватит пока.
Мысли стали занимать слишком много места в голове, и Канда непроизвольно сжал виски. Он начал выхватывать совершенно несущественные мелочи из темноты - например, водолазка Лави была тускло-зеленой. И глаза. И носки. У него, что, и трусы зеленые?
Юу потряс головой.
Так. Пора закругляться.
- Сколько мы уже так? - будто прочитав его мысли, спросил Лави, потягиваясь.
Канда не смог удержаться:
- Три года.
- Юу-у-у, - протянул, почти пропел рыжий, и в темноте его голос вызывал ассоциацию с трелью колокольчика. Канда поморщился. Ну просил же ведь. И пообещал, что как только отоспится, прирежет чертова книжника.- Я давно заметил, что под коксом ты становишься разговорчивым.
- Заткнись.
- Тогда сколько?
Парень чертыхнулся и полез за мобильным. Шесть двадцать, двенадцатое апреля. Из "Ковчега" они выехали утром восьмого.
- Четыре дня.
Они травились коксом четыре дня, без сна и выхода за пределы квартиры.
Лави понимающе присвистнул.
- Мой рекорд. А у тебя, Юу?
- Ч-ч. Шесть суток.
Через десять минут молчание стало убаюкивать - одноглазый с трудом моргал потяжелевшими веками, и думал, что неплохо бы показаться в университете, хотя бы для разнообразия. Последнее, что он видел, перед тем как провалится в сон - лицо профессора своей кафедры, которое заставило его вздрогнуть.
Глава 1
Аллен громко хлопнул дверью - оконные стекла жалобно зазвенели. Чуть подрагивающими от ярости пальцами он набрал номер Чомеске, и попытался успокоиться.
Вообще-то Аллен был спокойным парнем. Да.
Исключением были случаи, когда дело касалось его дяди. Или, точнее, остававшихся после него долгов.
- Моши-моши? - приветливо раздалось на том конце провода. Уолкер никогда не понимал эту японскую манеру, но, как говорится, "в чужой монастырь со своими устоями не ходи"
- Чо, - Аллен старался, что бы его голос звучал ровно, - где он?
- М? Ал-кун, это ты?
- Да, да, я. Где он?
- Ты о ком?
- О учителе!
Такая немного странная традиция сложилась после того, как Уолкер стал жить у своего дяди - называть его учителем. Или мастером. Или старым маразматиком - когда он не слышит, конечно.
- А, Мариан-сан. Мариан-сан... - Чомеске задумалась. Официально она была ассистенткой Мариана Кросса, собственно, учителя, и по идее, должна была примерно знать о его перемещениях. Правда, чаще всего она занималась тем, что "примерно знала" где тратила деньги - (Родительские, конечно. Едва ли бы Кросс стал ей платить. Аллен вообще слабо понимал, что её держит на работе, где не платят) в магазинах. - Сегодня у него должен был быть прием. Вечеринка по поводу дня рождения Инге-сан.
Это имя ничего не говорило Уолкеру.
- Инге, - нетерпеливо повторил за ней Аллен, - какой Инге?
- Ну... Как же её там... Точно, Боунс, Инге Боунс-сан.
Чомеске продиктовала адрес (какого-то клуба, как он узнал). Парень тепло поблагодарил её, и повесил трубку. Правда, перед тем, как они попрощались, девушка поинтересовалась:
- А что, Мариан-сан опять кому-то задолжал?
- Не поверишь, - вздох, полный печали и обреченности. - Он в казино оставил километровый долг.
- Что за казино-то?
- "Чардон Холл".
- У-у-у... Серьезное заведение. Ну, отыграл?
- Если бы не отыграл, сейчас бы здесь с тобой не разговаривал...
Раздражение никак не хотело успокаиваться, и глухо рычало, заставляя нервно мерить шагами комнату. Что он сегодня испытал по вине Кросса - словами не передать. Обычно тот, даже если задалживал крупные суммы, то "потерпевшими" оказывались частные лица. В крупное игровое заведение он пришел впервые - сначала несовершеннолетнего отказались впускать, и только после предоставления визитки учителя впустили. Или, точнее сказать, затащили - за шкирку и через черный ход. Сначала хотели выбить долг силой, но Аллен уговорил отыграть все долги учителя. Хозяин казино в хлипком подростке опасности не видел и разрешил - пускай, дескать, попробует, деньги отдать всегда успеет.
И, конечно, "хлипкого подростка" пришлось отпустить - он несколько часов не отходил от карточного стола, но долг отыграл. И даже специально подосланные шулеры обламывали зубы, не понимая, как такая мелочь может обыгрывать их, профессиональных катал. Только если врожденный талант?
Аллен это талантом не считал. Он вообще предпочитал об этом не думать.
Закрытая вечеринка миссис Боунс начиналась в десять. Сейчас было семь. Аллен подумал пару минут, и потянулся за учебниками - уже апрель, скоро экзамены, а он и так забегался со всеми этими долгами, и времени на учебу почти не оставалось.
Правда, только он собрался открыть сборник задач по химии, как зазвонил телефон.
- Да?
- А-аллен! - раздалось в трубке. - Ты сделал реферат?
Уолкер вздохнул. Роад, его одноклассница, относилась к тем людям, которые сразу берут быка за рога и совсем не думают о том, что бы "поболтать для приличия о том о сём". Впрочем, именно за это она ему и нравилась.
- И тебе привет. Да. А что?
- Дай списать.
- Опять отлыниваешь?!
- А-аллен, - она всегда растягивала его имя в такой манере. - не жадничай. Я зайду к тебе?
Парень снова бросил взгляд на часы, прикинул время в уме и вздохнул. От Роад было отделаться не так легко, и проще было дать ей то, что она просит, чем искать причины для отказа.
- Ладно, но в девять мне надо будет уйти.
- Да без вопросов. Жди.
В трубке послышались гудки, и Аллен нажал на кнопку отбоя.
К той минуте, когда пришла Роад, он успел сделать химию на понедельник (Аллен ненавидит химию, но по ней ему необходима хорошая оценка в аттестат), доделать начатую вчера алгебру и побыстрому вымыть посуду, по ходу разбив пару чашек.
- У тебя опять катастрофа. - весело замечает Камелот, скидывая ботинки в коридоре. Несмотря на то, что она была старше Аллена на месяц, она выглядела очень инфантильной. Одевалась подстать - школьной формы не признавала, и кому-то из её родственников пришлось отстегнуть директору большую сумму, что бы никто не возмущался; в её одежде обязательными пунктами значились короткие юбки, цветные гетры; и прочая и прочая.
- Мыл посуду. - уныло подтвердил Уолкер.
- А-аллен! Тебе же противопоказано! - деланно ужаснулась Роад, вешая на вешалку розовый зонт-трость с миниатюрной тыквой вместо ручки. Зонт девушка одушевляла, и называла его "Леро".
- И что мне теперь? Выкидывать грязную посуду и покупать новую?
Они прошли в комнату, где их ждала стопочка листов с рефератом. Роад не требовалось говорить "чувствуй себя как дома" - она себя всегда так чувствовала. Плюхнувшись на диван и притянув к себе листки, она с видом профессионала принялась оценивать проделанную Уолкером работу. Она действительно лучше всех в классе могла взять чье-то сочинение и переделать его оформление так, что никто бы и не догадался о первоисточнике.
- Кстати, - она подняла на него взгляд. - Работу то нашел?
Вот уже около трех месяцев Аллен пытался найти работу. Иногда находил - но подростка не воспринимали всерьез, тем более, что брать его на серьезную работу не только никто не хотел, но без высшего образования - никто и не собирался.
- Нет. - Вздохнул Аллен. - Чай будешь?
- А у тебя еще остались целые чашки?
Аллен подмигнул ей - тем глазом, который пересекала татуировка.
- Неси.
- Конечно, Ваше Величество.
Пока Аллен возился на кухне, Роад решила, что ей будет лень переписывать это всё. Она всё-таки была "современным ребенком", как она сама о себе говорила, поэтому ей было проще сфотографировать работу, а потом напечатать, чем корячиться и скрупулезно писать от руки. Она полезла за фотоаппаратом в сумку - и пока доставала, нечаянно задела пару лежавших сверху листов с работой. Они приземлились аккурат на разложенную на полу домашнюю работу по алгебре, которую Аллен предусмотрительно спустил вниз, освободив стол.
Роад поправила юбку (как всегда короткую и невообразимого цвета и фасона) и полезла поднимать. Под листами с рефератом лежал еще один листок. Девочка, отличаясь любопытством, подняла и его.
***
Лави проснулся оттого, что кто-то ходил по комнате и при этом ругался сквозь зубы, что-то вороша и переворачивая. Парень, постепенно выныривая из сладкой дремы, прислушался - ругались не по-английски. Приоткрыл глаз, и через некоторое время в непроницаемой темноте он различил темный силуэт.
- Включи свет, - попросил книжник, приподнимаясь на локтях и зевая.
В следующую секунду в комнате вспыхнул свет от люстры, висевшей над рабочим столом.
Лави потребовалось некоторое время, что бы глаза привыкли.
- Ты куда?
- В отличие от некоторых, я работаю. - устало огрызнулся Канда, застегивая рубашку.
- А сколько времени?
- Встань и сам посмотри!
Видимо, к проспавшемуся Канде вернулось его обыденное плохое настроение.
Он пересобрал хвост, оставив, как всегда, две пряди по бокам. Его прямая челка заканчивалась аккурат чуть ниже бровей.
Юу вообще был таким - прямым, собранным и аккуратным (а еще злобным, эгоистичным, и раздражительным, по мнению окружающих). Лави всегда завидовал тому, что его рубашки всегда были в превосходном состоянии, вещи лежали на своих местах, а комната была убрана. Самому книжнику приходилось изрядно потрудиться, что бы пробраться сквозь завалы в комнате, или найти чистые вещи.
Кстати о птичках.
- Эй, тупой кролик. - Канда сильно встряхнул за плечо начавшего опять проваливаться в забытье Лави. - Не забудь отнести вещи в прачечную! Слышишь, идиот?
- Да, да...
Канда смерил его обреченно-презрительным взглядом, развернулся, рывком застегивая серую ветровку, и вышел из комнаты, предварительно выключив свет. Вскоре хлопнула и дверь в квартиру - Лави услышал это только потому, что от хлопка мелко затряслись окна.
Сначала казалось, что сон нахлынул опять - гостиная была окутана мутной дымкой, и сфокусироваться на чем-либо было почти невозможно. Парень старался ни о чем не думать, потому что мысли вакуумными пузырями заполняли голову, набухали, а потом взрывались. Во всяком случае ощущения были именно такими.
Скоро навалила жара - казалось, воздух в комнате стал липким, и с каждым вздохом Лави вдыхал газообразный кисель.
Парень медленно сел на диване, и опустил лицо в ладони. Дышать было трудно, парень с трудом заставлял себя. Он поднялся, и почти дополз до задернутого тяжелыми атласными занавесками окна, и с трудом справившись с ними (руки плохо слушались), распахнул его. Сейчас Лави отчетливо понимал, что та "всего лишь сигаретка" было лишним - от одного коко-джанго ему бы не было так хреново.
- Надо было послать к чертям этого Тикки с его марихуаной... - простонал парень, свешиваясь из окна, и подставляя свое лицо с синяками под глазами вечернему солнцу.
Юу же тоже себе скрутил сигарету. Даже две. И сейчас он спокойно едет на работу?!
Лави опять застонал. На этот раз от зависти.
Дышать стало полегче - но совсем чуть-чуть, как будто кисель развели водой. Марихуану парень курил впервые, поэтому решил попросить помощи у "профессионала".
Лави с трудом включил телефон - он отключил его сразу, как переступил порог квартиры. Пальцы не слушались, но спаситель стоял цифрой четыре на быстром наборе. Первым был декан, вторым - Канда, а третьим - виновник его нынешнего состояния.
- Алло? - бодрость его голоса отдалась у Лави в ушах.
- Бак, - просипел парень. - Помоги.
- Лави? Что случилось?
- Чертов Микк и его чертова марихуана.
- Подожди, подожди... Тебя же четыре дня в "Ковчеге" не было, ты что, Тикки на дом вызывал? И вообще, ты же не куришь?
- Да нет, - проглотив ком в горле, объяснил Лави. - Мы с Юу когда уезжали, эта скотина втюхала мне три сигареты. Я две Юу отдал, а последнюю сегодня перед коксом попробовал. В первый раз, и тут... Убью Микка...
- Еще и кокаин. - мрачно вздохнул Бак. Он был врачем, поэтому, когда товарищи перебарщивали с наркотиками, они знали кому звонить. - Что, крэк?
- Да нет, чистый, Юу притащил.
- Чистый?! - недоверчиво переспросили в трубке - Вы что, контрабанду перевезли? Убрали кого-то на заказ? Раскопали золотую жилу?
- Ба-ак, да не в этом сейчас дело!
- А в чем?
- Я умру сейчас, пока ты будешь разглагольствовать, где мы деньги берем!
- Ладно, ладно. Что у тебя?
Лави принялся объяснять. Правда, он то и дело сбивался, повторял одно и тоже несколько раз, забывал про что говорил секунду назад.
- Асфиксия. - наконец высказался Бак, когда тот закончил.
- Что?
- Ничего. Голова болит?
- Немного. - признал парень.
- Попробуй сжать кулак. Получается?
Книжник честно попробовал. Пальцы если и сжимались в кулак, то держаться в таком состоянии дольше, чем пару секунд отказывались.
- Фигово. Слушай, сенсей, - на восточный манер обратился к Баку Лави. Жизнь с японцем и общение с китайцами (вообще в их веселой компании были и португальцы, и немцы, так что управляющий "Ковчега", тоже китаец, иногда называл их "вавилонцами") научила его всяким словечкам-обращениям. Внезапно рыжему стало смешно, и он по глупому захихикал в трубку. - Я... Ха-а... Я умру?
- Ну вот и отходняк начался. - констатировал Чан. Потом добавил:
- Сейчас иди и выпей кофе. Много кофе. Лави, слышишь?
- Да. - Лави всё еще смеялся, когда соскользил по стене на пол, стараясь, что бы дрожащие руки не выронили телефон.
- Потом возьми и выпей пару антибиотиков. Не пару пачек, а пару таблеток! Лави!
- Да слышу я. Кофе и таблетки, да.
- И вообще, я же Канде много раз говорил, что надо делать. Что, он...
- Юу ушел. - на смену смеху пришла сосредоточенность. Лави хмурился и тер переносицу. - Не помню, правда куда, но помню, как хлопала дверь. А перед этим...
- Что?
- Такое чувство, будто он мне что-то говорил. Но, хоть убей, не помню что. Черт, я же не страдал провалами в памяти..
- Это.. - внезапно в трубке раздался звук отворяемой двери, и где-то близко кто-то громко позвал: "Бака-Бак!" - ....Это нормально, скоро пройдет. Ты главное помни, что я тебе говорил про кофе и антибиотики. - затараторил Бак. - Всё, я пошел, Фоу вернулась. Ты сегодня в "Ковчеге" будешь?
- Ага. Постараюсь. Пока.
Лави не успел положить трубку, как та опять зазвонила. Он медленно поднялся, и направился на кухню за кофе, по дороге прикладывая телефон к уху.
- Да?
- Ты! - гаркнули в трубке. - Какого черта у тебя было занято?
- Ю-у-у! Мне так пло-охо! - протянул книжник. Вопрос он просто проигнорировал , впрочем, Канда ответов и не ждал.
- Сам виноват, тупой кролик. - прорычал он в трубку, впрочем, уже менее грозно.
- Я умру, если не найду кофе.
- Так сдохни! Может, хотя бы это избавит меня от твоего постоянного нытья.
- Почему мне так хреново, а ты такое же воплощение Зла, как и всегда?
- Потому что нечего было вестись на уловки Микка, понял? Так. Не отвечай, идиот. Я звоню напомнить, что бы ты, наконец, подобрал весь свой мусор из гостиной...
- Это не мусор! Это одежда!
- ... И отнес в прачечную. Если к моему приходу в комнате будет хоть одна повязка, футболка или носки, Я. Тебя. Выселю.
- Но... монстр. - тоном оскорбленной невинности сообщил рыжий частым гудкам в трубке.
Кофе нашлось сразу. Банка стояла по середине девственно чистого стола. К непомерному изумлению Лави, там еще стояла чашка и лежала упаковка таблеток. Рядом красовалась непочатая бутылка минералки. Это было поистине странно уже по трем причинам: во-первых, Канда не терпел бардак. Особенно на территории своего "царства" - кухне. Он всегда убирал за собой и тарелки, и чашки, а чай и кофе всенепременно отправлялись на надлежащее им место на верхней полке. Во-вторых, Юу никогда не пил таблеток. Вообще. Никаких, и сколько бы лекций не читал ему Бак, он только презрительно кривил губы. В-третьих - кофе Канда не-на-ви-де-л, и пил только чай.
Лави, пока был дома, на кухню не заходил. А когда уходил, - он напряг память - на столе вообще ничего не было.
- Монстр. - повторил парень, включая чайник. На его губах играла чуть заметная улыбка.
***
- А-аллен! - встретил его заинтересованный голос Роад, когда он с двумя чашками заходил в гостиную.
- Да?
Аллен задел мыском ковер, пролил немного чая, и чертыхнулся - на белом покрытии осталось коричневое пятно. Если Кросс всё-таки когда-нибудь неожиданно посетит свою квартиру, он будет очень зол.
- Откуда у тебя это?
Парень поставил чашки на стол и поднял взгляд на Роад. Она держала перед собой бумажку с адресом, продиктованным ему Чомеске.
- Это же адрес клуба.
- Ну. Откуда. - Аллен замялся. - Мой дядя там... Бывает.
- А. - Роад повертела в руках бумажку. - А МОЙ дядя там работает.
Они уставились друг на друга. Аллен - с удивлением, а Роад - со смешинкой в серо-карих глазах.
- Я сегодня туда собираюсь. - признался парень во внезапном порыве честности.
- Ну, тебя туда не пустят. - заявила Роад. - Туда не всех совершеннолетних-то пускают, что уж говорить о подростке с выжженными волосами.
- Да не выжженные они. - отмахнулся Уолкер.
- Да-да, я помню, ты наследственный-недо-альбинос. Но суть от этого не меняется.
Аллен задумался. Потом посмотрел на Роад щенячьими глазами - та вздрогнула. На секунду её иммунитет к взглядам из серии "бедный и несчастный" дал сбой.
- А твой дядя не может мне помочь? Мне буквально на десять минут - "надеюсь" - с содроганием подумал Аллен.
- Эй. - неуверенно одернула его Камелот.
- Ну пожалуйста, Роад! Мы же друзья, верно? Это вопрос жизни и смерти!
Раздумья девушки длились минуты три.
- Ладно, - сдалась та. - Только сначала ты мне скажешь, зачем тебе.
- Ну, это легко.
Аллен сразу повеселел. Если ему помогут, это вообще будет замечательно.
- Сегодня в десять там будет мастер. Вот уже три месяца я не могу сделать двух вещей: а) найти работу; б) отловить учителя.
- Ну, с работой понятно. А зачем тебе дядю-то отлавливать?
- Как зачем? Если ты не знала, то за квартиру, воду, газ, свет - надо платить. А кто будет платить, если у меня денег нет?
- Ну... - Роад задумалась. - Ты же хорошо играешь в карты. Выиграй что-нибудь.
Аллен не сдержал улыбку. Иногда детская непосредственность подруги приводила его в... Умиление?
- Как ты себе это представляешь? Подойти к кому-нибудь на улице и сказать "давайте сыграем?". Ведь в игровые заведения меня не пускают.
- Ладно, ладно, уговорил. Подожди минутку.
Роад достала телефон и набрала номер. Уолкер незаметно скрестил пальцы за спиной.
- Алло, Тикки? Привет. Как ты? Оу, бедняга. А у меня? У меня всё хорошо, да. Слушай, когда ты придешь к нам на обед? Папа ворчит. - Слушая что-то в трубке, Роад рассмеялась. - Да, передам, конечно, только заранее приготовься к долгой и мучительной смерти, ха-хха. Тикки, у меня просьба. - её голос посерьезнел. - У меня есть друг, и ему нужно попасть в "Ковчег", ненадолго, найти кое-кого. Но он... Ммм, скажем так, немного не того контингента. Да. - вздох - Абсолютно не того. Тем более, ему даже восемнадцати еще нет... Угу, естественно, мимо охраны он не пройдет. Поможешь ему?
Она ненадолго замолчала. Аллен прикусил губу, а когда она как-то по-детски хихикнула, немного расслабился.
- Симпатичный, не сомневайся. Как, ты не доверяешь моему вкусу?... Вот то-то же. О, ты его легко узнаешь. - Роад показала Уолкеру большой палец. - У него белые волосы и татуировка на лице. Нет, он не бандит, наоборот, домашний мальчик. Придет к десяти, встреть его, а то он у меня немножко тормоз. Ну, как, договорились?.. Тикки, ты - самый лучший, да! Ну, тогда увидимся, дорогой. Пока.
***
Лави вспомнил, что сегодня рабочий день только тогда, когда заходил в квартиру – в соседней квартире громко работал телевизор, по которому шли вечерние новости. Фраза «Добрый вечер, с вами NY Everyday News. Сегодня двенадцатое апреля, десять часов вечера… » заставила его вздрогнуть от неожиданности. То-то он удивился, когда вспомнил, что Юу днем резко сорвался на работу. В отличие от него, Канда никогда не пропускал дежурства, и вообще относился к своей работе более ответственно, чем Лави, который мог не появляться на рабочем месте неделями.
Двенадцатое. О черт.
Нет, Комуи его не убьет – чья бы корова мычала, ага. Но вот старая панда…
Замерев секунды на три на пороге, Лави захлопнул за собой дверь и со скоростью ветра понесся в свою комнату. Ему было необходимо успеть в «Ковчег» до одиннадцати – то есть до того времени, как его профессор туда приезжает. Рассчитывать на то, что Канда его прикроет, было бессмысленно, потому что Обычный Юу = Злой Юу = Юу-От-Которого-Никогда-Не-Дождешься-Помощи. А еще нужно было успеть найти хоть что-нибудь годное из одежды, наскрести денег на такси, поймать это самое такси, быстренько нацарапать отчет, и успеть словить несомненно спрятавшегося от подчиненных Комуи. И всё это максимум за час.
Лави застонал. Ему оставалось уповать на чудо.
***
В то же самое время Аллен остановился перед воротами клуба «Ковчег». Он нервничал, постоянно одергивал свою толстовку, и переминался с ноги на ногу. Он никак не решался шагнуть.
А перед тем как, наконец, зайти, Уолкер глубоко вздохнул.
И если Лави уповал на чудо, то он – на удачу.
конец первой главы
Глава 2
В окно бьют мелкие капли, свинец облаков укрывает всё плотным серым одеялом. Белые лопасти мельниц медленно крутятся, увязая в расстилающемся сизом тумане. Равнина, распростертая до самого горизонта, кажется серым неспокойным океаном в глухом предрассветном свечении.
Россыпь деревенских домов невдалеке, ближе, чем далекие мельницы, почти исчезли.
Тишина давит на уши. Звенит, как будто Башня Ветров заунывно играет по тонким струнам.
Холодно.
Аллен греет пальцы, прижав их к губам. Одеяло не согревает – тонкое букле совсем не дает тепла.
Мальчик прикрывает глаза.
Слишком холодно.
Кажется, время замерло. Ничто не двигается – только сердце тихонько стучит в молчании тишины, доказывая ему, что он еще здесь.
Еще жив.
Но, не смотря на это, ощущение жизни почти ушло. Да и не только оно – всё, что связывало его, всё, что давало ему силы, ушло вместе с Маной.
Раньше Аллен любил предрассветный туман. В такие дни Мана спал долго, и мальчик мог бездельничать, потому что знал – папа проснется только тогда, когда туман уйдет, и первый луч солнца проберется в дальнюю спальню их дома.
Но однажды он не проснулся. И с тех пор – туман больше никогда не уходил.
Холод начинает пробираться к груди. Побелевшие пальцы, потерявшие всякое тепло губы, прикрытые глаза с чуть подрагивающими ресницами, тихо стучавшее сердце – всё замерзнет, покроется тонкой пленкой льда, и не оттает.
Тишина и холод – неразделимы.
Башня Ветров поет свою песню.
Аллен медленно поднимает голову, когда слышит, как дверь отворяется. Он сжался комочком под одеялом, притянув колени к груди. Слишком замерз – и слишком устал.
Внезапно на плечи падает что-то теплое – еще чувствуется тепло чужого тела, и мальчик поднимает глаза.
Красноволосый мужчина, которого он, несомненно, видит в первый раз в жизни, с интересом его разглядывает.
В воздухе пахнет сигаретным дымом.
- Ну что, заждался? – голос у него низкий и хриплый.
Аллен кивает – неуверенно, до конца не понимая, что происходит.
- Тогда пошли.
Туман еще не рассеялся – но где-то вдалеке начало ставать солнце.
- Быстрее. Учти, я не собираюсь долго тебя ждать!...
ГЛАВА 2.
Ковчегом оказался вполне крупный клуб в одном из кварталов Ричмонда. Довольно приличное здание – около пяти этажей, фасад с красными горящими неоновыми вывесками, и чем-то вроде стеклянной веранды на верхнем этаже. Даже территория была огорожена – внутри стояли машины различной степени дороговизны, однако охраны у ворот не наблюдалось. Зато – Аллен сглотнул – она наблюдалась у стеклянных дверей в сам клуб.
Два коротко подстриженных качка в черно-красной униформе внушали если не страх, то желание держаться подальше.
У тех, кто входил в клуб, - а это была приличная очередь, если на чистоту - проверяли документы. Пьяным или тем, кто отговаривался, мол, забыл документы дома, - сразу давали отворот поворот и выпроваживали.
У Алена документы были с собой. Но он, увы, сомневался, что ему это поможет.
Впрочем, выбора особого у него и не было. Пришлось бы или отказаться от своей затеи и вылететь из квартиры, или все-таки совершить подвиг и встретиться с дядей Роад, которого, кстати, нигде и не наблюдалось.
Уолкер не отказывался от задуманного на пол пути.
Поэтому уже через несколько минут он с невозмутимым видом стоял в толпе пробивающихся в Ковчег, попытка не пытка, как говорится.
Во всяком случае, парень на это надеялся.
***
Машина резко затормозила на светофоре - так, что Дэйся чуть было не протаранил лбом стекло.
- Канда. - проникновенно начал он, потирая ушибленное плечо. - Ты ведь знаешь, что водишь, как ненормальный?
Если бы это фразу рискнул сказать Канде в лицо кто-нибудь другой, то не сносить ему головы - Юу довольно резко воспринимал любую критику в свой адрес. Но на пассажирском сидении его машины сидел не кто-нибудь, а друг детства, которому прощалось если не все, то многое.
- Заткнись. - буркнул японец, газуя - и Барри почувствовал, как его вжимает в сидение. Водил Канда опасно - ездил быстро, то и дело превышая скорость, а иногда и плевал на правила дорожного движения. Впрочем, при всем этом следовало признать, что водил виртуозно и профессионально.
Дэйся хмыкнул - он единственный из нынешних "приятелей" Канды знал, где тот такому научился. А из тех, "старых" - никто их больше не найдет, хотя Юу, наверняка, еще помнят. Такое нелегко забыть.
- Да ладно. Если бы я не знал тебя, то настоял на том, что бы тебя лишили прав, чувак.
- Ты меня знаешь. Так к чему этот треп?
- К тому, что если бы старикан увидел как ты водишь...
- ... - Канда покосился на него без выражения.
Они оба знали, что ничего "старикан", их приемный отец, не сделал бы. Слишком мягкий характер для того, что бы отчитывать уже выросших детей за принимаемые ими решения. Или слишком мудрый - как посмотреть.
- Слушай, кстати. - вспомнил Дэйся, от накатившего озарения аж подскакивая. - Давай на следующих выходных на трассу сходим? Говорят, там Лефорты будут в загоне.
- Чушь. Тед Лефорт попал к копам после того, как врезался в их машину посреди заезда.
- Ну, они и без Теда ничего. - возразил Дэйся. - Кстати, а что он тогда запорол? Дрифт на понижение?*
- Клатч. **
- Охо-х, да, точно, они тогда проиграли Бруклинским Львам большие деньги.
Канда промолчал, молча продолжая нестись по вечернему Нью-Йорку, держа курс с Манхэттена. Барри, поправляя бинты, виднеющиеся из-под капюшона, кинул на него странный взгляд. Он прекрасно знал, что для Канды так называемый Клатч Кик не представлял никакой сложности - он смог бы выполнить его даже на своем нынешнем Хаммере. На ралли же... Но, лучше об этом не думать. Канда никогда не брал свои слова назад. Для гордого японца это было дело принципа.
- Ну, так сходим? - опять спросил Дэйся, изучая слившуюся серую полосу за окном, которой полагалось быть пейзажем.
- Может быть.
- Только не позволяй Лави опять потащить себя к нему в университет!
- Желания тупого кролика меня не трогают. - пожал плечами Канда.
- Ага. Особенно в прошлый раз, когда ты ворвался в Моргану, сметая все на своем пути после увлекательной экскурсии по Нью-йоркскому университету...
- Он меня довел.
- Ты слишком сильно реагируешь на подначки.
- Заткнись уже. - буркнул японец. - Приехали.
***
Примерно через четверть часа (Аллен то и дело поглядывал на часы, беспокоясь, как бы не упустить излишне резвого учителя) подошла, наконец, и его очередь. Однако прежде чем охранник успел открыть рот, что бы задать роковой вопрос, а после пнуть Аллена с ноги в далекое путешествие за Урал, сквозь нестройную очередь тайфуном прорвалось нечто рыжее, едва не снеся Уолкера с ног.
Это нечто налетело на ограждение, с трудом удержало равновесие (не без помощи охранника), и – ослепительно улыбнулось под гневные выкрики толпы.
- Привет, ребята. – игнорируя возмущенных посетителей, торопливо выпалило оно. Это оказался парень лет семнадцати с ярко-рыжей, в медь, копной волос, беспорядочно торчавшей в разные стороны. – Давайте, пропустите меня, я уже опаздываю.
Аллену показалось, или охранники понимающе переглянулись, перед тем как освободить ему проход?
- Почему ты не зашел через черный вход? – единственное, что успел спросить один из них, когда рыжеволосый опрометью бросился через автоматические двери, бросив напоследок:
- Долго объяснять!...
Уолкер мимоходом удивился, почему его пустили, не проверяя документы, впрочем, через мгновение эти мысли уже отошли на второй план. Какая ему разница? У него-то точно проверят.
Взгляд одного из охранников – повыше и посмуглее – вновь вернулся к белобрысому.
- Ваши документы?
- Минутку. – Аллен полез в карман куртки, делая вид, что что-то усердно ищет. Нужно было потянуть время – авось, что-нибудь да случится.
- Быстрее, пожалуйста. Вы задерживаете очередь. – на удивление вежливо отозвался охранник, безразлично оглядывая очередного охотника до ночных развлечений. Аллен мог даже поспорить на то, что знал, о чем тот думает.
- Поторопитесь, пожалуйста.
- Да-да… Он был где-то здесь… - ляпнул самую заезженную фразу из всех, которые можно было придумать, парень. Охранник чуть поморщился.
Конечно. Не такой же он идиот.
- Простите, мне кажется, вам лучше покинуть очередь. Всего доброго.
Аллен уже был готов отчаяться, когда, поднимая глаза, встретился с непоколебимым взглядом мужчины.
И тут он в который раз понял, что являлся любимчиком фортуны.
- Эй, Маркус! Эндрю! – внезапно двери клуба разъехались, и из здания раздался чей-то голос, зовущий, видимо, служащих клуба. Он приблизился – за спиной охранника Аллен не мог видеть говорившего. – и спросил:
- Слушайте, здесь должен был проходить мелкий пацан, с белыми волосами. У него еще… Так, что там было-то… У него еще тату прямо на глазу, да, и морда лица милая. – почти радостно закончил голос. Уолкер встрепенулся – еще бы, под описание только он и подходил. Следовательно, это был дядя Роад, Тики.
- У вас как всегда исчерпывающие описания, мистер Микк. – охранник хмыкнул и отошел в сторону, открывая взгляду Алена говорившего. Это оказался высокий смуглый мужчина – здесь сразу же чувствовалось родство с Роад – с кудрявыми черными волосами, убранными назад ободком. Лицо было улыбчивым, но и улыбка эта была какая-то…хищная.
На вид ему было лет двадцать три-двадцать пять, впрочем, он мог быть как и младше, так и старше – лицо не выдавало его возраст. В пальцах тлела сигарета, почему-то придававшая ему особый шарм.
- Ваш товар. – Ален почувствовал себя на смотринах, и с неудовольствием глянул на охранников. Те только обменялись понимающими улыбками.
- О, - только и произнес Тики, разглядывая Аллена. У него были темно-карие, шоколадные глаза, но, не смотря на мягкий цвет, смотрели цепко и проницательно. Парню вновь стало неуютно. – Ты, значит, Алан, да?
- Аллен. – поправил его он.
- Ну, да. Аллен. – Тики вздохнул, и щелчком отправил сигарету в урну. – Ну что, пошли, Аллен.
- Так это всё-таки к вам? – обратился к Микку охранник.
- Si, si, claro.
- Уверены?
- Я слепой, что ли? – поморщился Тики, кладя Алена руку на плечо, и подталкивая внутрь здания . – Стой здесь и выполняй свою работу, а со своей я сам разберусь.
- Так это… - каким-то странным для Алена тоном протянул один из амбалов, и странно, с удивлением и примесью чего-то еще посмотрел на Уолкера.
Тикки ничего не ответил, увлекая парня за собой.
Внутри клуб Аллен так почти и не рассмотрел – музыка раздавалась из глубины помещений, его же повели куда-то по служебным коридорам. Впрочем, и здесь было вполне ничего – паркет на полу, бардовые стены в тон светильникам.
Некоторое время они шли молча – коридор, поворот, развилка, снова поворот, небольшая лестница… «Какие же размеры у этого здания?» - обреченно подумал Аллен. И именно в ту минуту они остановились.
- Скажи-ка поподробнее, куда тебе нужно, и с кем ты хочешь встретиться? – поинтересовался Тики, неназойливо поворачивая парня к себе лицом.
- Мне нужно попасть на закрытый вечер Боунс Инге. – бойко отрапортировал тот, готовый к такому вопросу.
- Боунс. Боунс. Нет, к ней я точно никого не поставлял… - пробормотал мужчина нечто мало понятное для Уолкера. Потом задумчиво поглядел в одну точку, куда-то в пол, и тут же радостно возвестил:
- Так как я таких не знаю, нужно спросить у начальника!
- А он как к этому отнесется? – подозрительно спросил Аллен. Он недолюбливал начальников. Любых. По его мнению, это были напыщенные снобы, которые только и знали, как командовать другими… Естественно, образ брался с дядюшки, который говорил, что тоже где-то в мифическом «там» начальствует.
- Да нет. – отмахнулся Микк. – Он мировой мужик. Правда, серьезности не на грош, но.. Но не суть. Слушай сюда, парень. – Тикки подмигнул ему, и, положив ладонь на затылок, заставил подойти чуть ближе, а сам пригнуться – в такой манере люди рассказывают друг другу что-то очень секретное.
Аллен почему-то чуть покраснел. От мужчины пахло сигаретами, кофе, и чем-то терпким.
Весь его вид вообще – манеры поведения, жесты, мимика, складывалось впечатление уверенного в себе человека. Уолкер был уверен, что на нем девицы просто гроздьями вешаются.
На него смотрели внимательные карие глаза. В такой близости Аллен смог разглядеть и еле заметные зеленые крапинки около зрачка.
- Сейчас я отвожу тебя в одно место, и ты не высовываешься, а сидишь там, пока я за тобой не приду, договорились? Но если тебя найдет Дарк, я здесь ни причем и тебя даже не знаю.
«Как будто бы я знаю, кто такой Дарк…» - недовольно подумал парень, когда его отпустили.
Они снова продолжили свой путь, который на этот раз оказался короче – просто поднялись на этаж выше по задней лестнице, и свернули за угол. К двери. Обычной такой деревянной двери – красивая изогнутая ручка, приятный цвет, хорошее дерево.
Важнее было то, что было за ней.
Не успел Тикки распахнуть дверь и открыть рот, что бы что-то сказать, как на него налетел вихрь. Нечто знакомо рыжее.
- Я тебя убью, скотина! – на весь коридор поведало оно о своем возмущении, схватив Микка за грудки. Впрочем, потрясти того ему всё равно бы не удалось – дядя Роад был выше примерно на полголовы и шире в плечах.
- Эй, Лави, ты какой-то непривычно бодрый. – ухмыльнулся Тикки перехватывая его запястья.
Парень отпустил Тика, и сделал шаг назад.
- Меня из-за твоей «ну возьми парочку, ну попробуй»… - зло изобразил кого-то рыжий - …Знаешь, что со мной было?
- Хэй, слушай, я не…
- Даже слушать ничего не хочу!
- Ну и не слушай, - согласился Микк. – Давай потом об этом, а? Смотри, что я тебе привел. Разве не чудо?
Юноша впервые за это время перевел взгляд на Алена, которого, сначала видимо и не заметил.
Аллен, в свою очередь, тоже во все глаза рассматривал его. Сейчас он мог рассмотреть рыжего внимательнее, и приметить того, что в сумрачном освещении улицы заметить до этого не мог.
Например, повязку на глазу. Она не приковывала внимания, как это обычно бывает у людей, носивших её. Во внешности рыжего парня она почему-то смотрелась органично – Аллен, казалось бы, даже и не заметил бы её, если бы не начал рассматривать глаза. Виднеющийся, кстати, был светло-зеленого цвета.
Лави – так назвал парня Тики – смущенно улыбнулся, почесывая затылок. Кажется, его извиняющаяся улыбка назначалась Аллену.
- Не пугайся. Я нормальный. – дружелюбно обратился к нему рыжий. – Как тебя зовут?
- Аллен. – тоже улыбнувшись, представился Уолкер.
- Ага. Лави. Я тебя тут раньше не видел. Ты друг Тик… - начал было Лави, но запнулся, и улыбка в одно мгновение сошла с его лица. Он вновь уставился на Тики. – Микк, ты что, сдурел? Ему даже восемнадцати нет, руку даю на отсечение!
- Эй, эй… - попытался вставить слово мужчина, оправдательно выставляя перед собой руки.
- Ты знаешь, какими проблемами это обернется?
- С каких это пор ты начал так говорить? Всё больше напоминаешь Книгочея.
- Не сравнивай меня с этой пандой, бэээ. – тут же возмутился рыжий, взмахнув руками.
- А ты не делай скоропостижных выводов. – отрезал Микк, увлекая Лави за угол, и делая знак Аллену подождать.
Тот переступил с ноги на ногу, и снова глянул на часы. Нет, он конечно понимает, что у сотрудников клуба (а Аллен понял, что эти двоя были именно таковыми) существуют свои проблемы, и прочее, но было уже без пятнадцати одиннадцать, а он всё еще топчется и бездействует.
Но, Уолкер так же понимал, что без Тики у него ничего не выйдет.
- Панда меня убьет! – проскулил Лави. Тут же раздался быстрый шепот его собеседника. Чуткий слух Аллена выхватывал некоторые слова: «Суман», «твое жестокое убийство», «ему нужно», «я не…» и прочее.
Их перешептывания длились около минуты - Аллен в нетерпении считал уходящие впустую секунды. Наконец, Лави, улыбаясь чуть принужденнее, чем следовало бы, приблизился к сразу оживившемуся Уолкеру.
Тикки без объяснений скрылся за углом.
- Придется еще немного подождать. - парень механически дотронулся до повязки, проводя по ней пальцем. Оглянулся, будто ища кого-то, и подтолкнул Аллена к двери. - Заходи быстрее.
- Что-то случилось?
Уолкер напрягся. С одной стороны, ему до чертиков нужно было найти Кросса, а с другой - не хотелось доставлять проблем людям, которые ему помогали.
- Не-а. Но, ты же понимаешь, это не так просто.
Они оказались в небольшой комнате, в убранстве которой не было ничего общего с остальными помещениями. Серые стены, белый плиточный пол, и скупая обстановка: грубый деревянный стол, несколько стульев, шкаф, и потертая софа в углу. Окон в комнате не было.
Аллен аккуратно присел на диван, куда указал ему Лави. Тот подвинул стул и уселся напротив.
- Но сложности могут возникнуть?
- Если тебя найдет Дарк. - закатил глаза рыжий. - Начальник охраны. Тебя вышвырнут, а нам с Тикки достанется.
Конечно, одноглазый не говорил это с обвинительным намеком - это было видно по его добродушной улыбке - но Аллен почувствовал себя виноватым за то, что доставляет столько неудобств.
Лави, казалось, с интересом его разглядывал - его взгляд пробегался по лицу, одежде мальчика, и, естественно, задержался на его прическе и татуировке. Хотя, конечно, жителей Большого Яблока было не так просто удивить белыми волосами и красной линией, пересекающей глаз. Но, наверное, они бы удивились, узнай, какая история скрывается за всем этим.
- У тебя крашенные волосы? - наконец выпалил Лави. Парень вздохнул - он ждал этого вопроса.
- Нет. Я альбинос.
- А глаза поче...
- Частичный. А... Ты здесь работаешь? - Аллен поспешил сменить тему. Он не любил обсуждать собственную внешность.
- Угу.
Лави подался вперед, все же продолжая рассматривать Уолкера. Тот почувствовал себя чуть неуютно - но не так, как под пристальным взглядом Тикки.
Лави был очень... Живым? У него была открытая улыбка, делающая его года на два младше, чем он был. Хотя, Аллен, конечно, не знал, сколько ему было в действительности.
- Кем?
- Я… - Лави запнулся. – Официант.
- А что, ты сегодня не работаешь?
- Почему? Работаю. – внезапно парень замолчал, а лучезарная улыбка медленно сошла с его лица. Аллен недоуменно моргнул.
- Что-то случилось, Лави?
- Работаю. – медленно повторил он, и тут же резко подскочил:
- Работаю!! Старая панда, Тикки, что бы тебя! Сколько времени? – вопрос назначался Аллену, и, судя по выражению ужаса на лице рыжего, от ответа зависело нечто важное.
- Без пяти одиннадцать. – пробормотал мальчик, ошарашено глядя на вскочившего Лави.
- Мне крышка. Я забыл, и всё из-за Микка, всё из-за него. - это бормотал себе под нос парень, когда рылся в стоящем по другую стену шкафу. Что-то зашуршало, захлопало, будто крышка ящика, и металлически заскрежетало. – Да где же эти бумажки?... А, вот, слава Богу. Аллен, иди сюда, помоги мне.
Уолкер, недоумевая, поднялся, и прошел к шкафу. Там действительно стоял небольшой ящик – в таких обычно перевозят грузы.
- Можешь его понести? Я бы сам, но мне нужно… - Лави уставился в бумажку, потом перевел взгляд на мальчишку, потом снова на листок. - …нужно заполнить один документ, а с ящиком в руках это будет проблематично. Пожалуйста.
- Хорошо-хорошо.
Ящик оказался не таким тяжелым, каким, если честно, представлялся на первый взгляд. Тем более, что физическая нагрузка никогда не была для Алена чем-то трудоемким – на уроках физкультуры он всегда выделялся среди одноклассников, не смотря на кажущуюся хлипкость.
Они снова вышли в коридор, и Лави поминутно останавливался, на ходу что-то чирикая в «документе». Конечно, Уолкера удивило, что обыкновенный официант вообще должен что-то заполнять кроме как формуляра для приема на работу, но он не лез не в свое дело.
Конечно, если бы он знал, что даже такое благоразумие в последствии не поможет ему отвертеться, он бы задал пару интересующих его вопросов.
Ребята остановились перед дверью с металлической табличкой «Только для служебного персонала» - единственной в плохо освещенном тупике коридора. Лави отыскал в кармане ключи, и судорожно принялся открывать запертую аж на три замка дверь. Белобрысый удивился таким мерам безопасности, но снова не стал заострять на этом свое внимание. Мало ли.
Опять коридоры, повороты, лестницы, уходящие при этом всё глубже – Аллен начал понимать, что здание клуба уходит довольно глубоко под землю. В этих коридорах уже не было окон, а двери попадались реже, чем на верхних этажах. Чувство легкого беспокойства, поселившееся у Уолкера в душе с тех пор, как они переступили порог внутреннего служебного входа, заметно зашевелилось.
- Лави, - сглотнув, подал голос мальчик. Рыжий замычал, давая понять, что слушает. Он до сих пор что-то писал на ходу. – Куда мы идем?
- Отнести ящик кое-куда.
- А если мистер Микк вернется, а нас нет?
- Не волнуйся, мы мигом обернемся. – коридор снова завернул. – Почти пришли.
Он оказался прав – через пару минут перед ними оказались железные двухстворчатые двери. Лави опять принялся звенеть ключами, открывая многочисленные замки.
- Заноси.
***
Стоя на балконе, и вслушиваясь в треп Комуи по телефону, Канда вдруг ощутил, что ему бы хотелось, наверное, что бы Дэйся был здесь.
А потом как-то неожиданно наплыли воспоминания о Мадриде, где они жили тогда, когда еще не могли друг друга терпеть. Вспыльчивый, словно бочка с порохом, японец и несдержанный и импульсивный испанец. Им было по восемь лет, и каждое утро начиналось с драки. Повод мог быть любым – от того, кто первый пойдет в ванную, до того, кто поедет на переднем сидении отцовской машины в школу, а кто – на заднем.
Юу вспоминает это, выпуская изо рта струю сизого дыма в прохладный ночной воздух. Почему-то сейчас для него это важно – вспомнить.
Их примирение наступило там же. И когда при Канде говорят слово «друг», он вспоминает солнечную Пуэрта дель Соль, и смеющегося, гоняющего голубей Дэйсю – с его вечными бинтами и выбитыми под глазами татуировками в столь юном возрасте.
«- Я хочу сделать татуировки. – таинственный шепот брата на ухо. Черноволосый мальчик молча смотрит, как он проводит пальцем по верхней дуге скулы.
Он не задает вопроса «зачем?».
Они понимают друг друга и так.
- Попросишь у отца побольше денег завтра? Мне не хватит своих.
Юу кивает, и Дэйся сжимает его пальцы под одеялом.
- Спасибо.»
- Канда, - Комуи выглядывает на балкон. Юу не оборачивается, но тот знает, что он слушает. – Где Лави?
- Откуда я знаю? – тут же становится недовольным японец. – Я что, ему нянька?
- Хорошо-хорошо. – голова управляющего скрывается обратно в кабинете, хитро сверкнув стеклами очков.
- Ч-ч.
Картинка детства сменяется другой: рыжеволосый придурок с улыбкой до ушей, протягивающий ему ладонь, и не дающий вставить и слова: «Ты Канда, так? Я Лави. А можно я буду называть тебя Юу? Да? Спасибо! У тебя настоящие волосы?! Ты такой милый! Ох, я уже чувствую, что мы станем лучшими друзьями!»
Тогда Канда здорово разозлился. Сейчас это вызывает только легкую ухмылку – как был идиотом три года назад, так им и остался.
Впрочем, Юу тоже хорош: он каждый месяц грозится выселить поселившегося у него года два назад книжника, однако пока так и не исполнил свою угрозу.
«Я же не виноват, что он постоянно разбрасывает свои шмотки по всей квартире, а убирает только после десятого пинка» - мрачно подумал Канда, делая глубокую затяжку.
- Идиотский тупой кролик.
***
Лави чихнул, распахивая дверь.
Зайдя внутрь, Аллен от удивления округлил глаза.
Помещение, в котором они оказались, было огромным и сумрачным – потолок терялся в тени, и Уолкер не мог разглядеть, какой он высоты. Так же вверх уходили образовывающие широкие коридоры огромные железные стеллажи, напомнившие мальчику о огромных хозяйственных супермаркетах. Правда, вместо предметов бытовой помощи, на полках лежали разные ящики, подобные тому, который нес парень. Железные, деревянные, пластиковые, длинные, высокие, просто исполинские – и небольшие, здесь их были десятки, или даже сотни.
- Вау. – только и вырвалось у Аллена. Лави гордо поглядел на него, как будто самолично собирал все эти железные балки, на которых держались стеллажи. – Что это?
- Ну… э-э… Что-то вроде склада.
- А зачем он клубу?
- Ну… здесь… О, вот и F1! Ставь сюда. – Рыжий указал на место на нижней полке, уходя от ответа.
Уолкер опустил ящик, поборов секундный соблазн приоткрыть крышку, пока Лави повернулся к нему спиной, но тут же внутренне встряхнул себя. «Придурок, Уолкер».
- А теперь быстрее пошли отсюда. – перешел на шепот парень, нервно оглядываясь. Аллен опять поймал себя на мысли, что что-то тут не так.
Впрочем, оглядывался рыжий определенно не зря.
Уже когда они выходили, их нагнал чей-то звучный голос с акцентом, от которого оба вздрогнули:
- Эй! Кто здесь?
Парни почти синхронно обернулись. Уолкер сощурил глаза, вглядываясь в полумрак склада – у начала одного из стеллажей виднелся силуэт высокого мужчины. Он, видимо, тоже вглядывался в них.
- Кто здесь? – повторил он.
- Ривер. – прошептал Лави, неожиданно вцепляясь в запястье Аллена. Тот удивленно глянул на спутника. И тут его дернули в сторону нагромождения высоких ящиков за одним из стеллажей, приказав почти еле слышным шепотом:
- Быстрее, залезай.
Один из вертикально стоящих ящиков оказался приоткрыт, и Лави нетерпеливо запихнул туда почти несопротивляющегося мальчишку.
- Сиди здесь, не двигайся, молчи, хорошо? – и не дожидаясь ответа Аллена, прикрыл крышку ящика. Стало темно.
«Может, мне еще и не дышать?» - проворчал про себя Уолкер.
Было тесно. Пошевелиться было почти невозможно. Что-то больно упиралось в колено.
Впрочем, мальчишка честно старался не двигаться. Он понимал, что если некий Ривер, да или даже любой работник клуба найдет его, то у Лави и Тикки будут неприятности.
- Лави? – тем временем послышался тот же самый голос. – Что ты здесь делаешь?
- Относил посылку.
- Откуда?
- С одного… - Лави осекся, и Уолкеру вдруг резко показалось, что именно из-за него. – С одной точки.
- С какой?
- Я… я не помню.
- У тебя бумаги в руках.
- Ах! Ха-ха, точно. С Тринадцатой Авеню, вот.
- Тринадцатая? – голос Ривера стал задумчивым. – Так её же требовалось привезти еще пять два дня назад. Опять отлыниваешь?
- А-а-а, ну что ты, как можно?!
- Понятно всё с тобой. – Что бы отвлечься от острой боли в колене, Аллен попытался сосредоточиться на том, почему в этом странном клубе официанты должны были куда-то ездить и что-то привозить. Впрочем, получалось плохо. Хотелось убрать эту чертову штуку.
- Если это твоё последнее задание, сходи к Комуи. У него как раз имелось что-то для тебя и Канды.
Ах ты, твою мать, скоро дырка в ноге будет!
Стараясь не шуметь, Аллен медленно согнул ноги в коленях, и, присев, ухватился за что-то длинное и металлическое. Потянул на себя – на удивление, поддалось. Еще немного потянул – и предмет его дискомфорта с трудом поместился у него в руках.
Ощупав его, Аллен похолодел.
Кажется, он понял, что только что взял в руки.
***
Сегодня Ривер был на удивление дотошным – впрочем, наверное, он всегда был таким, а Лави остро ощутил это только сейчас, когда в пяти метрах от него в ящике был закрыт живой человек.
- Ну ладно. Я пошел наверх, иначе Комуи опять заснет. Ты со мной?
- А? Я? Нет-нет, мне еще кое-что надо проверить. – нервно улыбнулся Лави, нетерпеливо дожидаясь, пока Ривер закроет за собой железную дверь.
Здесь это было необходимо – каждый раз, что бы войти или выйти, нужно было открывать дверь заново. Они не могли позволить, что бы здесь бродили посторонние.
Когда Венхам ушел, книжник бросился к ящику, где остался запертый Уолкер.
- Аллен? Ты там как?
Крышка отодвинулась, демонстрируя рыжему белобрысого мальчишку, с удивлением держащего в руках…
Лави выругался.
- Я нормально.- молчание. - Знаешь, мне кажется, я видел это в Counter-Strike. – еще одна пауза. –Эта штуковина настоящая.
В руках Аллен держал винтовку.
* Дрифт на понижение - по другому, Дрифт на пониженной передаче, Shift Lock Drift.
** Клатч - по другому, бросание сцепления, Clutch Kick.
фандом: pandora hearts
пейринг: гил/оз, брейк/винсент, мимо пробегали элиот, алиса, шэрон, лиам и барма.
рейтинг: PG-13
жанр: романс
автор: маркиз
ахтунг: ммм... оос. о да. наше всё. и хреновый обоснуй.
примечание: Писалось как-то спонтанно. А первая часть - это протест флаффера против жестокого "Всем Найтреям нет до друг друга никакого дела".
го
I. Семья
- А почему ты...
- Каникулы. - отрезал Элиот. - А тебе повезло, что родителей дома нет.
Гилберт виновато опустил голову. После того, как он сбежал из дома Найтреев, в общем-то, ни кого не спросив, и не получив на то согласия, перед Элиотом ему было стыдно. Ужасно стыдно.
И Элиот это, на самом деле-то, прекрасно знал. Но вот не высказывать свое праведное возмущение было выше его сил.
- Как последний трус, - проворчал он, снимая пиджак, и вешая его на спинку кресла. - Как последний трус, мой брат - Найтрей! - сбежал из родного дома ради какого-то Безариуса...
- Он не "какой-то"! - тут же вскинулся Гилберт. Даже стыд не мог позволить ему оставлять такие слова без отрицания. - Он мой господин!
- Да мне не важно кто он. - Элиот скривился, разворачиваясь к брату лицом. Передом оком воплощения укора Гилберту снова стало не по себе. - Подражатель Эдварда, ха! Тоже мне, герой! И вообще, ты слышал, как он с тобой разговаривает? "Мой слуга то, мой слуга сё"!..
Гилберт вздохнул. Кое что выбить из Элиотовской башки было невозможно.
-... А самое главное - ты позволяешь ему это! И теперь...
- А вот и я!
Гневную тираду прервал звук открывшейся двери и легкий звон посуды на подносе. А обращающийся к ним голос по своему тону мало чем отличался от звона тончайшего фарфора. "Когда Винсент хочет - рассеянно подумал Гилберт. - Он может быть приторно милым. Впрочем, он хочет быть милым всегда."
- Вы что, опять ругаетесь? - Винсент поставил поднос на стол, и обернулся к ним с чашками в руках. На белой поверхности была выведена буква "N" - что она означала, догадаться не составляло труда.
- Мы не ругаемся. - буркнул Элиот, принимая из рук брата чашку. - Просто Гилберт - идиот.
- Ты слишком предвзято его судишь.
- А о Озе Безариусе ты слышал?!
Гилберт, тоже приняв свою чашку, обжег язык об горячий чай. И, выругавшись про себя, осторожно взглянул на Винсента снизу вверх, из под челки.
Обсуждать Оза с ним он не то что бы опасался: не хотел. По некоторому предубеждению, а вероятнее всего, стараниями Брейка, обсуждать с семьей что-либо не касающееся Найтреев непосредственно, было излишним. Чрезвычайно излишним.
- Слышал. - мягко улыбнулся брат, щурясь, как кот на солнце. - Видел. Хороший мальчик.
Младший явственно скрипнул зубами. Тупые братья. Совсем не думают о чести Найтреев.
- Поклонник Эдварда. - из чувства противоречия буркнул он все-таки, утыкаясь в свою чашку. Винсент только улыбнулся. Винсент всегда улыбался - было ли ему что сказать, не было, согласен он был или нет.
Его улыбка ассоциировалась у Гила исключительно со змеиной.
Только вот любой змее до Винсента далеко: по сравнению с ним, в ней было слишком мало яда.
Они перебрались из библиотеки в малую гостиную, когда начало темнеть. Гилберт бросил взгляд на часы, и подумал, что пора бы уже и честь знать: во-первых, он не любил оставлять Оза надолго одного, а во-вторых, он слишком уж не хотел нарваться на родителей.
Винсент, видя его нервозность, протянул руку и погладил его по волосам - совсем легонько, просто проведя пальцами по угольно-черным прядям.
Но Гил все равно вздрогнул.
- Они сегодня не приедут. - будто бы читая его мысли, прильнул к нему брат. - Они поехали в загородную резиденцию.
Винсент был теплым.
Гилберт позволил ему переплести их пальцы и устроить голову у себя на плече. В последнее время они редко оставались наедине, или в кругу семьи. Конечно, одной из причин это был сам Гил: он намеренно избегал общества своей семьи, это было понятно даже Озу, который всегда начинал настороженно сверкать глазами в его сторону, когда речь заходила о Найтреях. Но Гилберт не брал всю вину за это на себя.
В конечном счете, они же его семья, разве нет?
Он задумчиво коснулся губами макушки брата. Казалось, тот сейчас замурлычет от удовольствия: столь редко Гилберт позволял себе какие-то братские жесты в его сторону.
А вот наблюдавшего все это с другой стороны дивана Элиоту это не нравилось.
- Что за сантименты, - с отвращением скривился он. - Вы взрослые люди, а ведете себя, как будто вам до сих пор десять!
Гилберт тут же опомнился, отклоняясь на спинку дивана. Ему уже двадцать четыре! В таком возрасте молодому мужчине не к лицу нежничать с братьями, пусть даже и младшими - Элиот абсолютно прав!
Однако Винсент, как и всегда, думал иначе.
Он не отпустил ладони Гила, а только чуть крепче сжал её.
- Глупый маленький Элли, - расплылся в улыбке он. - Ты просто ревнуешь моего Гила.
- С чего бы это мне его ревновать? - насупился младший брат, утыкаясь в книгу.
- Потому что ты его любишь. Правда, меньше чем я, конечно.
- Да ты просто помешанный, Винс. - Элиот закатил глаза. - Гилберт, беги от этого извращенца.
- Я не извращенец.
- Так мы тебе и поверили.
- Что? Гил, ты что, на его стороне?
- Я хочу иметь в союзниках толкового молодого воина, а не подобие златовласки. - Гилберт не удержался, и щелкнул демонстративно обескураженного Винсента по носу. Почему-то, сейчас было легко себя так вести. Как раньше. Когда боль от потери Оза уже притупилась, и только ныла, а не рвала на части, а делать решительный шаг и уходить из семьи еще не было причины. Тогда, когда время текло медленно, и такие посиделки были в порядке вещей: конечно, когда Клода и Эрнеста не бывало дома.
- Ну, я же говорил...
- Кто-то намерился украсть у меня Гила, а, Элли?
- Я одолжу его у тебя под залог, хочешь?
- Эй, попридержите обороты!
- Молчи, товар.
- Что?!...
На душе было легко.
И в первые за несколько лет Гилберт не считал, что в преддверии бури.
II. Друзья
Особняк Рейнсвортов был погружен в сонную, ленивую тишину. Солнце просачивалось сквозь щели в портьерах, играло бликами на плитках пола и гобеленах на стенах, слепило глаза. Небо, без единого облачка, было светло-голубым, почти лазурным.
Слуги почти не показывались, только где-то на дальней кухне вяло звенели кастрюли в руках огромной, и на первый взгляд неповоротливой, но очень умелой поварихи Маргарет.
Было спокойно.
И до одурения скучно.
- Где Ги-и-ил? - недовольно протянул Оз. Он растянулся на диване в залитой солнцем гостинной, и лениво рассматривал высокий потолок.
- Ты спрашиваешь в двадцатый раз. - рассеянно отозвался Брейк. - Но, если ты туг на ухо, или, что хуже, страдаешь в столь юном возрасте маразмом, мой дорогой друг, то специально для тебя я могу повторить: наш малыш Гилберт ушел навестить семью.
- Как это мило с твоей стороны. - вздохнул Безариус, переворачиваясь на бок.
- Всегда пожалуйста.
Даже с Зарксесом всегдашние перепалки были сегодня неохотными, будто выдавленными из себя только ради приличия. В голову не лезли ни колкости, ни язвительные подначки, обмен которыми составлял обычно более половину разговора с Брейком.
Оз прикрыл глаза, чувствуя, как очередной солнечный луч подкрался к его лицу.
Гилберт. Навещает семью. Гилберт вместе с семьей. А сама семья - странный, так нелюбимый Брейком Винсент и вспыльчивый Эллиот.
Почему-то в голове сразу промелькнули кадры, как его чокнутые братья методично издеваются над Гилбертом, или ставят эксперименты, или угрожают отобрать и изрезать в клочья шляпу, или... В общем, картина "Гилберт в кругу семьи" Озу не представлялась. Для него Гилберт, его Гилберт, всегда был рядом с ним: с ним, а не с кем-то другим.
Чувство, будто он должен с кем-то делиться... Раздражало.
- Скучаете? - что-то внезапно невесомо коснулось лица, и выдернуло из только накатившей легкой полудремы. Оз открыл глаза и успел ухватить взглядом светлую прядь волос Шэрон, прежде чем та отклонилась.
- Что вы, госпожа, - расплылся в улыбке Брейк. - Мы с Оз-куном весело проводим время. Он мучается муками ревности, а я за ним наблюдаю.
- Ревности? - с любопытством поинтересовалась Рейнсворт. Оз подавил желание пнуть Брейка - было лень свешивать ноги с дивана, поэтому он ограничился дружелюбной улыбкой, адресованной хозяйке дома:
- Брейк-сан перегрелся на солнцепеке, и он не понимает, что несет. Не обращайте внимания.
Брейк пробормотал что-то нелицеприятное.
- Кстати, братец Зарксес, - прощебетала Шэрон, подходя к креслу, где тот пил чай и зарабатывал диабет. В руках у неё была открытая книга. Оз напрягся. - Это исследование Сабрие за восемьдесят шестой год. Можешь пояснить, что значит этот термин?... Вот здесь.
В такие моменты всегда стоит быть начеку.
Оз моментально вспорхнул с кровати и в мгновение ока оказался между Шэрон и Брейком, а его рука ненавязчиво, но твердо захлопнула книгу у удивившейся Рейнсворт.
- Шэрон-чан, вы, как всегда, хотите сделать больше всех. - ласковым укоряющим тоном пожурил её он, аккуратно вынимая книгу у неё из рук. - Почему бы нам не дождаться Гилберта или Лиама?
- Но...
- Кстати, госпожа, - раздалось из-за спины Оза. - Кажется, Алиса искала вас, что бы взять какой-то роман из библиотеки. Она где-то наверху.
- Да? - тут же отвлеклась девушка, воспламеняясь энтузиазмом. - Я немедленно найду её. Я знаю отличную книгу!...
Её было легко отвлечь.
Когда она ушла, Оз облегченно выдохнул, и бросил отобранный фолиант на диван.
- Может, уже скажешь ей? - устало поинтересовался он, поворачиваясь к Шляпнику лицом. Тот поднял на него глаза, но Оз прекрасно знал, что он всего лишь полагается на источник звука. Он не видел, как нахмурился Безариус, но он слышал беспокойство в его голосе.
- Это не нужно. Во всяком случае, пока. - Брейк поднял двумя пальцами маленький квадратик, обсыпанный сахарной пудрой. - Хочешь рахат-лукума, Оз-кун?...
- Рахат-чего?.. Не важно. Хочу!
В конце-концов, самого Оза отвлечь было не труднее.
К вечеру стало свежее. Оз развлекался, собирая с Алисой мозаику, и иногда оказывая экстренную помощь Брейку: хотя даже слепой, он мог делать почти всё как обычно, но вряд ли в эти удивительные способности входило умение оценить новую картину, которую Шэрон купила в залу.
В остальном всё было как обычно - если не считать долго отсутствия Гилберта. Лиам, пришедший навестить Зарксеса, тоже высказал удивление, когда Оз вздохнул по этому поводу в очередной раз.
- Обычно Гилберт не проводит так много времени в доме Найтреев, да, Зарксес? - задумчиво сказал он, листая ту самую книгу, что принесла днем Шэрон.
- Уммм... ага. - Брейк фыркнул. - Скорее, наоборот, он спешит удрать оттуда при первой же подвернувшейся возможности.
Оз заинтересованно поднял голову.
- Почему же он тогда так задерживается?
- Кто знает?
- Я уверен, что ты. Давай, Брейк, похвастайся своей осведомленностью.
- Ты слишком высокого мнения обо мне, Оз. - Шляпник помешал чай, разбавляя в чашке очередной килограмм сахара. Потом с недовольным лицом отпил, хотя, конечно, не устраивал его точно не чай. - Но я могу внести предположение, что это происки кры... его братца.
- Винсента Найтрея?
- Его, голубчика, его. - Зарксес нехорошо оскалился, но вовремя спохватился, и успел превратить это в кривую ухмылку. - Он же помешан на Гилберте.
- Поме... Что?
Оз резко выпрямился, чуть не заехав по носу Алисе, тянувшейся за кусочками мозаики через его плечо. Он машинально извинился и вновь обратился к Брейку:
- Винсент помешан на Гилберте? В каком смысле?
- Во всех. - скривился Шляпник.
- Объясни, Брейк!
Зарксес вздыхает. Вот ведь скажет на свою голову, а!
Ему совершенно не хочется говорить об этом. В голове вертятся десятки фраз, которыми можно было бы увильнуть от прямого ответа, но Брейк почему-то думает, что сейчас они не помогут. Слишком уж явно непонимание и раздражение просачиваются сквозь напускную беззаботность в голосе юного Безариуса. Хотя, конечно, как тут не быть раздраженным, когда речь идет среднем Найтрее?...
- Ну хорошо. Если я тебе скажу, что, не будь они братьями, я бы решил, что На... Висент влюблен в Гилберта, ты успокоишься?
- Конечно, нет. - возмутился Оз. Он оглянулся, удостоверился, что Алиса углублена в борьбу с мозаикой, подполз к креслу, где развалился Брейк, и водрузил локти тому на колени. - А ты точно уверен? Вдруг это проявление, ну, братской заботы?
- Если и так, то это ненормальная братская забота. Да и сам Винсент! Есть ли в нём хоть что-нибудь нормальное? Ха! Неудивительно, что из всех Домов его подобрали именно такие подозрительные, как Найтреи. Рыбак рыбака видит издалека!
- ... Как тебя проняло. - поднял брови Оз. - Впрочем, мы, кажется, отвлеклись от темы.
- От какой?
Все кроме Алисы обернулись ко входным дверям: Гилберт стоял, привалившись к дверному косяку. Но, на удивление, он не выглядел измученным или выдохшимся, как ожидал Оз: он всегда возвращался таким с "воспитательных бесед" с родителями. Но нет, на этот раз Гил выглядел вполне... довольным?
- Всем доброго вечера. - поздоровался он, проходя в гостиную и снимая плащ. Оз поднялся с пола, радуясь, что Найтрей вернулся, но жалея, что им с Брейком не удастся продолжить разговор. Проходя мимо, Гил потрепал Безариуса по волосам. - Как провел день?
- Было скучно! И где ты так дол...
Его перебил Брейк.
- Фууу, Гилберт-кун~ - он демонстративно зажал нос пальцами. - От тебя воняет винсентчиной. Только у этого крысеныша такой запах. Вы что, весь день провели в обнимку?
- Винсент не крысеныш. - закатил глаза Гилберт. - И, по-моему, у тебя воображение разыгралось.
- Так что, хочешь сказать, вы не обнимались?
"Точно. - внезапно пришло Озу в голову. - Слепые же лучше слышат, осязают и обоняют. Значит, Брейк почувствовал?..."
- Не твоё дело. - раздраженно отрезал Найтрей, но при этом едва заметно покраснел.
И этот румянец Озу категорически не понравился.
***
На следующий день их разбудили ни свет ни заря и вытолкали из особняка Рейнсвортов для визита в Пандору. Герцог Барма, понимаете ли, хотел их видеть. Немедленно. И плевать на отговорки.
Во всяком случае, так им и передали, перед этим, правда, несколько раз предупредив, что дословно цитируют.
Алиса досыпала на Озе, а Оз - у Гилберта на плече. Дремал, во всяком случае. Пара глупых мыслей никак не хотела давать ему покоя, как бы он не пытался думать о чем угодно другом.
"Братские объятия? Интересно, а с Элиотом он тоже обнимается? Да нет, что я несу. Элиот скорее наорет на него, в знак братской любви, так сказать, хе-хе."
Оз вздыхает и елозит, пытаясь сделать из костлявого Гилберта наиболее удобную подушку. Тот косится на него, поджимает губы, а потом приобнимает рукой за плечи, чуть сильнее прижимая к себе. Это... приятно?
Оз втягивает носом знакомый запах: сигарет, пороха и почему-то кардамона. Безариусу знаком он: это точно запах Гилберта. Он ему нравится.
Запах. И Гилберт.
Эта мысль ударяет в голову неожиданно, как яблоко по Ньютону. Оз распахивает глаза и около минуты проводит в оцепенении. Дрему сняло, как рукой.
Если подумать, что значит - "нравится"? Как именно Гил ему "нравится"? В конце концов, Озу нравился и Брейк - он остроумный, и единственный, кто может отбивать его словесные подначки. И Шэрон - она милая и симпатичная. И Лиам - он умный и неуклюжий так, что это даже забавно. И Алиса - она тоже симпатичная, и они уже даже целовались, пусть и без желания на то Оза...
- Ого.
- М? Что такое, Оз?
- Да нет. Так, вспомнилось кое о чем.
Оз пожевал губами. Вздохнул. Прикрыл глаза.
Хочет ли он поцеловать Гилберта?
Перед глазами проносились картинки - как это могло бы быть. Если бы он поцеловал Гила. И если бы тот - гипотетически! - ответил. Что бы он почувствовал?
Оз честно попытался представить. После нескольких таких попыток у него зачесались руки проверить свои догадки на практике.
Задаваться вопросом "А нормально ли это?" Озу не хотелось. Да и зачем? Вся его жизнь давно потеряла ту степень нормальности, что пригодна для жизни.
Стал сумасшедшим - наслаждайся, Безариус.
В лабиринте коридоров штаб-квартиры Пандоры Оз заставлял себя трепаться не переставая. Хотя, конечно, какое там "заставлял", болтать, действуя окружающим на барабанные перепонки, у него всегда получалось на все сто баллов. И сейчас это было только на руку - он бы мог, конечно, ухватить Брейка под локоток, но это вряд ли бы не привлекло внимания.
Правда, сам Брейк, с насмехательски-поощрающей улыбкой скоро разочаровал его, шепнув на ухо:
- Я знаю все коридоры Пандоры как свои пять пальцев, Оз-кун. Можешь не стараться.
- Поблагодарил бы. - надулся тот.
Но болтать не перестал.
Оказалось, к всезнайке-Барме приглашены были не они одни. Оз нахмурился. Брейк остановился на пороге залы и принюхался.
Винсент радостно помахал им с кушетки.
- Брат водорослевой башки? - нахмурилась Алиса. К Винсенту она относилась... Оз бы не смог сказать наверняка. Но, думал он, они не настолько знакомы, что бы она имела к нему какое-то ярко выраженное отношение.
- Винс. - удивленно моргнул Гилберт. - А ты что здесь...?
- Я по приглашению герцога Бармы. Рад тебя видеть. Доброе утро, Шляпник-сан, Оз-сан, Черный Кролик-сан.
- Какое ж оно доброе после встречи с тобой. - пробормотал Брейк так, что бы это не долетело до Винсента. Потом натянул подобие улыбки. - Да-да. А где, собственно, сам лох-герцог?
- Скоро подойдет. Присаживайтесь. Тут, кстати, есть сладости.
От Винсента просто за версту веяло благодушием и хорошим настроением. Брейка это откровенно напрягало, что он даже и не пытался скрыть.
Оза напрягало другое. Например то, что Найтрей почти насильно усадил Гила рядом с собой на софу, и принялся вливать в него чай. Гилберт пробовал отказаться - не получилось.
За маской доброго младшего братца скрывался домашний тиран. Оз был готов биться об заклад. Впрочем, было не с кем - Зарксес с трудом переваривал один звук этой семейной идиллии, а потому методично и усердно топил ненависть в вазе с конфетами. Вряд ли бы его сейчас что-нибудь отвлекло от столь увлекающего занятие. Даже напоминание о диабете.
а Винсент буквально ластился к Гилу - как чертова золотошерстая кошка. Ласковая и мурлычущая.
"Отвратительная." - Оз раздраженно ткнул вилкой в пироженное, исподлобья наблюдая, как Винсент вытирает Гилу щеку от пятнышка крема от куска торта, которым сам же его и кормил буквально с ложечки.
Ну уж не-е-ет.
Он будет сидеть спокойно. Непринужденно и естественно улыбаться. Болтать с Алисой. Он будет спокоен, когда Винсент положит Гилберту голову на плечо, как он сам недавно делал в карете. Когда Винсент предложит размять ему шею в ответ на рассеянное гиловское "да так, затекла". Когда Винсент ахнет, увидев полученный вчера от Алисы укус на руке, и заворкует над Гилбертом, как курица-наседка. Когда Висент словит неловко повернувшегося Гилберта и, пользуясь моментом, коснется его губ своими...
...ЧТО?
- Винс!
- Найтрей!!
- Гил!!!
Единственными молчавшими лицами в комнате остались двое: изумленно хлопающая глазами Алиса, то открывающая, то закрывающая рот; и сам Винсент, который, собака, посмеивался.
А, ну еще и только что впорхнувший в зал Барма.
- Что за шум? - закатил он глаза, приближаясь к диванам. - Почему вы всегда орете с утра пораньше?
Никто ему не ответил. Барма раздраженно изогнул бровь.
- Вы что, собрались здесь, что бы дружно игнорировать меня?
Молчание.
Первым не выдержал Оз.
- Мы уходим. - отрезал он, вскакивая с кресла, и вцепляясь мертвой хваткой в плечо Гилберта. - Сейчас же!
- Куда? - ошалел тот.
- Подальше от твоего брата!
- Ты что, проникся Брейковскими настроениями? Оз...
- Я сказал, идем!
Глядя на Оза, Гилберт решил, что не подчиниться будет себе дороже. Он пожал плечами и, кивнув остальным (непонятно, правда, кому) покорно вышел с Озом из зала.
Что такого произошло-то?
III. Нечто большее.
Тик-так.
Тик-так.
Тик-так, тик-так.
Тик-так, тик-так, тик-так.
Тик-так.
Они сидели здесь, по две разные стороны этого чертового неудобного (ужасно!) дивана и дружно напряженно молчали уже...
Тик-так.
... уже ровно пятнадцать минут.
Гилберту ничего не оставалось делать, кроме как считать минуты до того, как Оз наконец-то прекратит дуться и объяснит ему, что произошло. Конечно, по очевидным доказательствам, это произошло из-за любимых дурачеств Винсента, всегда вгоняющих Гилберта в краску... Вот придурок, говорил же ему - не делай так, тем более на людях... А если Элиот узнает?! О господи боже. Им не жить.
Тик-так.
Начали затекать ноги.
Гилберт слегка пошевелился - и сразу наткнулся на сердитый взгляд господина.
Издал мученический стон. Про себя, конечно.
Тик-так, тик-так.
Хочется курить. А сигареты остались в плаще, на спине дивана в той злосчастной зале.
Тик-так.
- Оз. - наконец не выдерживает Гилберт. - Может, прекрати...
- Что? - мрачно спрашивает тот.
- ...м эту игру в молчанку?
- Пха!
- И что это был за ответ?
- Сам думай!
- Но я не смогу догадаться, если ты мне не объяснишь!
- Тебе что, объяснить значение пренебрежительно изданного "Пха"?!
Гилберт автоматически хлопает себя по карманам в поисках сигаретной пачки.
- Ты прекрасно знаешь, о чем я говорю. Почему ты разозлился?
- А-а-а, ты об этом. - ерничает мальчишка. Если он начинает дурачиться, пусть даже и с долей злобы, это хорошо. Куда уж лучше, чем сидеть в могильной тишине. - Ну, даже не знаю. А что, у очаровашки Гилберта совсем-совсем никаких предположений?
- Оз. Ты. Странно. Себя. Ведешь.
"Ну не может же он так себя вести потому, что Винсент меня - вот идиот, я убью его когда-нибудь - поцеловал? Это просто смешно..."
Голосок в подсознании, у которого почему-то был голос Брейка, насмешливо фыркнул: "...И похоже на ревность."
Гилберт поперхнулся воздухом. Оз не заметил:
- Это я себя веду странно? Это, правильно говорил Брейк, твой брат - очень странно себя ведет! А ты его поощряешь! И ты...
Всяким посторонним мыслям на тему "Это Я-то его поощряю?!" Гилберт объявил бойкот. Он поспешил уточнить одну важную деталь, пока она была свежей и не забылась в преддверии разгорающегося спора, и пока - что важнее - пока у него хватало наглости и смелости спросить такое у господина.
- Оз, ты что, ревнуешь?
Безариус проглотил окончание фразы и растеряно уставился на Гилберта. Тот в ответ уставился не менее растерянно.
"Если мне нравится Гилберт, - лихорадочно размышлял Оз, - и я так реагирую на действия Винсента, значит, я ревную? Но, скажем, если мне все-таки не нравится Гилберт, то почему я так реагирую? Стал бы я ревновать, ну, Брейка к... к... Руфусу Барме?"
Картинка целующихся Брейка и Руфуса вызвала у Оза слабый писк.
"К Винсенту?"
А целующихся Винсента и Брейка - писк октавой повыше.
Неважно, с кем ставить в пару Брейка - всё равно смеси получаются гремучие.
Но, что примечательно, - ни горечи, ни обиды, ни другого едкого чувства при мыслях о Брейке с кем-либо, Оз не чувствовал. А в тот миг, как он увидел, что довольный, как чеширский кот (более классический, чем печально известный) Винсент прижимается к губам Гилберта, он ощутил именно тот не шибко приятный букет чувств.
Значит, ясно, как красный день.
- Ревную. - широко улыбнулся Оз.
Как классно, когда в голове всё разложено по полочкам!
- То есть, - неуверенно пробормотал Гил. - ты ревнуешь меня к Винсенту?
- Точно! - улыбнулся Оз еще белозубее.
- Так... Черт... Под-дожди. Стой. В честь ч-чего? По-почему т-ты меня ревнуешь? - от волнения Гил начал даже чуть заикаться, как в старые добрые времена. Он то краснел, то бледнел и сжимал свою шляпу побелевшими пальцами.
Оз возвел горе очи. Теперь, когда у него на душе было так офигительно хорошо и понятно, то, что до Гила никак не доходило, утомляло его.
Хотя, конечно, и из этого можно было поиметь выгоду.
Безариус ухмыльнулся:
- Показать?
А ответить Гилберту не дал, подаваясь вперед, и целуя его. Правда, ну, что значит - "целуя"? Делая то же самое, что недавно до него делал Винсент: просто прильнул к Найтрею губами.
Что делать дальше, он, по правде сказать, не знал. Но в свое оправдание он мог даже привести доводы: где ему надо было учится? Не в Бездне же? А до того несовершеннолетние дети никого не привлекали. Тем более, несовершеннолетние дети под чутким надзором миссис Кейт.
Пару секунд Гилберт в все глаза смотрел на него. Потом моргнул и мягко отстранил за плечи.
И еще несколько секунд они ошарашено на друг друга пялились. А потом...
... Гилберт расхохотался. Громко, заливисто хохотал, со слезами на глазах. Да-да. Именно так. Представляете, какова наглость?!
- Ну и чего тут смешного? Чего ты ржешь, как пожарник, а?
- Ха-ха... А баб-то как клеил... Ха-ха-ха... Как дамский угодник... Я-то думал... Ха-ха... А ты еще не... Ах-ха...
Оз насупился и поспешил соскочить с дивана.
- Когда Вы соизволите отсмеяться, маркиз* Найтрей, вы можете найти меня в....
- Стой. - все еще посмеиваясь, Гилберт успел ухватить Оза за руку. Тот неохотно обернулся. - Иди сюда.
С деланно равнодушным видом Безариус уселся на край дивана, но всё равно отвернулся в другую сторону. "Дуется." - с улыбкой подумал Гил.
Он провел пальцами по щеке мальчика, скользнул по шее, к ключицам, провел по груди - правда, уже через рубашку. Оз вздрогнул, не повернулся. Тогда Гилберт придвинулся ближе к нему, мимолетно поцеловал в шею, шепнул на ухо:
- И долго господин собирается обижаться на глупого слугу?
- Пока глупый слуга не попросит прощения как следует. - Оз повернулся, почти столкнувшись с "глупым слугой" носами, а во взгляде у него читались бесенята. - Эй, а сам-то ты умеешь?
Гил ухмыльнулся, копируя Оза:
- Показать?
- Хвастун.
Найтрей придвинулся так, что мог ощущать дыхание Оза. Провел языком по его губам, приоткрывая их, скользнул в рот. Провел по нёбу, зубам, погладил язык, прикусил, поддразнивая. Впрочем, Безариус быстро уловил, в чем фокус, а учеником он был всегда умелым, и лидирующее положение Гилберту пришлось уже отвоевывать.
Когда у обоих кончилось дыхание, и Гилберт отстранился, Оз подозрительно поинтересовался:
- А самого-то тебя кто учил, а, маркиз?
Гилберт неожиданно покраснел.
Оз улыбнулся. Улыбка вышла зловещей.
- Ты мне еще скажи, что это был Винсент... а? Чт... Не смей отмалчиваться перед господином! И краснеть тоже не смей!
IV. Враги.
Гилберт и Оз стремительно удалились - разбираться в личной жизни, как полагал Брейк. Алиса убежала искать "наглого слугу", не послушав увещевания о том, что в коридорах Пандоры она потеряется. Барма заявил, что пока его не будут слушать все, его не будет слушать никто, и удалился в библиотеку, наказав послать за ним, когда "кучка идиотов соберется вместе".
Но за то время, пока они сидели здесь вдвоем, Брейку так и не удалось придумать ни одной достойной причины, что бы удалиться и лишить себя этого напрягающего общества.
- Вы сегодня необычайно молчаливы, Шляпник-сан.
Раздался звук звона чашки об блюдце. И тихий шорох одежды. Брейк на секунду замер, прислушиваясь к размеренному, спокойному дыханию.
Он до сих сидит напротив.
Удостоверившись в этом, Зарксес спокойно донес чашку до рта.
В мире, в котором теперь жил Брейк, господствовали звуки и запахи. Это было единственным, на что он мог теперь опираться.
Правда, первое в общении с Винсентом Найтреем оказывалось бесполезным: когда эта крыса хотела, она умела двигаться абсолютно бесшумно.
- А ты что-то никак не заткнешься. - отрезал он.
- Вам так противен мой голос?
А голос, кстати, у крысы был как раз ничего. Во всяком случае, Зарксес словил себя на том, что его было приятно слушать: мелодичный и мягкий, в нём совсем отсутствовали резкие интонации. Как в колыбельной.
- Мне противно в тебе абсолютно всё.
Один из пунктов книги "Как стать Зарксесом Брейком" гласил: "Противоречь всему, что скажет Винсент Найтрей. Аминь."
- Жаль. Знаете, я иногда думал, что мы могли бы подружиться.
- О, да, конечно. Именно из самых дружеских чувств ты решил невзначай отравить мою госпожу.
- Но Вы относились ко мне плохо и до этого инцидента. - в голосе послышались укоряющие ноты. - Не понимаю причин.
- Мои причины тебя не касаются.
- Ах, Шляпник-сан, ваша грубость не доведет вас до добра. Не все же такие терпеливые и понимающие, как я.
- Я сижу здесь, с тобой, в одном замкнутом помещении на протяжении вот уже где-то десяти минут и одиннадцати секунд. Что может быть хуже?
Раздался смешок. Затем вновь шорох одежды, легкие шаги, а потом Брейк почувствовал знакомый аромат розы и кориандра. Винсент опустился рядом с ним на софу.
- Ну, например, это. Теперь я еще ближе к Вам, Шляпник-сан.
Брейк решил проигнорировать эту явную провокацию. Он вновь отпил почти остывший чай из чашки, и попытался как можно ровнее поставить её обратно на столик - Оз говорил, что иногда он промахивается. Буквально на пару миллиметров, но чашка выезжает за столешницу.
Впрочем, видимо, не судьба.
- Чуть-чуть правее, Шляпник-сан.
Брейк резко выдохнул. Он же не мог заметить!
- Вы прокололись в самом начале. Ваше лицо скривилось не тогда, когда вы вошли в комнату, а когда Черный Кролик назвала меня. - молчание. Винсент качнул головой. - Знаете, я сначала думал, что мне показалось. Но Оз-кун приглядывал за вами, а он пока не настолько искусен, что бы скрыть тревогу. И когда же вы поте...
Брейк успел воспользоваться моментом, пока Найтрей был занят своим монологом, и склонился к нему, впиваясь в губы: даже кусая, а не целуя. Нежностью здесь даже не пахло.
Сколько он себя помнил, с самого своего знакомства со "взрослым" Найтреем, ему всегда хотелось провернуть такой трюк. Что бы эти тонкие губы покраснели и опухли - именно из-за его поцелуев.
- За... - Винсент перевел дух, когда тот отстранился. - Зачем ты это сделал?
- Ну надо же было хоть как-то тебя заткнуть. - фыркнул Брейк. Ему хотелось видеть лицо Найтрея, когда он его поцеловал. Каким оно было? Удивленным? Равнодушным? Сошла ли с его губ эта отравленная ядом улыбка?
Легкие, почти невесомые теплые руки Винсента легли ему на шею. Брейк, хотевший уже подцепить очередное пироженное, раздраженно повернулся обратно.
- Чт...
Поцелуй Винсента, в отличии от его собственного, был именно нежным. Медленным, поглаживающим, мягким.
Теперь, в близи, Брейк почувствовал, что на самом деле волосы Винсента (которые постоянно лезли в лицо. Заставить подстричься, что ли?) пахли фиалками. Тонкая нить аромата еле пробивалась сквозь запах роз, но Зарксес мог её почувствовать. Это отчасти компенсировало то, что он не мог видеть его лица.
- Тебе же вроде как ничего во мне не нравилось, м?... - пробормотал Винсент куда-то ему в шею.
- Я тебя ненавижу. Но у тебя слишком соблазнительный голос. - согласно хмыкнул Брейк.
- Неужели я дождался комплимента?
- Не гордись. Я всё еще помню о том, что у тебя отвратительный характер.
- Я душка!
- Душки не доводят людей до нервных срывов.
- Кто тебе сказал такую чушь?...
пейринг: тома/акселератор
рейтинг: детскоедетское
автор: маркиз
примечание: у меня немного свой фанон.
го
- Кофе. Я. Хочу. Кофе.
Тома устало вздохнул. Слово "Кофе", произнесенное за эти десять минут уже стало набивать оскомину. А еще мешали делать домашнее задание. Прибегал веселый Аогами - почему этот легкомысленный лоликонщик уже закончил, а он, бедняга Тома, который только и делает, что спасает сирых и убогих - нет?
Надо развивать в себе бессердечие.
- Кофе. Ко-фе.
- Я же сказал, я доделаю работу и схожу, куплю тебе чертов кофе. - стараясь не раздражаться, раз в десятый повторил Камиджо. Голос Акселератора, уткнувшегося в подушку, звучал глухо и недовольно:
- Я хочу сейчас.
- Ничем не могу помочь.
- Я могу сам сходить и купить, - окрысился парень. - Но эта твоя чертова... сенсей, еб же твою мать, господи, запретила мне подниматься с кровати.
- И правильно. - рассеянно согласился Тома, пытаясь решить пример. - Куда бы ты в таком виде пошел?
Неправильным было то, что сиделкой к внезапно заболевшему ("Господи, тридцать девять градусов!" - ахнула тогда она) Акселератору Комоэ-сенсей назначила именно его, Тому.
Ну, по личному томиному мнению, конечно. Комоэ-сенсей же считала это очень правильным, но заданий от этого легче на дом не задавала.
- Да всё со мной впорядке. - раздраженно проворчал Акселератор, завернутый в кокон из пяти одеял. - И температура уже спала, сам знаешь.
О да-а-а. Он-то знал. А вот кто бы знал, что заставить Акселератора померить температуру и поставить ему этот чертов градусник равняется целым боевым действиям - он, этот чертов эспер пятого уровня, сильнейший в городе, ха, ха, и еще раз ха - боялся щ е к о т к и.
Вспоминая неравную борьбу, Тома тихо вздохнул. А "сильнейший эспер" опять заладил свое заунывное:
- Кофе. Я чертовски хочу кофе. Кофе. Кофе.
- Помолчи, пожалуйста.
- И не собираюсь. Я хочу кофе, твою мать.
- А я пытаюсь сде...
- Меня не волнует. Я - хочу - кофе.
Через полчаса подобных пререканий Тома не выдержал и ушел, хлопнув дверью. Акселератор несколько минут прожигал ни в чем не повинную дверь яростным взглядом а потом вновь уткнулся в подушку.
"Ну и пожалуйста. - разозленно думал он, костыря Супер-Мальчика на все лады. - Пха, подумаешь. Ну разозлился. Ну и что. И не таких видали. Больно надо. Дурак гребанный."
Минут через десять Акселератор умудрился задремать от непривычной тишины, царившей в комнате.
А разбудило его теплое прикосновение какого-то металла. Он сонно уставился на раздражитель.
- Твоё кофе. - нетерпеливо подсказал Тома, глядя на непонимающего ситуацию парня. - Ты же просил.
- О. - только и смог произнести он, глупо моргая и принимая банку в руки. Сказать "Спасибо" он не решался.
Впрочем, Камиджо, видимо, и не ждал благодарностей: отдав банку он уселся дописывать своё домашнее.
- И, кстати. - через несколько минут подал он голос. - Когда в следующий раз чего-нибудь захочешь, просто попроси.
Тот не ответил. Укрывшись с головой одеялом, он крепко сжимал теплую банку с кофе.
И чувствовал себя идиотом, пытаясь подавить нечто, напоминающее улыбку.
фандом: pandora hearts
пейринг: винсент/брейк
рейтинг: nc-17
содержание: пвп. жестокое и беспощадное.
автор: маркиз
примечание: я не знаю, откуда вся эта херня вообще вылезает. я даже не помню, когда это писалось, mygod. пьяный, чтоле, был?
го
Взгляд, пробирающий до костей.
- Что же вы не садитесь, Винсент-сама?
- Благодарю.
Сузить глаза, кивнуть. Не презрение, не равнодушие. Интерес?
Брейк зовет прислугу - подать чай. Он улыбается и облизывает леденец. Винсент проводит указательным пальцем по своим губам. Что бы он чувствовал, если бы поцеловал Брейка? Сладость конфеты или солоноватость крови?
За улыбкой Зарксеса умело прячется ненависть.
За мыслями Найтрея - пустота. Та самая, которая заставляет людей совершать необдуманные поступки и не думать об их последствиях.
Винсент наблюдает за принимающим из рук дворецкого поднос Брейком, и решает поистине гамлетовскую диллему.
Кровь или конфеты?
- Ваш чай.
Ответ приходит сам собой, когда Зарксес рефлекторно облизывает сладкие от леденца губы.
- Благодарю. Шляпник-сан... Не найдется ли у вас ножниц?
На секунду во взгляде слуги проскальзывает сталь. Но он улыбается, когда просит подождать, и снова зовет дворецкого.
Его белые волосы в неверном свете свечей кажутся прозрачными и светящимися изнутри. Винсент кидает взгляд в зеркало - его же принимают насыщенный цвет плавленого золота.
- Ваши... ножницы, Винсент-сама.
- Спасибо.
Найтрей вертит ножницы в руках минут десять. "Господь, пожалуйста, выпроводи его отсюда" - думает абсолютный атеист Зарксес.
Каждый раз, когда он поднимает взгляд, Брейку с трудом удается удержать на лице улыбку. Она то и дело норовит перерасти в перекошенный оскал.
Такую поблажку Зарксес позволить себе не может. Поэтому он отворачивается - настолько часто, насколько это могут позволить ему приличия.
Но даже делая вид, что рассматривает висящую на стене картину, в отражении трюмо Брейк замечает, когда Найтрей медленно поднимается с кресла и подходит к нему. Близко. Очень. Намного ближе, чем позволяет этикет.
Кто бы сомневался, что ему наплевать на те самые приличия.
- Вы позволите? - его шепот обжигает кожу. Брейк вздрагивает.
- Какая вопиющая бесцеремонность. - бормочет он, и собирается прервать этот театр одного актера, когда к его шее приставляют что-то холодное - и безусловно, острое.
Эй, Господь, мы так не договаривались.
Слово "мразь" готовится сорваться с его губ, когда Винсент внезапно его опережает:
- Рейнсвортская шавка. - и это звучит почти ласково.
Найтрей подталкивает его к стене, и неожиданно сильно впечатывает в стену, проталкивая колено между его ног.
Ножницы по-прежнему находятся в непосредственном контакте с шеей Брейка.
- Чем обязан? - почти шипит он.
- Своим существованием.
- Где-то я это уже слышал. Правда, не по отношению к себе. - выдавленный смешок звучит почти натурально.
Ножницы исчезают - но надеется на благоразумие Винсента глупо, полагает Зарксес.
И оказывается прав - в следующее мгновение его одежда уже непригодна к ношению, в силу того, что сзади она оказывается разрезана.
Найтрей упирается острием ножниц ему в позвоночник, а второй рукой проводит вдоль спины сверху вниз. У него теплые руки - невольно замечает Брейк. Это приятно.
- Сукин сын. - выплевывает он уже с кривой, но всё ещё улыбкой. Эмили соскальзывает с плеча и падает на пол. Она молчит.
А Винсент нет.
- Я выбрал. - сообщает он, как нечто само собой разумеющееся. - Конфеты со вкусом крови. Как тебе?
Зарксес не особо понимает, о чем он говорит, но почему-то соглашается:
- Оригинально.
Рука Найтрея перебирается на его живот, потом ниже - и Брейк дергается, обдирая щеку об каменную стену. В ответ на это ножницы довольно ощутимо проводят дорожку вдоль позвоночника.
Брейк молчит, но когда рука Винсента начинает расправляться с ремнем его брюк, он не выдерживает:
- Оставим этот фарс. Что тебе от меня нужно, Найтрей?
- Я же сказал.
- Видимо, я прослушал. - в его голосе отчетливо слышно раздражение. Винсент поздравляет себя: редко кому удается вывести Зарксеса Брейка из себя. Но у него получилось.
- Конфеты со вкусом крови. - повторяет он, и в его голосе, в свою очередь, слышна беспечность.
Ножницы медленно оставляют на белоснежной коже кровоточащую полосу. Винсент зачарованно смотрит на стекающие по изгибу спины красные капли, наклоняется, и слизывает их языком. Брейк вздрагивает.
Волосы Найтрея щекочут спину.
Зарксес закрывает глаза, пытаясь унять ответившее естественной реакцией на прикосновения тело. Это ненормально.
Это же Винсент. Найтреевская-крыса-Винсент.
И это, черт возьми, заводит.
Руки скользят ниже, расправляются со штанами, стягивают остатки одежды, рисуют узоры на теле. Губы целуют шею, спину, вызывая непроизвольный стон.
Одна рука исчезает - Найтрей расстегивает свою одежду.
Потом Зарксеса тянут к дивану, и он, удивляясь себе самому, поддается, опрокидывается на спину, позволяя Винсенту устроится сверху. Прикрывает глаза.
Сумасшествие.
Этого просто не может быть.
Дело уже не в приставленных к горлу ножницах, как бы пытался он себя убедить - минимальное усердие, и они бы не были угрозой. Дело в чем-то ином.
Золотые волосы водопадом падают на плечи Брейка, закрывая их двоих от внешнего мира. Его алый глаз - и двухцветные глаза Винсента. Противостояние длится недолго - Зарксес первый отводит взгляд, злясь на самого себя.
Слова излишни.
Сейчас им нужно только молчание - что бы не усложнять все еще больше.
Брейк послушно открывает губы под напором языка Найтрея. Поцелуй получается изучающим, как будто Винсент пробует его на вкус.
Он отрывается от него только тогда, когда заканчивается дыхание.
Слышен слабый удар и звон - это ножницы упали на пол.
У Зарксеса сладкий привкус - единственная мысль, промелькнувшая у Винсента, когда он спускается языком к серебристой полоске волос внизу живота. Даже кожа у него, казалось, сладковатая, с запахом карамели.
Губы мимоходом касаются головки напряженного члена, спускаются ниже, обводят колечко мышц.
Брейк беззвучно задыхается от нахлынувших ощущений, вцепившись в обивку дивана.
Найтрей приподнимает его бедра, проводит рукой от бедра до икры, и, Зарксес, понимая его намек, закидывает ноги ему на плечи, что бы через несколько секунд поморщиться от боли. Впрочем, её быстро перекрывают волны наслаждения, и Брейк неожиданно понимает, что дрожит, даже когда удовольствие и ритм, слившись воедино, накрывают его с головой.
Винсент это тоже замечает - иначе чем объяснить неожиданно целующие Зарксеса губы, на этот раз мягко и... Осторожно?
Это неправильно.
Ужасно неправильно.
Мысль об этом исступленно бьется в голове, в груди, в теле Брейка, в то время как он изгибается и стонет под Найтреем.
Что-то необходимо сделать - но получается только тянуть на себя плавлено-золотые пряди, получать удовольствие, и двигаться в такт движениям Винсента.
Зарксес не понимает, чего хочет - прекратить это распирающее, просто невероятное и дикое движение - или как-то его поменять, что-то сказать, сделать, или, может быть, что-то еще.
В конце концов, обжигающее наслаждение, текущее по венам, выплескивается вместе с приглушенным стоном - волна наконец накрыла его полностью, и ему остается только лежать под Найтреем, прикрыв глаза, глубоко и часто дыша.
Прошло несколько часов, минут, или всего пару секунд - Брейк не считал, для него время сбилось со счета еще в самом начале - когда Винсент приподнимается с него, что бы усесться прямо, как и положено сидеть на диванах. "А не заниматься на них черти чем" - думает Зарксес, смотря на него сквозь прикрытые веки, из-под ресниц.
Плавный изгиб спины, кожа, чуть золотившаяся в свете свечей, и подчеркивающая другое, яркое золото волос, рассыпавшихся по обнаженным плечам.
- Шляпник-сан, вы так смотрите. Мне даже неудобно.
Вот черт.
Пока разглядывал, не заметил, что эта найтреевская крыса смотрит прямо в лицо.
- Я тебя ненавижу. - мрачно заявляет Брейк, открывая единственный виднеющийся глаз, и со злостью смотря на Найтрея. Раздражение пришло внезапно - когда Зарксес вспомнил про всю эту ересь с конфетами, которую этот... Нес сначала. И почему-то подумалось, что мыслями вроде "это неправильно" мучался тут только он один.
Сразу захотелось сладкого - как всегда, когда его выводили из душевного равновесия. Сладкое, кстати, и стояло недалеко - по правую руку.
- Я вас тоже. - улыбаясь, отвечает Эта-непрошибаемая-сволочь-Найтрей. - Рад, что все по старому.
Брейк кривит губы в презрительной усмешке. Тут же вспыхивает злость на себя. Когда это он, Зарксес Брейк, Человек_Который_Может_Довести_Кого_Угодно_И_В_Любое_Время показывает миру свое недовольство?...
Мысли на эту тему прервало неожиданное проникновение в личное пространство. Сначала, все еще злясь непонятно на кого, Брейк попытался цапнуть Винсента за язык или за губу, но Найтрей был слишком проворен, и в конечном итоге Зарксес втянулся в борьбу языков. Когда младший брат Гилберта наконец отстранился, Брейк даже понял, что не прочь продолжить. И повторить.
Понимание этого простого факта повергло его в шок.
- Ну вот. - пробормотал он. - Я влип.
Винсент в знак согласия провел губами вдоль ключиц.
- Кстати, Шляпник-сан... - пробормотал он, обжигая горячим дыханием кожу.
- Чего тебе? И когда ты, черт возьми, уже уйдешь?
- Вам так хочется, что бы ушел, Шляпник-сан? - спуститься ниже, прикусить сосок, тут же зализать укус.
- Ах ты, ч-ч-ерт... Ладно, можешь остаться. Ненадолго. Так что ты там говорил?
- Я передумал.
- В смысле?
- Я не хочу конфет со вкусом крови. Я хочу карамель.
@темы: abr, пандора, старье, ебаный стыд
фандом: pandora hearts
пейринг: брейк/гил, упоминание незабвенного винсента.
рейтинг: nc-17
содержание: что-то о ножницах, ревности и вранье. врать, кстати, не хорошо, и чему вас мама дома учила?
автор: маркиз
примечание: глобальное такое ойбля. и да, всё еще старье.
го
Гилберт вспоминает, что он, вообще-то, хотел поговорить, только тогда, когда ударяется коленом об стол, будучи уже поваленным туда без всякого своего решения. Вообще-то это уже не редкость - но Гил предпочитает об этом не думать.
- Брейк, - выдыхает он в губы Зарксеса, и оттягивает его за волосы немного назад. Недовольство вспыхивает во взгляде того только на секунду - и вот, он уже улыбается.
На самом деле Гилберт ненавидит эту его улыбку - скользящую по губам, будто змея. Брейк умеет улыбаться по другому. Когда заглядывает к нему в квартиру, как всегда взявшись из-под земли, и напрашивается на чай - улыбается чуть мечтательно, уголками губ. И тогда его хочется целовать.
- Брейк, - повторяет Найтрэй, отпуская его волосы. - Поговорим?
- Вообще-то есть занятие поинтересней. Правда. - с самым честным видом заявляет мужчина. Если бы сейчас на его плече сидела Эмили, то она бы точно добавила что-нибудь на этот счет.
- Верю. Но разговор есть.
Зарксес вздыхает, поправляет волосы, и смотрит эдак снисходительно-доброжелательно.
Гилберт ненавидит этот взгляд.
Он умеет смотреть по другому - смотреть, смеясь, из-под прикрытых ресниц, наблюдая за тем как Найтрэй утром ищет свою опять потерянную шляпу, думая что он спит.
- Ну, давай. Что случилось на сей раз?
Отодвигаться Брейк, видимо, не собирался - его вполне устраивало местнонахождение между ног Найтрея. Его рука лежала на полусогнутом колене Гилберта, и то и дело норовила соскользнуть выше, что очень сбивало Рейвена с мысли. Но он собрал волю в кулак (а её требуется не мало, когда ощущаешь поглаживание пальцев, которое будто током бьет сквозь брюки) и постарался сконцентрироваться на разговоре.
- Я сегодня был в поместье Найтреев. И Винсент...
- Если речь пойдет о нем, я предлагаю пропустить этот разговор и никогда к нему более не возвращаться. - Несмотря на змеиную улыбку, в голосе Брейка отчетливо звенят кубики льда, когда их встряхивают в стакане.
Гилберт ненавидит этот тон.
Зарксес умеет говорить по другому - и тихое мурлыканье на ухо; и сиплое "Гилберт", от которого хочется раствориться в этом голосе, в этом теле; и хрипловатый смех, когда Рейвен пытается надеть сорочку наизнанку; - всё это несоизмеримо лучше, чем треск льда.
- Нет, ты дослушай. Ты же недавно был в их поместье...
Руки наконец сходят с мертвой точки и скользят по внутренней стороне бедер. Гилберт тут же проглатывает то, что хотел сказать.
- Брейк! - пытается сопротивляться он, когда те же руки начинают расстегивать рубашку и нетерпеливо срывают шейный платок.
- Да, я весь внимание. - бормочет тот. - Я в поместье был. По делам. И больше тут не о чем разговаривать.
- Остановись, идиот.. Черт, да стой, послушай меня!
- Ага.
Рубашка спущена куда-то в область локтей, и теперь Гил даже не может сопротивляться - как только он пытается выставить руки вперед, позади слышится опасный треск.
Брейк ухмыляется, и в его алом глазу играют бесенята. Такой взгляд Гилберт тоже не любит, но по другой причине - когда слуга Рейнсвортов так смотрит, ничем хорошим это обычно не заканчивается.
Теперь уже Зарксес оттягивает Гилберта за волосы назад, вынуждая запрокинуть голову. Проводит языком от подборка до ключиц, кусает и тут же зализывает укусы. Его холодные пальцы блуждают по телу Найтрэя, вызывая приятную дрожь и болезненную тяжесть внизу живота.
- Б-брейк... - опять повторяет Гилберт, когда язык беловолосого скользит всё ниже и ниже. Рейвен наконец-то выпутывается из рукавов рубашки и неосознанно вцепляется ему в плечи, удерживая стон, который так и норовит вырваться сквозь зубы.
- Ммм? - интересуется он, проводя языком до впадины пупка, и поднимая снизу вверх заинтересованный взгляд. Заинтересованный - мимоходом замечает Гилберт, но уже затуманенный, несосредоточенный.
Гил подается вперед всем корпусом, заставляя Зарксеса отстраниться, и принимается за его верхнюю рубашку. Или накидку. В общем, что-то, что всегда приводило Рейвена в недоумение.
Брейк стоит неподвижно. Смотрит - чуть прищурившись, пока что позволяя парнеру делать то, что ему хочется. Пока что.
Когда теоритическая накидка и рубашка под ней с легким шорохом падают на каменный пол, Гил облизывает пересохшие губы, привлекая Брейка ближе, вплотную. Руки того снова оживляются, расправляясь с брючной тесемкой, ныряют под ткань брюк, в следующее мгновение рывком стягивая их до колен. Гилберт, с трудом сдерживась, стонет сквозь поцелуй, и это будто еще больше подначивает Зарксеса - он проводит по всей длине кончиками пальцев, заставляя Рейвена выгибаться навстречу, сжимает пальцы на головке, задевая ногтями чувствительные места. Второй рукой, прекратив поглаживать его плечи и спину, он расправляется со своими брюками, и придвигает Гилберта еще ближе к себе, хотя, казалось бы, ближе куда.
- Брейк, ч-черт, придурок, да подожди же!... - сквозь судорожные вздохи почти что шепчет Гил. Но Зарксес просто увлекает его немного назад, заставляя чуть ли не лечь на этот чертов стол.
Он и так слишком долго ждал, тратя время на идиотские разговоры о...
Когда Брейк входит - медля, паралельно покрывая плечо Рейвена поцелуями, внутри него оказывается настолько горячо и тесно, и это заставляет ходить ходуном грудную клетку - он даже забывает, о чем там собственно хотел поговорить Гил. Сколько бы раз между ними это не повторялось, Зарксес никак не привыкнет к этим ощущениям, в которых терялся от наслаждения.
Гилберт скрещивает ноги за спиной Брейка, подается ему навстречу, и шепчет в шею:
- Черт, ты... должен...
- Подождать? - с трудом ухмыляется беловосый, хотя чувствует, что его выдержка держится на тоненькой-тоненькой жилке.
- Двигаться... Быс.. Быстрее... Пожалуйста... - Гил произносит это закрыв глаза, с растрепавшимися волосами, и отчаянно покрасневшими скулами - он снова напоминает пятнадцателетнего подростка.
От этого лица и этой просьбы срывающимся голосом та самая жилка лопается - и Брейку просто напросто сносит крышу. Он выходит из Гила, вызывая разочарованный стон, и тут же входит обратно, полностью. Рейвен стонет громко, в голос, и, кажется, Зарксес что-то вторит ему, но никто из них уже не слышит что именно. Да и почти ничего не слышит - до тех пор, пока после последнего толчка окружающий мир не взрывается на части, оседая и звеня осколками где-то на полу. Впрочем, что-то подсказывает Брейку, что это мог быть не мир, а любимая ваза Госпожи Шэрон, стоявшая на том же столе. Поднял взгляд - ну как в воду глядел. И это было уже хуже.
С трудом отдышавшись, он только хотел сказать, что лучше бы им незамедлительно скрыться с места преступления, как до сих пор лежавший под ним Гил негодующе ткнул в него пальцем.
- Ты!.. Ну вот почему ты никогда меня не слушаешь?!
Брейк вздохнул. И еще раз вздохнул - страдачески, с болью во взгляде. Найтрея не проняло.
- И нечего здесь строить из себя оскорбленную невинность, придурок!
- Фу-у-у, как это грубо, Гилберт-кун. - Зарксес принялся приводить себя в видимый порядок. Гил терял терпение.
- Насчет...
- Я уже сказал, что про твоего братца ничего не желаю слушать. - Брейк уже начал раздражаться - почему Гил сразу, как восстановил дыхание, сразу заговорил о брате? А еще эти "Я сделаю всё ради братика" с другой стороны... Твою ж мать, иногда он жалел, что сам надоумил это черноволосое чудо податься в лапы Найтрея. Без постоянного вмешательства Винсента он бы жил гораздо спокойнее, и не тратил бы столько нервов каждый раз после ночевки Рейвена дома, выискивая следы младшего Найтрея на принаежащем ему (и только ему!) теле.
Гил, не замечая душевных терзаний Шляпника, закончил возиться со своим ремнем, и снова тяжело уставился на него.
- Брейк, Винсент...
Что, опять?!
- Гилберт-кун, - почти выцедил Зарксес. - Повторюсь: я...
- Зачемтыукралножницы? - вытараторил Рейвен, перебив уже почти раздраженного Брейка. Тот моргнул, опешив.
- Что?
- Зачем. Ты. Украл. Ножницы.
- Какие ножницы? - глупо переспросил беловолосый. Гил прыснул: даже глупый Брейк - милый Брейк, и снова притянул его для поцелуя. Рассеянно отвечая, через некоторое время Зарксес отстранился, рук с талии Рейвена, впрочем, не убрав.
- Так какие чертовы ножницы я стащил?
- Тебе лучше знать. Винсент просто сказал, что после твоего визита к отцу, не досчитался каких-то особенных ножниц, которыми он режет только правые лапки у белых медвежат с черными ушками*... Впрочем, у брата всегда был пунктик на это. Так что? Зачем тебе понадобились медвежьи ножницы?
- Да не брал я ничего. - взгляд у Брейка был на удивление озадаченным и честным. Впрочем, у крокодилов тоже глаза честные...
- Как не брал, если Винсент..
- Значит, врет твой ненаглядный Винсент.
- Не врет.
- Врет.
- Не врет.
- Врет, конечно. - упрямо гнул Брейк. Его просто дико раздражало, что Гилберт верил брату, а не ему. С кем он спит из них, в конце конц... "Черт". Картинка, подкинутая воображением, заставила Шляпника скрипнуть зубами и немедленно возжелать скоропостижной смерти разноглазого.
- А я говорю - не врет.
- А я говорю - вре...
- Кхм-кхм.
Оба спорщика тут же повернулись в сторону двери. В дверях стояла Шэрон. Очень мрачная Шэрон. Очень мрачная Шэрон с подозрительными ножницами в руках. Очень мрачная Шэрон с подозрительными ножницами в руках и взглядом, устремленным не на почти обнимающихся обитателей её дома (нет, к этому-то она уже привыкла), а куда-то под стол. Туда, где лежит разбитая ваза - невзначай подумал Брейк.
Фанатичная нежная улыбка, промелькнувшая на лице госпожи, заставила обоих сглотнуть.
В её руке зловеще клацнули ножницы.
И уже убегая от разъеренной хозяйки дома, опасаясь быть разрезанным на части оружием, временно заменившим ей харисен, Гилберт, задыхаясь от быстрого бега, поинтересовался:
- Врет, значит?
* - простите, не удержалась.
@темы: abr, пандора, старье, ебаный стыд
кол-во: две штуки
фандом: реборн
пейринг: ностальгические 8059
рейтинг: от PG до NC-17
автор: маркиз
примечания: ойбля. дикое, невъеьбенное старье.
го
#1
Игра в карты - вещь, безусловно, познавательная. Особенно, когда играешь в кругу друзей, некоторые из которых совсем не хотят ничего о себе рассказывать. Ну, или показывать.
Особенно - когда играешь на желание.
В простого дурака.
Ямамамото долго не мог вспомнить - дурак игра на логику или на везение. Если на первое, решил он, тасуя колоду, то победы и исполнения коварного плана ему не видать как «отлично» по алгебре. А вот если на везение... Незаметно для всех, поудобнее рассаживающихся в круг, Такеши скрестил пальцы. Только бы на везение.
Но, на самом деле, не смотря на его молитву, игра рассчитывалась на людей, которые обдумывают ход, а не отбиваются козырным тузом на одну из самых мелких карт.
Но всё-таки.
Ямамото уже смирился с поражением, оставшись не выбывшим одним из последних, когда неожиданно сходил под него именно теми тремя картами, масти которых как раз оставались у Такеши в руках.
Нда. Видимо, бейсболист был просто-таки любимцем у Госпожи Удачи.
Потому что после него выбыла Хром, за ней - Хару, и последними остались Гокудера и Тсуна. На самом деле Ямамото небеспочвенно подозревал, что выиграть раньше Джудайме Хаято не позволила совесть, а теперь, когда они остались один на один, ситуация у подрывника была безвыборочная.
Как-то исхитрившись, он каким-то образом дал нервничающему Тсуне себя победить, и теперь все принялись обсуждать желание для его скромной персоны. Сначала хотели по одному от каждого, но потом решили, что это как-то негуманно - двенадцать желаний, как ни как - и стали коллективно выбирать одно.
Естественно Гокудера, смолящий в углу сигареты, не подумал бы, что Ямамото, который только и ждал этого, устроит ему такую подставу.
- А давайте, - как бы невзначай и благодушно улыбаясь при этом, предложил он, - Гокудера станцует?
Вышеобозначенный резко закашлялся дымом.
- О! Молодец, Ямамото! Это будет экстремально!
Девчонки согласно закивали - Хана с интересом покосилась на то краснеющего, то бледнеющего Гокудеру, Хару захлопала в ладоши. Мукуро прокуфу-фукал, но было видно, что он заинтересовался, Хибари лишь хмыкнул и отвернулся. Дино увлеченно принялся предлагать танцы, которые мог станцевать Гокудера.
И лишь двое бросили на Такеши два разных - очень разных - взгляда. Тсуна быстро, и как-то подозрительно, а Хаято - долго, с бешенством в бирюзовых глазах. И на оба Ямамото лишь слегка улыбнулся.
- Фламенко? Итальянцы такое умеют? - спросил кто-то.
- Это испанский танец, - прошипел Гокудера. - И вы хоть раз видели, в чем его танцуют?
- Ты уже пятое предложение отвергаешь. Тогда давай импровизируй.
- Что значит - импровизируй?
- Импровизируй - это значит они включают музыку, и ты просто двигаешься так, что бы им это понравилось. - хохотнул стоявший уже некоторое время у двери Шамал. Остальные одобрительно зашумели.
- Но...
- Просто представь, что ты стриптиз танцуешь. - предложил Мукуро. - Если что-то с себя снимешь, мы будем не против.
- Заткнись, красноглазый придурок. - тут же залился краской Хаято, точным щелчком отправляя окурок в пепельницу, и поднимаясь. Ему освободили середину комнаты, приглушили свет. Базиль приготовился нажать на «плей» на магнитофоне.
Ямамото лишь ждал. Молча, но с нетерпением. Ему было всё равно, что будет танцевать Гокудера - он просто думал о том, что вспыльчивый итальянец, наверное, довольно неплохо двигается под музыку, если он умудрялся так двигаться в постели.
И естественно, Ямамото не думал о последствиях, если его предположения окажутся правдой.
Музыка была американской - у какого-то довольно известного певца был низкий, звучный голос, а мелодия ритмичная, такая, что вполне подошла бы для танца.
Начал Гокудера немного неловко, во всяком случае, сначала выходило у него слегка дергано.
Потом, словно вспомнив, что он не просто проигравший, а проигравшая правая рука Десятого, и он не должен облажаться, Хаято расслабился и стал раскованнее. Движения вдруг стали амплитудными и гибкими, плавно переходили из одного в другое.
Майка и шорты не мешали рассмотреть его тело, которое внезапно стало таким пластичным и грациозным . Сейчас было отлично видно, что у Гокудеры тонкая спина, слишком худые ноги и острые коленки - но в танце это казалось так естественно, что вряд ли кто-нибудь высказался бы на этот счет. Быстрые движения сменяли медленные, однако это происходило плавно - и, самое главное, красиво.
Ямамото сглотнул, когда Гокудера немного откинулся назад, и майка задралась, открывая часть плоского живота. Да, он определенно ошибся, когда думал, что итальянец, наверное, «довольно неплохо двигается под музыку». Если бы просто «неплохо»…
Низ живота немедленно отозвался болезненной тяжестью - но Такеши специально не отводил глаз, не безосновательно полагая, что такого представления он, вероятнее всего, больше не увидит.
Вот Хаято в середине очередного ритмичного движения начинает вращать бедрами - и Ямамото слышит, как рядом Дино резко выдыхает, в точности повторяя действие Такеши - а вот он плавно опускается на пол, и сидящий "в первом ряду" Тсуна немедленно краснеет. Когда он поднимается, выгибаясь, Мукуро жадно раздевает его глазами - Ямамото это жуть как не нравится, но он не может с этим ничего поделать; и даже Хибари без выражения наблюдает за завораживающими и гибкими снижениями итальянца, и только немного сбившееся дыхание выдает его.
Когда музыка заканчивается, Гокудера останавливается, хлопает себя по карманам в поисках сигарет, и, вспоминая, что выкурил последнюю, обращается к Шамалу с просьбой поделиться. Он на удивление спокоен, и только едва заметный румянец виден на его скулах.
Шамал сначала долго заворожено смотрит на него, а потом выдает:
- А-а-а. Сеньорита Торрес, очаровательная учительница танцев. Я её помню. – бормочет, роется в кармане пиджака, и кидает Гокудере всю пачку.
- Конечно, ты её помнишь. Она уволилась, после того, как застала тебя в душе с нашими горничными. – фыркает тот и прикуривает.
- Гокудера-кун, а.. ты что, учился танцевать? - робко спрашивает красная как рак Хару, не поднимая на него глаз.
- Дома у меня был частный преподаватель по танцам. Курс классического экзерсиса, и всё такое.
Он поднимает взгляд прямо на Ямамото, и глаза его будто говорят: «Ну что? Этого ты хотел?»
Но Такеши сейчас не до взглядов. Перед ним стоит два серьезных вопроса: тихонечко удалиться в ванную, что бы заняться своей проблемой, или схватить белобрысого недоделанного танцовщика в охапку, и уволочь его куда-нибудь в сторону своего дома. И второе...
...как стоит ухитриться, что бы заставить Гокудеру станцевать это снова - наедине?
#2
- Что за идиотизм, а, ну что за идиотизм! Почему это всегда случается именно со мной?!
Такому бурному всплеску эмоций можно было удивиться. Но этому удивлению препятствовало три простых, на первый взгляд, факта.
Факт первый, и самый главный - ругался Гокудера. Побледневший от злости, напряженный, как струна, и метающий искры из глаз. Факт второй - на Гокудере было платье. Свадебное.
Ох, что это было за платье! Белоснежное, с длинным шлейфом (который в данный момент волочился по земле) и даже пышной фатой.
Факт третий, самый печальный для Хаято - он шел по улице. А улица, как все мы понимаем, предполагает наличие народа - праздных зевак, ребятишек, матерей с колясками, простых домохозяек, выгуливающих собак. В общем всех, кто в данный момент находился в радиусе пятисот метров, и с изумленным видом наблюдали за представшей перед ними картиной.
Гокудера, яростно боровшийся с постоянно падающей на глаза фатой и смачно ругаясь, опрометью несся по улице - настолько быстро, насколько позволяли шлейф платья и - о боже! - туфли.
Его раздражение усиливало даже не то, что он спотыкался через каждый шаг, и не то, что на него уставились все, мимо кого он пробегал.
Не-е-ет.
Основной причиной его злости был почти догнавший его голос:
- Ну, Гокудера, постой!
- И не подумаю! - взревел подрывник, ускоряя шаг, и, как результат, начавший спотыкаться еще сильнее.
- Ты себе так ноги переломаешь!
- Не твое собачье дело!!
Ямамото вздохнул, и тоже прибавил ходу. Этот упрямый осел, как будто он станет смеяться над ним! Чего он так разволновался, раз Тсуна не видел и не увидит (он на тренировке) его в таком виде, а мнение Савады для него - самое главное?
- Ну, постой же! - Такеши наконец сумел ухватить его за руку в лайковой перчатке до локтя. Хаято попытался вырваться, но хватка у бейсболиста была ого-го, поэтому ему ничего не оставась сделать, кроме как отвернутся.
- Отвали. - прошипел он.
Ямамото дотронулся до его оголенного плеча.
- Чего ты так взбесился?
- Да ничего! Просто отстань!
- Гокуде-
- Дяденька, дяденька! - внезапно Ямамото прервали. Ухватившись за его футболку, его дергал мальчик лет пяти-шести. Хаято и Такеши синхронно повернулись.
- Да? - как ни в чем не бывало улыбнулся мечник, чуть наклоняясь к ребенку.
- А это ваша невеста, да? - мальчишка ткнул пальцем в сторону опешившего Гокудеры. - И она убежала со свадьбы?
- Что... - начал было просто в бумажную белизну побелевший Хаято, но чадо его перебило, продолжая допрос Ямамото:
- А почему она не хочет на вас жениться?
На этом месте подрывник не выдержал, и выплюнув что-то нечленораздельное на итальянском, рванул с места, запутался в своих ногах, с руганью стащил туфли на небольшом каблуке, и пулей понесся дальше.
- Она странная. - многозначительно произнес мальчонка. Рассеянно кивнув, Такеши подхватил туфли, и побежал за удалившимся уже на приличное расстояние Хаято.
Нагнал он его только возле его дома, не смотря на свою спортивную подготовку - без туфлей Хранитель Урагана бегал на удивление резво.
Он даже успел захлопнуть дверь квартиры за собой, и - судя по звукам - прислонится к ней с той стороны.
Ямамото почти не запыхался, а вот Гокудера за дверью дышал громко и часто.
- Эй..
- Что? Ты до сих пор здесь?
- Ну, Гокудера, не будь ребенком. Чего там такого?
- Ничего, твою мать! Абсолютно ничего!
- Гоку-
- Катись, бейсбольный придурок, просто оставь меня в покое!
- Гокудера, - начал раздражаться Такеши. - Ты делаешь из мухи слона.
- Да хоть жирафа из бегемота, просто проваливай!
- У тебя что, приступ скромности?
- Катись!!
Единственное, что позволил себе Ямамото - это немного нахмурится. А потом, не говоря ни слова, но громко топая, отправится прочь от двери.
Все началось с чертового Мукуро. Да, абсолютно точно - во всем был виноват этот разноглазый ублюдок, и только он. О том, что он сам был не против поспорить на желание, Гокудера старался не думать.
Как и следовало ожидать, Хаято проспорил - и свое намеревался получить сполна. Но он, конечно, не думал, что взгляд Рокудо упадет на рекламку свадебного агенства, которая непонятно как затесалась среди бумаг у Савады дома.
Сначала Гокудера решил, что это шутка. Переодеться в свадебное платье и пройтись по улице! Ха! Он что, ненормальный? Примерно в таком тоне и высказал подрывник свое мнение, в ответ на предложение Мукуро. Тот только сдерживал улыбку и молчал.
Хаято пребывал в сладком неведении трое суток - в их течении о проспоренном желании даже не вспоминали. Но только пока в конце этого учебного дня туманник не притащился прямо в школу, и не затолкал Гокудеру в подсобку с требованием исполнить предписанное. После криков, угроз и паники со стороны последнего, Мукуро все-таки удалось задавить его здравый смысл словами о том, что, мол, Десятому Вонголе не нужны в семье люди, которые не могут даже исполнить обещание.
И вот, Гокудера напяливает "это шматье", причем явно не дешевое, и вылетает в холл школы, где встречает возвращающегося с бейсбольной тренировки Такеши.
Потом эта дурацкая гонка и - та-дам! - мы имеем то, что имеем.
Гокудера вздыхает, закуривая сигарету и уже привычным жестом поправляет съехавшую на глаза фату. Он так и не переоделся - сначала пытался отдышаться после бега, потом прислушивался к шагам снаружи, теперь задумался. Его мысли метались из крайности в крайность: от "неужели ушел?!" до "хорошо, не увидит меня в этих девчачьих тряпках". Иногда к ним примешивалось "мудак Мукуро, убью обязательно".
Не то что бы он стеснялся Ямамото. Совсем нет. Просто... Просто...
Объясния, кроме самого очевидного - и Хаято боялся, что не только для него одного - не находилось.
- Ну и черт. Стесняюсь я этого полудурка, как же. - заворчал Гокудера, поднимаясь с пола, и открывая дверь.
За ней никого не было.
Вздохнув - то ли с разочарованием, то ли с облегчением - он уже собирался закрыть её, как голос снизу заставил его вздрогнуть.
- Кого-то ждете?
Подрывник опустил взгляд.
Прислонившись к стене, на корточках сидел Ямамото, держа туфли за пятки одной рукой.
- Твою ж мать, вот настырный...
- Так ждете или нет?
- Нет. - ответил Гокудера, но как-то уверенно.
- Жаль. - вздохнул Такеши с театральной печалью в голосе. - А я вот жду.
- Хн. - поджал губы Хаято.
- Вы не видели, здесь Золушка не пробегала? А то она потеряла туфлю. - парень хмыкнул. - Даже две.
- За Золушку еще получишь. - предупредил Гокудера, распахивая дверь пошире. - Проходи.
Ямамото поднялся, и прошел мимо него в коридор - Хаято при этом внезапно поблагодарил фату, которая в очередной раз свесилась, и позволила прикрыть лицо.
- А чего ты так вырядился-то? - Такеши повернулся к нему лицом.
- А что, нельзя?
- Да ладно тебе. Ты бы сам никогда в жизни такое не одел.
- Почему это?!
- Прекрати пререкаться без повода, и подумай.
Такеши был прав, и это еще больше разозлило Гокудеру. Он дергано задрал фату, и с негодованием уставился на мечника.
- Ты меня за идиота держишь?!
Ямамото только хотел что-то ответить, но внезапно его взгляд выхватил из общей картины деталь: хрупкие линии плеч и шеи, подчеркнутые полосочками ленточек-лямок.
Такеши медленно перевел взгляд ниже - на затянутый шнурованный корсаж, в котором Хаято казался неестественно тонким; на многослойное полупрозрачное кружево пышной юбки платья, открывающее взгляду худые ноги, босиком стоящие на паркете.
Ямамото сглотнул.
- Ты меня вообще слушаешь, бейсбольный идиот? - недовольно скривился Хаято. Такеши поднял на его лицо, обрамленное тонкой сеткой фаты, рассеянный взгляд.
- Нет. - честно признался он.
Гокудера обреченно махнул рукой.
- Что с убогих взять... - вздохнул он, и тут же поморщился. - Чертов атлас... Если б был шелк, не натирал бы...
Мечник, не шелохнувшись, наблюдал, как Хаято, удерживая фату одной рукой, второй пытается достать до спины, приспустив лямку с плеча - видимо, натирала шнуровка корсета - обнажая трогательно выпирающую лопатку.
Внизу живота разливалось покалывающее напряжение. Ямамото молча наблюдал за попытками Хаято расстегнуть корсаж, а тот, казалось, и не замечал, что за последние несколько минут друг не проронил ни слова.
- Вашу мать, чертова тряпка! Ямамото, - разозленный неподдающейся тканью, Гокудера повернулся к мечнику. - развяжи мне...
Дальше подрывник не успел ничего сказать - его губы смяли в грубом, жадном поцелуе, а сильное тело мгновенно прижало к стене.
Хаяте попытался сопротивляться, оттолкнуть руки, скользившие по груди и спине сквозь тугой корсет. Прикосновения вызывали мурашки по всему телу, заставляли выгибаться на встречу, забывать о том, что они вообще-то у стены в коридоре.
Однако Хаято, поборов наваждение, куснул зарвавшегося мечника за нижнюю губу. Тот ойкнул, отстраняясь.
- Ну, ты чего? - спросил чуть невнятно, зализывая ранку.
- Это я чего? Это ты ведешь себя как... Как...
- Как?
- Как похотливое животное!
Ямамото прыснул в кулак, не смотря на то, что Гокудера прожигал его полным праведного гнева взглядом.
- Может быть. - на распев ответил Такеши, сдерживая улыбку - злой Хаято с румянцем на скулах выглядел очень трогательно. - Но как я еще могу вести себя в твоем присутствии?
Он скользнул ладонью под юбку, приподнимая весь этот пышный ворох оборок, и проводя кончиками пальцев по бедрам. Гокудера под этими прикосновениями резко выдохнул, вжавшись спиной в стену, и прикрыл глаза.
- Руки убери.
- Не могу. - Ямамото прильнул к подрывнику вплотную, разводя его ноги коленом.
Поцеловал - на этот раз мягко; провел губами от подбородка до ключиц, чем заставил дышать Хаято быстрее. Проник второй рукой за спину, и, стараясь не спешить, принялся развязывать шуровку.
- А ты... Смоги. - пробормотал Гокудера. Впрочем, в противоположность своим словам, вцепился в плечи мечника, запрокидывая голову, и открывая шею для поцелуев.
- Как-нибудь в другой раз... - голос у Ямамото неожиданно охрип. - ...обязательно.
В этих ленточках и завязках - не только белых, но и серебристых и золотистых, как и некоторые слои кружева - Гокудера выглядел таким по-девчоночьи открытым и беззащитным, что мечник просто не мог оторваться от его кожи, сохранившей запах табака и, кажется, цитруса. Стоны, которые не мог сдержать Хаято даже прикусив губу - хриплые, исступленные, - заводили безумно. Даже если Такеши захотел бы, сейчас он не смог бы остановится.
А он не хотел.
Корсаж с мягким шорохом упал на пол у их ног. Прежде, чем браться за юбку, Такеши сам стянул с подрывника длинные, до локтя, перчатки - они полетели туда же - как и стянутые за резинку плавки Хаято.
Используя стену позади себя и плечи Ямамото как опору, Гокудера подтянулся и обвил ногами бедра мечника. Тот только хмыкнул, приникая губами к открывшемуся белоснежному животу и, в свою очередь, приподнимая его бедра.
Хаяте тихо застонал, почувствовав у своего входа горячую головку его члена.
- Тихо, тихо... - пробормотал Такеши, несколько раз коротко целуя парня, стараясь отвлечь. Он не подготовил его, не использовал смазку, потому что не мог ждать. Но если Гокудера не...
- Идиот, быстрее. - сквозь зубы прошипел Хаято, врываясь в мысли мечника.
Неприятная боль от первых толчков сменяется наслаждением, когда движение внутри задевает простату - Гокудера изгибается дугой, вцепившись в Ямамото, и оставляя у него на плечах вполне глубокие царапины.
После того, как на обоих накатывает волна наслаждения, Такеши мягко соскальзывает вниз на подкашивающихся ногах прямо на ворох юбок, а Хаято - вслед за ним, обвив его шею руками.
Тепло от чужого тела, такого близкого сейчас, заставляет мечника разомлеть в кольце рук Гокудеры. Он поднимает глаза, удивленно смотрит на подрывника, и смеется.
- Что такое? - тут же напрягается Хаято.
Не переставая посмеиваться, Ямамото притягивает его голову для поцелуя.
Он решает не говорить, что на абсолютно голом Гокудере осталась лишь злополучная фата.
@темы: abr, старье, reborn, ебаный стыд
фандом: glee
пейринг: Пак/Курт
рейтинг: PG-13 по факту, R за редкий мат.
жанр:
саммари: о том, как Курт размышляет о флаффе, Роне Уизли и прочих мерзостях жизни, и что из этого выходит.
автор: маркиз
го
- Ненавижу флаффные истории. - заявляет Курт, плюхаясь за парту рядом с Мерседес. Та, не отрываясь от чтения учебника истории, переспрашивает:
- Пух? Пуховые истории? Про то, как набивают подушки, что ли?
- Мерседес, - закатывает глаза Хаммел. - Это ограниченность. Флафф. Романтика. Розовые сопли. Вот только попробуй сейчас сказать, что не слышала о таком.
- Попробую. Не слышала. И, судя по твоему нездоровому энтузиазму, мне что-то не очень хочется.
Но кто будет её спрашивать?
За урок, вместо того, что бы узнать о том, в какому году были приняты колонистские законы о судоходстве и чем таким занимательным отличился Джон Ярдли, Мерседес узнает о том, что флафф - по сути, как она поняла из хаммелского ворчания, просто счастливая история, - это скучно, банально, и сладко-приторно. Что авторы, которые пишут "эти переслащенные неправдоподобные писульки", ни черта не понимают в реальной жизни. И когда Гарри называет Драко "Мой нежный ангел", это, как минимум, звучит пошло. Как максимум - не-ре-аль-но.
И только после звонка до Мерседес доходит:
- В Гарри Поттере не было таких сцен.
- В книге не было, - подтверждает Курт, поправляя челку. - В фанфике было.
- Где?
- О, Мерс!
И начинается не менее занимательная лекция. Такая, что в конце перемены звонок на физкультуру впервые в жизни становится для Мерседес божьей благодатью.
*
- Ненавижу флафф. - тихо бормочет Курт на следующее утро. - И тебя.
Он выбирается из мусорного бака, пытаясь игнорировать гогот имбицилов-футболистов во главе с неизменным Пакерманом.
- Ну куда ты полез? - Тот слегка толкает его внутрь бака, но этого "слегка" хватает, что бы Курт почувствовал себя тонущим в море мусора. - Ты должен выждать, пока мы отойдем хотя бы до школьных дверей - ты же не хочешь искупаться в мусоре с головой, верно?
- Ох, ладно, отстань от него, Пак. Пошли уже. - просит Финн. - Опоздаем.
В этих тупых слащавых историях Гарри не говорит своим дружкам: "Пойдем, а то опоздаем", в то время, как Драко молча страдает от пятен на новом пальто от Pal Zileri.
Но жизнь Курта Хаммела - отнюдь не флаффная история.
- Ммм. Да. Согласен. Конечно. Как хочешь. Да, именно её и хотел. Прекрасная песня. Замечательная. - монотонно бубнит в трубку Финн тем же вечером, развалившись на диване с детективом в руках, и изредка листая страницы. Рейчел в трубке трещит без перерыва. - Ты споешь её лучше всех. Ага. Не сомневаюсь, любимая.
Берт и Элен воркуют на кухне.
В тихо бормочущем телевизоре Брэд Питт и Анджелина Джоли страстно разносят дом.
Курт косится на своего уже-почти-сводного-братца, вздыхает, и возвращается обратно к айфону, в котором Гарри признается Драко в вечной, глубокой и искренней любви. Раздраженно стучит идеально отполированным ногтем по значку "назад", что бы выбрать другой, непременно ангстовый фанфик, где Поттер ненавидит Малфоя, Малфой ненавидит Поттера, а в конце оба обязательно умирают.
Но вот незадача - зависло.
*
- Ребята, я придумал вам задание на неделю. - Шустер, такой радостный, будто на того красавца-дантиста, что омрачал его жизнь последний месяц, упал кирпич, держал в руках свою многострадальную шляпу, при виде которой у Курта уже начиналось нервно подергиваться веко. - Суть, конечно, не нова, зато это будет уже не "мальчики против девочек", окей?
- Чужие против хищников? - с абсолютно серьезным лицом поинтересовалась Бриттани.
- Почти, почти. - Шустер улыбнулся. - Итак, я буду попарно доставать из этой шляпы бумажки с вашими именами. Те ребята, которые окажутся в паре, должны будут поставить дуэтный номер. И, - он жестом остановил открывшую было рот Рейчел. - предупреждая ваше недоумение насчет того, что дуэтами вы уже пели, я отвечу, что теперь здесь будет элемент неожиданности. В конце концов, в прошлый раз вы сами выбирали себе партнера.
В голове у Курта билось только "Финн, Финн, Финн".
Ну пожалуйста, ведь в фанфиках всегда так бывает. Всегда. Должно же ему хоть раз повести? Драко и Гарри всегда везет.
Хаммел скрестил пальцы.
Финн, Финн, это должен быть Финн, Финн...
- ... Сантана и Майкл, Курт и... - сердце пропустило удар. - ... Ноа, Куинн и Арти...
Вокруг царило нервное возбуждение - Мерседес запричитала в голос, когда ей досталась Бриттани, Рейчел обрадованно повернулась к Тине, и, не давая ей вставить ни слова, принялась обсуждать песню, которую они "непременно и лучше всех споют", а Курт - Курт сначала не понял, о каком таком "Ноа" шла речь. И лишь поймав мрачный взгляд Пакермана, он осознал всю самоубийственность ситуации.
Чертовы, чертовы, чертовы лживые флаффы.
- Уйди, - стонет Курт, когда слышит шарканье Финна по лестнице. - Просто уйди, а?
- Да ладно тебе. - парень явно нервничает, пытаясь подобрать слова. - Не убьет же Пак тебя, верно?
- Не убьет? Ах, не убьет? А тогда, в коридоре, что это было? Дружеское похлопование по плечу? От таких не отшвыривает на два метра, и ссадины от шкафчика не остаются! Да я подумал, что это два, нет, три взбешенных Карофски! - Хаммел высовывается из своего кокона из одеял и протягивает Финну прямо под нос свой большой палец. - Смотри! Да он меня уже чуть не убил!
Хадсон присматривается - и замечает небольшую царапинку.
Курт, не встречая должного сожаления, жалости, понимания, утешения и поглаживаний по голове, поджимает губы и ныряет обратно в свои одеяла. И на секунду его интересует вопрос: сделал бы так же Драко Малфой, если бы его флафф резко превратился в то, чем была жизнь Курта Хаммела последние несколько лет?
А Гарри Поттер - просто повздыхал бы, протянул несколько раз "ну Ку-у-урт" и ушел, все так же отвратительно шаркая?
Но в одном он не сомневался - грубый мужлан Ноа Пакерман стал личным Роном Уизли его жизни.
Его кошмаром.
*
Несколько дней Пакерман занимается успешным игнорированием разговоров на тему дуэта - легче этого занятия и быть ничего не может, учитывая, что вне хора они не разговаривают друг с другом вообще.
Единственное место, где они пересекаются ежедневно - бак для мусора. Пак снаружи, а Курт внутри.
"Подходящее место, что бы покончить жизнь Авада Кедаврой" - прикрывая глаза, обреченно думает Хаммел, когда Пак, ухмыляясь, поднимает его и запихивает в мусорку.
- В этом есть и свои плюсы. - говорит Мерседес в туалете, когда Курт брезгливо счищает с пиджака Lacoste остатки банана из мусорного бака. - Представь, тебе может позавидовать каждая девчонка школы: каждый день тебя прижимает к себе сам Ноа Пакерман!
- Ты издеваешься. - обличительно произносит Курт. - Что здесь завидного, а?
Если бы это был Финн - другое дело.
А тут... вшивый Уизли.
На следующий день, когда Пакерман привычно его подхватывает, Курт по мимо своей воли замечает, что у него действительно сильные руки. Может, это привычка - уже как два года повторяющийся ритуал, как ни как, - а может, просто странное стечение обстоятельств, но в этих чертовых руках было... удобно. "Глупость какая" - отплевывается сам от себя Курт.
И все же, уже не менее привычно плюхнувшись на приветливо встретившие его мусорные мешки, Курт пытается схватиться за рукав Пака - но пальцы соскальзывают, и оказываются аккурат в широкой ладони.
- Сегодня, после уроков, в хоровом классе. - твердым голосом произносит Хаммел, смотря на Ноа снизу вверх. - И ты явишься, Пакерман.
- И? Почему тогда я не вижу на тебе синяков, или еще более обильного количества мусора, чем обычно?
- Да он опешил от такой наглости. - фыркнул Курт, заходя в класс. - И позорно сбежал.
О том, что руку Пак, брезгливо отфыркиваясь, не сбрасывал, а он сам отпустил её после небольшой заминки, Курт не рассказал.
Такие мелочи ничего не значат.
Правда, Курт еще не знает, что флафф строится из мелочей.
Он еще издалека слышит его твердые шаги по плитке школьного холла. Размашистая походка самоуверенного человека.
- Ну? Что ты там нарыл?
- Подойди и посмотри. - он не оборачивается, а продолжает стоять, опираясь локтями на пианино и бесцельно перебирая листки с текстами песен, и надеется, что это смотрится так, будто он полностью погружен в их изучение.
Пакерман усмехается, демонстративно медленно подходит и встает позади него.
"Hugo Boss" - втягивая носом воздух, мимолетно отмечает Курт. И, не поворачивая головы, через плечо протягивает ему нотный лист:
- Посмотри вот это. Тебе должно понравится.
- Откуда ты знаешь, что мне понравится?
- Она в твоем стиле.
- В моем стиле?
- Да. Развязном.
- Развязном? Ты считаешь меня развязным?
И если это не ухмылка в голосе Пака, то он, Курт, готов съесть грязные носки Хадсона. Нет, серьезно.
- Да, я считаю тебя развязным, а еще грубым, хамским и отвратительным. И, пожалуйста, перестань переспрашивать как последний даун. Раздражает.
Впрочем, Ноа (Господи, имя-то, вы слышали, имя-то? Не имя - музыка! И почему досталось оно этому неандертальцу?) уже погрузился в текст, так что искрометная претензия Курта осталась проигнорированной.
- Окей. – соглашается Пак, возвращая ему лист. – Я согласен это петь.
- Еще бы ты не согласен. – заносчиво хмыкает Курт, собирая листы в стопку. Но, если честно, он даже немного горд собой: почему-то непременно казалось, что Пакерман скривит недовольную рожу лица и будет отфыркиваться с видом полнейшего презрения и нежелания «петь песню с геем». – А теперь давай репетировать. Так уж и быть, я подыграю тебе на пианино, пока ты будешь давить из себя то, что сам наивно называешь голосом.
Тычок в почки оказался весьма ощутимым.
*
А послезавтра внезапно назрели выходные.
Мистер Шустер, у которого возникли проблемы со многими дуэтами (а уж если на самом деле, то полностью беспроблемными оказались только Сэм и Финн), согласился отложить выступления до вторника. Так как прорепетировать им с Паком удалось всего один раз, Курту пришлось целый день шататься за ним в пятницу, что бы уговорить не ходить в выходные на какую-то вечеринку, а встретиться и придумать номер.
«Почему обязательно номер?» - мрачно отпирался Пак, когда Курт наконец поймал его в мужском туалете: «Мы не можем просто выйти и тупо спеть?».
Но в чем в чем, а вот зацикленности на том, что ему нужно, Курту хватало всегда.
Поэтому кто в этом неравном бою победил, вопросов не возникало.
*
- Вообще-то я изначально был против этого. – предупреждает Пак, входя в дом. Курт машет рукой, мол, знаем-знаем, и захлопывает за ним дверь.
На удивление Пакермана здесь все… обычно. Ну, никаких розовых диванов с маленькими чихуа-хуа, обоев в сердечко, постеров из PlayGirl и прочей обязательной гейской атрибутики. На вопрос, куда Курт это все спрятал, тот смотрит на него, как Сантана смотрит на Бриттани в момент очередной несусветной глупости.
- Это все ваши древние стереотипы. Прости уж, что разочаровал.
Они проходят на кухню (в комнату Курта Пак отказался идти наотрез), Курт приносит магнитофон, и они успевают даже несколько раз прогнать танец, прежде чем случается ЭТО.
Пак замечает на полке вафельницу.
Полную вафель.
И, черт бы его побрал – но он так давно их не ел!
И тогда Курту впервые в жизни приходится столкнуться с профессиональным щенячьим взглядом Ноа Пакермана.
- Не смотри на меня так. Абсолютно не Уизлевский взгляд. И, ты… - и у него такой вид, будто он ослышался. – Ты хочешь вафлей?
- Именно. Или я по-китайски сказал? И что еще за взгляд?
Курт выглядит удивленным. Впрочем, он не Арти, и не наслышан от Пака о прелестях жизни в исправительной колонии, так что его удивление понятно.
- Тогда прервемся. – Хаммел игнорирует встречный вопрос и пожимает плечами. - И, если ты уж захотел вафель… Как ты относишься к шоколаду, Пакерман?
По его словам, он прилично готовил. Пак, для которого кухня была таким же мистическим местом, как какой-нибудь Ведьмин круг для индейцев майа, просто сидел на стуле, позволяя Курту ковыряться в каких-то баночках и веря ему на слово. Во всяком случае, этот женоподобный парень смотрелся среди всех этих кастрюлек и сковородок удивительно органично.
Так что, когда перед ним поставили нечто вроде маленькой кострюли, наполненной шоколадом, да еще и подогреваемой изнутри свечой, он не слишком удивился. Но Курт, расставляющий на столе фрукты и вафли, все же пояснил:
- Это мой самодельный какелон. Элен понравился шоколадный фондю, так что пришлось покорпеть.
- Я не понял ничего из того, что ты сказал.
- Это и не важно. Просто макай это все в шоколад, ешь и не забивай свою неприспособленную к сложносочиненным предложениям голову сложными словами.
Курт улыбнулся так, будто сказал не гадость, а комплимент.
Но Ноа решил-таки последовать его совету.
- Чувак, ты же понимаешь, что я все это съем? – указывая на коробку с вафлями, поинтересовался он. Курт ухмыльнулся.
- Еще бы.
Оказывается, с ним было можно поговорить. Когда Курт не старался казаться кем-то, кем он не был, не выделывался и не старался заговорить о моде, то он становился нормальным… ну ладно, с заскоками, но все же нормальным чуваком. Во всяком случае, у него было классное чувство юмора, а еще он все же объяснил Паку, что такое «фондю», «какелон», рассказал, что готовить на отца и на Финна, когда тот приходит в гости – особый вид садизма, потому что желудки у них просто бездонные. Пак тоже что-то рассказывал – но в основном он ржал над рожами Курта, когда тот изображал их очередного одноклассника, поэтому, если бы его спросили, что особенного он запомнил из той беседы, то он ответил бы «смех».
А еще спокойствие. И ощущение комфорта – совершенно неожиданное такое ощущение. Потому что давно ему уже не было уютно так, как на этой кухне, поедая вафли с шоколадом и слушая очередную историю про ляпнувших что-то на уроке Бриттани или Финна.
- Ты как ребенок. – улыбается Курт.
Ноа одергивает себя, когда обнаруживает, что пялится на его губы. Это все из-за того, что они будто блеском намазаны – не бывает ж такого цвета.
- А что такое? – после заминки, смаргивая наваждение, подозрительно спрашивает Пак.
- Да ты себя видел? Весь в шоколаде. Я сейчас дам тебе полотенце, лицо вытрешь.
Курт качает головой, вставая со стула, и подходя к полке. Пак, пожимая плечами, продолжает уписывать вафли с шоколадом за обе щеки – успевая закусывать все это виноградом. Курт все продолжает возиться, и на очередное «Да что ты будешь с этим делать», Пак оборачивается.
Ох, зря он это сделал.
Полотенце было заткнуто на верхнюю полку, а Курт, как известно, Коллосом Родосским никогда не был – и теперь, привстав на мысочки, тянулся изо всех сил, почти дотягиваясь до края полотенца.
Но дело-то было не в этом.
Эти ужасные узкие джинсы, которые, того и гляди, грозились съехать с бедер Хаммела куда-нибудь к чертовой матери, и эта чертова короткая футболка.
Пак не знал почему, но этот изгиб поясницы, и выгнутая спина, и виднеющаяся впадинка между ягодицами – все это шибануло его, будто током. Самым высоким разрядом. Как в детских мультфильмах, что смотрит его сестра, когда персонажа прошибает и становится виден его скелет – да, именно.
Так ощущал себя Пак, застыв с вафлей у рта, и неотрывно глядя на открывавшийся перед ним вид. Спины парня. Боги.
*
Пак вылетел из его дома настолько быстро, будто его там и не было. Курт успел только достать полотенце и с изумлением наблюдать, как тот вылетает в дверь, крикнув на прощание что-то о срочных делах.
«Что за чертовщина такая?»
*
С самого начала всё шло отвратительно.
На следующий день, после нескольких гневных сообщений на фэйсбуке, Пак, скрипя сердцем, снова сидит на кухне у Хаммела. Он чувствует себя ненормальным самоубийцей, и все время отгоняет от себя видение спины Курта.
Потому что как только воспоминание, запертое в самых дальних уголках головы, всплывает, фантазия тут же подкидывает ему пару-тройку картинок, как эта самая спина могла бы выгибаться еще больше.
Поэтому он настороженно смотрит на Курта, пока тот пытается повторить с ним, как они выходят, и что делают во время первого куплета. Все, что тот говорит, проносится мимо ушей: настолько Пак напряжен.
Когда он несколько раз повторяет одну и ту же строчку, даже не глядя в текст, Хаммел не выдерживает.
- Так. Остановимся на минутку. – он щелкает кнопкой на магнитофоне. Пак внимательно следит за его руками, даже не обращая внимания на слова. – Эй, ты меня слушаешь вообще?
- А? Да, что?
- Что с тобой? Вчера выскочил из моего дома так, будто его объявили местом заражения сибирской язвы, сегодня даже двух слов связать не можешь. – Курт недовольно поджимает губы.
Его лицо очень… женственно. Аккуратные черты, выразительные глаза, абсолютно женские губы – даже если бы этот парень нормально одевался, нормально себя вел, играл в футбол или там занимался боксом, шпынял ботаников , трахал девочек из команды поддержки, Пак бы все равно не поверил, что с таким лицом, с таким гребанным чувственным ртом можно быть натуралом.
Уф. О чем он думает?
Курта интересовало тоже самое:
- Ты в трансе? Пакерман, ау?
- Я… - Пак откидывается на спинку стула. Он выглядит, будто обиженный ребенок. – Отвали.
- Просто верх высокоинтеллектуальности.
- Прервемся.
- Как пожелаете. – всплескивает руками Курт.
Несколько секунд они с Паком сверлят друг друга взглядом: в конце концов, чувствуя, что если он сейчас не прекратит упрямиться, то кое-кому не будет трудно найти ближайший мусорный бак и показать все его прелести ему, Курту, Хаммел вздыхает и спрашивает:
-Кофе будешь?
Вы когда-нибудь слышали о законе Мёрфи?
Нет?
Ну, ничего. Вам с удовольствием поведает о нём Ноа Пакерман, правда, даже не подозревая о том, что до него этот закон уже открыл кто-то другой:
«Если какая-нибудь неприятность может произойти, она случиться.»
К чему бы это, да? Впрочем, если проникнуться ситуацией Пака, то, возможно, можно будет понять, как такая мысль вообще залетела ему в голову.
Всё началось тогда, когда Пак, поддаваясь влиянию раскрепощенного поведения Курта, расслабился и перестал думать о… о том, о чем думал. Ему действительно здесь нравилось. Здесь – в этой компании, где можно было есть столько вафлей, сколько захочется, спрашивать нелепые вопросы, на которые у его дружбанов-футболистов никогда не найдется ответов, и выслушивать нотации Курта о том, что такие джинсковки, как у него – уже не модно. Это было легко.
До того момента, как Пак не опрокинул свой кофе на Курта.
Тот зашипел от боли, вскакивая на ноги и отдергивая от себя облитый край рубашки.
- Твою… Пакерман, а еще неуклюжее ты быть не можешь? – сквозь зубы простонал он, быстро расстегивая пуговицы и отворачиваясь к раковине. – Это же Prada! Ты понимаешь, что такое Prada, а?
- А ты, обжегшись, думаешь только о тряпках? Баба!
Курт, засовывая рубашку под воду, только отмахнулся:
- Лучше принеси отбеливатель. Налево по коридору, в ванной, на нижней полке.
Пак, который вскочил на ноги сразу после того, как опрокинул чашку, кивнул и отправился на поиски. Впрочем, искомое находилось в точности там, где сказал Курт, так что и вернулся он быстро.
- Держи.
- Угу. – промычал Курт, не оборачиваясь, и схватил протянутую бутылку.
Пак перевел дух.
Вроде, все было в порядке – и с Хаммелом, и с рубашкой, иначе первый уже бы закатил масштабную истерику. Хотя насчет него самого…
- Повернись.
- Зачем еще?
- Ты наверняка обжегся, придурок.
Курт закатил глаза.
- Сам придурок. Подождет. Ты видишь, у меня тут срочная реанимация?
- Это всего лишь тряпье. Поворачивайся, чувак.
- Это не…
Пак никогда не любил долго пререкаться. Вообще-то, если собеседник отказывался делать то, что он говорил, то обычно получал в бубен – но Ноа справедливо рассчитал, что это немного не тот случай. Поэтому он просто развернул Хаммела к себе – благо, тот был ниже, меньше и уже в плечах.
- Пакерман, если я сказал, что в порядке, это значит… Ай!
Пак, держа отбрыкивающегося Курта одной рукой за плечо, второй дотронулся до покрасневшего бока. Судя по всему, ожог был слабым, но что-нибудь холодное приложить было надо.
- Всё, ладно, ладно, заканчивай свои неудачные попытки меня прикончить, Пак!
- Ты…
Он замер.
Это было… Ох. Такое же чувство он испытал, когда пьяная Квинн сняла перед ним блузку – в тот самый раз, из которого получилось, ну, все в курсе. Но это была Квинн, и это было нормально.
А сейчас перед ним стоял опешивший Курт Хаммел, которого он, Ноа Пакерман, беззастенчиво лапал.
Детали врезались в память отчетливо и ярко, словно кадры из фильма: капли брызнувшей из крана воды, стекающие по груди Курта. Мягкая кожа под рукой. Выхоленные пальцы с аккуратными ногтями, сжимающие его запястье. Изгиб шеи, к которому хочется прикоснуться губами.
О. Милостивый. Иисус.
Пак отшатывается от Курта с таким потерянным видом, будто он только что осознал, что-то очень отвратительно важное.
Он хочет Хаммела.
- Пак, что…
- Я пошел. – он вылетает в коридор и, схватив куртку, громко хлопает за собой входной дверью.
Курт остается в изумленном одиночестве.
*
Стандартный утренний ритуал с мусорным баком сегодня выполняли Чампел и Браун, Пак даже не появился.
И это было странным: сколько Курт помнил утра в этой школе, возглавлял всю эту банду именно Пакерман.
«Что-то не так.» - думал он, вылезая из мусорки. Эти же мысли занимали его голову первые два урока. Он даже рассеянно слушал Мерседес, которая рассказывала, о том, какие ей понравились платья из нового Vouge, и про какие-то её проблемы с "блондиночкой".
"Надо найти его и спросить, что тогда произошло" - решает он, на автомате кивая на какую-то реплику Мерседес.
Курт видит его в коридоре, стоящего с недовольной миной недалеко от Финна и Рейчел. Хаммелу сейчас плевать на последних. «Просто подойти и спросить насчет номера. Просто подойти и спросить.» - твердит себе он, быстрым шагом направляясь к нужному ирокезу.
- Пак, привет. – он улыбнулся. – Ты знаешь, у тебя появилась странная привычка выскакивать из моего дома, и, в результате, мы так и не отрепети…
- Финн, сколько тебя можно ждать? – Ноа демонстративно отворачивается. Курт замирает с зажатыми в руке листами и открытым ртом. Что происходит?
- Пак?
- Хадсон, блядь!
Финн, наконец, отрывается от Рейчел, и, глупо улыбаясь, не менее глупо машет ей, уходящей по коридору. И Курт даже не чувствует обычного горького осадка, возникающего у него после подобных сцен. Только глухое, нарастающее раздражение: совершенно на другого человека.
- Пошли. – Ноа хватает Финна за локоть и уволакивает в сторону мужских раздевалок. Ни разу не взглянув на Курта.
Хаммел ничего не понимает. Он настолько озадачен, настолько… нет, нет, конечно же не обижен, гиблое это дело – обижаться на Пакермана, он раздражен. Настолько, что даже забывает возмутиться, когда в следующий момент получает очередной тычок в плечо от Дэйва. Он просто откидывается на шкафчики, прижимая к себе папку с листами, и потерянно глядит в одну точку.
Хочется ругаться неприличными словами. И долбануть Пакермана по голове. Бейсбольной битой, к примеру. А самый лучший выход – круцио. Долгое и мучительное.
На следующий день происходит ровно тоже самое. Пак игнорирует его так успешно, будто Курт стал пустым местом – все попытки выцепить его на переменах кончались крахом и очень неприятным осадком.
Что он ему сделал?
Даже до того, как Пакерман вступил в хоровой клуб, он не вел себя… так. Конечно, Курт понимал, что с одной стороны ничего не теряет, а кое в чем даже приобретает, но. Но. Здесь точно было какое-то «но». То самое, которое заставляло Курта, выходя в коридор, заходя в столовую, или идя по парковке, первым делом выискивать злосчастный ирокез злосчастного идиота.
Катаклизм, которого он ожидал с затаенным страхом, происходит именно там, где и должен был.
На уроке хора, конечно же.
- Мистер Шу. – Пак поднимает руку. Курт слегка поворачивает голову. Что этот горилла собирается говорить?
- Рейчел, пожалуйста, мы не… Да, Пак?
- Я хотел предупредить вас. Это насчет дуэтных номеров.
Он выглядит совершенно нормальным. Не пьяным, не взбешенным. Обычный Пак.
- Да?
- Я отказываюсь петь с ним. – Пак небрежно кивает в сторону Курта. – Так что я не буду участвовать.
В классе на несколько мгновений воцаряется неприятная, тяжелая тишина. Шустер выглядит удивленным. На лице Пака нет никаких эмоций.
А Курт… Курт чувствует себя так, будто его ударили.
Ни в одном самом захудалом флаффе не бывает таких отвратительных сцен.
Первой взрывается Мерседес:
- Слушай, я конечно понимаю, что ты крутой и все такое, но может объяснишь-ка нам: какого черта?
- Ладно, ладно, Мерседес, успокойся. – Шустер благодарно кивает Майку, который почти силой усаживает девушку на место. – Пак, расскажешь, в чем дело?
- Не в чем. Просто не хочу с ним петь. Я предпочел бы вообще не видеть его рожу, но, к сожалению, мы в одном клубе. – Ноа смотрит куда-то на ботинки Уилла. – И, по моему, это было ясно еще с тех пор, как мыс ребятами сюда вступили.
- Пак…
- Так что если вы собираетесь читать мне нотации, то можете даже не начинать. Бесполезно.
*
- Чувак, что за хрень? – ловит его в холле Финн. Позади него маячит Сэм, которого, видимо, тоже интересует этот животрепещущий вопрос. «Этот большеротый вообще подозрительно удачно вписался в клуб неудачников» - со внезапной злостью отмечает Пак. Как будто Финн не рассказывал ему, как на этого смазливого блондинчика имел виды Хаммел – и дуэт ему предлагал спеть, и не отрицал, что нравится… Тьфу.
- Еще и ты? – кривится Ноа. – Я что, там непонятно сказал?
- Для меня – нет. – хмурится Финн. – Ты знаешь, может, я и не могу ничего поделать с тем, что вы бросаете его в мусор, но пренебрегать им настолько… настолько… Черт, чувак, мы же вроде решили, что в пределах хора то, что Курт… То, какая у Курта…
Сэм, облокачиваясь на шкафчики, удивленно приподнимает брови и перебивает:
- Так это только потому, что Курт гей?
Пак закатывает глаза. Он не будет им объяснять. Финн, конечно, его лучший друг, но всю эту херню он переживет сам. И, может быть, поржет над этим, когда это всё станет лишь плохим воспоминанием.
- Пак, я думал, хор изменил тебя. Что ты стал толе… толера…
Пока Хадсон силится вспомнить слово, Сэм интересуется:
- По тому, как ты себя вел раньше, я думал, тебе плевать.
Ему плевать на ориентацию Курта, да. А не на свою.
- Сам-то с ним не спел. – огрызается Ноа, сверля Эванса взглядом.
- Я действительно был не против. Он сам разрешил мне выбирать, а мне начала нравится Квинн, и я подумал: вот он, мой шанс, спасибо, приятель. – Сэм улыбается так, будто вспоминает нечто хорошее. Черт знает почему, но Пака это выбешивает так, что у него сводит зубы. – А то, что Курт гей, меня как-то вообще не трогает.
- Ага. – мрачно подтверждает Финн. – Я же его предупреждал. Но он все равно получил коктейлем в морду.
- Да ладно. Какая разница, кто кого любит? Лично для меня это совершенно не принципиально.
Сэм выглядит уверенным в своих словах. Да и Пак никогда не замечал, что бы он чувствовал себя рядом с Куртом… неловко.
- Курт хороший парень. И одевается хорошо – ну, так Квинн говорит, я предпочитаю что-нибудь попроще, конечно. Он остроумный, и с ним интересно поговорить. – Финн кивает, молча и как-то обреченно соглашаясь. Видимо, за время совместного проживания он не раз испытывал остроумие Хаммела на своей шкуре. – Так что мне совершенно все равно, с кем он там спит: с девушками, с парнями, с эльфами, на’ви, какая разница? Мне нравится с ним общаться. Так что пусть наши хоккеисты остаются при своем мнении, я останусь при своем… Пак?
- Ага. – Ноа выглядит уставшим. Уставшим – а еще задумчивым, что для него несвойственно, и погруженным в самого себя. – Пойду, прогуляю пару уроков. А то теряю форму.
- Как ты думаешь, что между ними произошло? – спрашивает Финн у Сэма, когда они возвращаются в класс.
Тот в ответ усмехается, и это почему-то кажется Хадсону многозначительным.
*
Тина смотрит на него с теплым сочувствием.
- Эй, я привык. Всё нормально. – отвечает на невысказанный вопрос Курт, поджимая губы.
Мерседес, стоящая рядом, возмущенно фыркает:
- Нормально? Курт, да ты видел свое лицо? Когда ты пускаешь слезу, все женщины мира рыдают, ты в курсе?
Хаммел улыбается, чувствуя на плече руку подруги. Улыбаться тяжело, но он старается.
- Ну ладно. – утирает глаза. - Я чувствую себя... оплеванным. Или преданным. Или униженным - ну, больше чем обычно.
- Что произошло?
- Ничего. Абсолютно. Когда мы репетировали последний раз, он пролил на меня кофе, - Курт пожал плечами вспоминая сцену, с которой всё началось. – И убежал. И всё. Дальше пошел этот непонятный фарс.
Они помолчали. Парни были странными – непонятными и нелогичными, а из всех стоящих сейчас в коридоре, только у Тины был бойфренд. Может, именно поэтому, она первая и предложила:
- Поговори с ним. Вдруг, ты его неправильно понял, или еще что-нибудь в этом роде. Или он тебя. Или… Ну, в общем, вам стоит объясниться с глазу на глаз.
- Думаешь, он не съест меня живьем? – Курт смотрит на неё с сомнением.
Тина улыбается:
- Уверен, что ты такой вкусный?
- Как ванильный бисквит~
Он находит его в любимом классе школьных парочек: там, где висят все эти глупые планеты и созвездия.
Пак развалился на парте и бесцельно сверлил взглядом Юпитер так, будто тот нанес ему личное оскорбление.
- Вот ты где. Пак, слушай, о том, что…
- О, нет. - глухо простонал тот, прикрывая глаза. - Только не ты. Иисус, чувак, я же просил.
- Ты можешь объяснить, поче…
- Ты можешь убраться отсюда?
- Что с тобой происходит?! Ты уже два дня ведешь себя, как редкостное... - Курт слишком хорошо воспитан, что бы ругаться, но тут даже он не выдержал. - ... Как, как редкостный мудак, Пакерман.
- Ага. А теперь свали.
- Да какого черта? - Курт всплеснул руками, подходя ближе. - В чем твоя проблема, а? Мы не так плохо общались, что бы теперь ты был такой отвратительной свиньей.
- Отвали.
- Пак...
- Я сказал - грубо отрезал Пак. - тебе отвалить. Ты достал меня своими нотациями, и я тебе не твоя чернокожая пышка, что бы выслушивать весь тот бред, что взбредет тебе в голову. Меня не интересуют твои дела. Катись.
- Да что я такого сделал?! - повысил тон Курт.
- Появился в этой гребанной школе!
- Ты... ты... Господи боже мой, да ты просто...
- Ты еще зареви здесь. - процедил Ноа. Когда Хаммел начинал говорить таким тоном, или поджимать дрожащие губы, ему всегда было неуютно. Даже когда дело касалось вообще какой-то посторонней фигни, это заставляло его чувстовать себя... виноватым?
- Ты не Пакерман! - взорвался Курт, пиная ножку парты, на которой лежал парень. - Ты Пакман! Ты жрешь мои мозги этим своим идиотизмом!
Пак молчит.
- Если тебе есть что сказать, то, твою мать, просто скажи это!
В звенящей тишине - только собственное тяжелое судорожное дыхание.
Планеты раскачиваются над головой.
Пакерман молчит.
Это значит - нечего сказать?
Это значит - пошел ты на хер, Хаммел?
- Ну и пожалуйста. - сдуваясь, будто воздушный шарик, с надрывом произносит Курт. - Больно было надо.
Он разворачивается и направляется прямиком к двери.
Этот Ноа Пакерман - полностью безнадежен. Как ты Курт, мог хоть на секунду подумать, что этот парень может быть нормальным? Тот, что несколько лет подряд, день за днем, запихивает тебя в мусорный бак, закидывает сгнившими помидорами по пути домой, запирает тебя в туалете и кладовках, отравляет всё твое существование?
Курт сглатывает режущий комок в горле, вспоминая Пака с вымазанным в шоколаде лицом, и пытается утереть будто назло выступающие слезы.
Ты просто идиот.
Ты ошибся, Хаммел.
Ты...
- Ты куда собрался? - спрашивает Пак.
Курт на секунду останавливается, и, почти справившись с голосом, отвечает:
- Подальше от тебя.
- Ладно, ладно. Я понял. - он вздыхает так устало, будто на него свалились сразу все проблемы мировой экономики. - Я поступил плохо и обидел принцессу. Меня нужно лишить сладкого и сказок на ночь.
Курт чувствует, как снова подступает раздражение.
- Да пошел т...
- А теперь подойди сюда.
Слова застревают у него в горле. Он не оборачивается, но слегка поворачивает голову:
- За-зачем?
- Просто подойди сюда, чувак, а?
Хаммел чувствует себя последним придурком - слабовольным и бесхарактерным - но все же медленно подходит к парте, где Ноа приподнялся на локтях и терпеливо ждет. И взгляд у него - которые за эти несколько дней Курт встречает впервые - обреченно-нерешительный. Может, звучит и глупо, но по другому Курт никак не может его назвать.
Он старается быть спокойным, но все силы уходят на то, что бы лицо оставалось бесстрастным - поэтому голос неровный:
- У тебя есть для меня еще какие-нибудь ценные сведения о том, как я бесполезен для общества?
Пак вздыхает.
- Ладно. Ты знаешь, я не буду извиняться и все такое, и говорить, что я перегнул палку, и разоряться на прочие слюнявые банальности для размазни.
- Перегнул палку? Окей, Ноа Пакерман. - Курт кивает. - Если это было извинение, то его, конечно, не достаточно, но сейчас меня интересует другой вопрос. Что это было? Я что, позвонил тебе в полночь и назвал твою бабушку дурой? Убил любимого хомячка? Порвал автограф Сидана?
- Зидана. - пробормотал Ноа.
- В чем дело, Пак? Я, знаешь, я просто не могу понять.
И Курт выглядит настолько беспомощным, настолько болезненно непонимающим, и эти его чертовы голубые глаза, что Паку остается только открыть рот - и не знать, что сказать
- Ты... - он сжимает переносицу жестом человека с хронической головной болью. - Боже. Ты просто забей, а? Возвращаемся к нашим будням, идет?
- Забей. Будням. Ага. Великолепная идея, мистер Гениальность, просто отличная.
- А какого черта ты еще от меня хочешь?
- Мы же нормально общались, Пак. Почему ты не можешь просто отбросить все эти свои... - Курт делает неопределенный пас рукой. - ... штучки крутого мужика, которому нравится унижать других?
- В том то и дело! Мы не нормально общались. - Пак резко садится на парте и хватает Хаммела за плечо. Тут же, осекшись, смотрит на свою руку, как на пригретую на змее гадюку, и отдергивает её. - Мы не можем нормально общаться по определению. Ты - это ты. Просто школьный педик. И другим быть не можешь. А я - главный жеребец школы, сечешь? - и тон у него почти умоляющий. - Мне нравятся женщины. Взрослые женщины. С большими сиськами и упругой, сочной задницей.
Курт стискивает виски.
- Наш разговор потерял смысловую нить. Я не понял, причем сейчас здесь были твои женщины?
И смотрит на него. Прямо этими своими глазами.
Вот подстава.
Пак роняет голову на руки.
- Это бесполезно.
- Я вообще перестал что-либо понимать. Бесполезно что?
- Всё. - вздыхает он.
- И мы оставим всё так, как есть?
- Не знаю. Я уже вообще ни черта не знаю. – он мученически вздыхает. - Всё это слишком сложно для меня. Хочу домой. К маме.
Хаммел долю секунды смотрит на него с удивлением, а потом неожиданно - как для Пака, так и для самого себя - смеется. Нет, не так: ржет. Ржет как лошадь, как не должны смеятся приличные девушки, и как всегда заливается его отец над еженедельным комедийным шоу.
Он ржет, ухватившись за край парты, и почти согнувшись от смеха. Так, что изумленному Паку остается только созерцать его трясущуюся спину.
- Эй. Здесь нет ничего смешного.
- Аг-га. Ну конеч-чно. - парень поворачивается к нему лицом. Так близко, что Ноа может рассмотреть свое отражение в выступивших от смеха слезах.
Внутри все как-то... переворачивается.
- Господи. - Отсмеявшись, Курт присаживается рядом с ним на парту. - Знаешь, кажется, я все-таки был прав.
Пак качает головой, но все же спрашивает:
- И в чем же?
- Снаружи ты, может, и большой сильный мужик, но вот внутри ты, - он насмешливо улыбается. - капризный ребенок-сладкоежка.
- Чего? - возмущается Пакерман.
- И не спорь: это я, Курт Хаммел, тебе говорю, значит, так оно и есть.
- Я не ребенок.
- Ага.
- Черт, да я самый крутой перец этой школы, что за фигню ты мне паришь?
- Пойду, куплю тебе погремушку. - Курт не может сдержать улыбку, соскальзывая с парты, и поднимая брошенную сумку. – А если серьезно: разберись со своими проблемами. Может, после этого мы сможем нормально общаться.
Он не должен уходить.
Может, у Пака и отвратительные оценки, может, он настолько глуп, что бы ограбить банк и способен выучить только "Буенас ночес" после двух лет испанского, но уж нет. Нет, он не собирается быть глупым и сейчас.
Так что он перехватывает Курта за локоть:
- Я не ребенок. - и тон у него на удивление серьезен. - Дети таким не занимаются.
- Каким таки...
Все детско-взрослые проблемы резко отходят на задний план.
Потому что Пак целует его.
Нет, черт возьми, не так:
ПАК ЦЕЛУЕТ ЕГО.
И Курт - чисто инстинктивно, конечно, господи, а как же еще - приоткрывает рот, впуская в себя его язык.
И это, это настолько... Курту срочно не хватает прилагательных. Пусть у него и не богатый опыт в поцелуях, но он никогда не думал, что Ноа Пакерман может целоваться так.
Настолько нежно.
Язык Пака скользит плавно по его небу, а рука обхватывает его затылок, и Хаммелу даже наплевать на то, что будет с его прической. И запах одеколона, который Курт уже обожает, и его дыхание, и губы, почему-то расплывшиеся в улыбке - все это сплетается в настолько головокружительный коктейль, что Курт вцепляется в плечи Ноа, потому что не доверяет внезапно ослабевшим ногам.
Ох, к черту Поттера, если Уизли, оказывается, так охуительно целуется.
Когда они наконец отрываются друг от друга, Курту кажется, что его дикое сердцебиение слышно на милю вокруг.
- Что… что вот это сейчас было? А?
- Какая разница? – Пак ухмыляется своей фирменной плейбойской ухмылкой, от которой почти у всех девушек школы сносит крышу. И Курт, как он сам только что обнаружил опытным путем, - ни разу не исключение.
Ноа притягивает его к себе на парту, ближе, еще ближе, что бы между телами вряд ли бы можно было просунуть руку.
- Это важно. – говорит внезапно охрипшим голосом Курт. – Ты натуральнее любого натурального натурала. Был.
- Ты же сам считаешь себя девушкой, нет?… - выдыхает ему в губы Пак, и Хаммел может поспорить, что улыбка у него хищная. – Так что оставим мне статус натурала.
- Что бы я там не считал, груди у меня нет, зато есть кое-что другое. И это с возрастом не проходит.
- Всё равно.
- Пак, лучше тебе подумать, прежде чем…
- Ты можешь заткнуться и просто поцеловать меня уже? – выгибает бровь Ноа, перебивая куртовский лепет.
Хаммел тут же следует его совету, и, ощущая, как руки Пака пробираются ему под футболку, думает о том, что, может. не все флаффы так уж и безнадежны.
Потом Пак будет шептать много разной чуши – и о том, как Курту чертовски шла форма команды поддержки, и о том, что он напяливает на себя слишком много одежды, и о том, что бы не подходил к Сэму ближе, чем на метр, и о многом разном другом, не обращая внимания на слабые протесты со стороны тающего Хаммела.
«Ну и ладно. Если что – я предупреждал».
***
Несколько дней спустя.
- Курт, к тебе пришли! Выйди, а то я не знаю, пускать мне этого громилу в дом, или сразу вызывать полицию!
Курт прячет улыбку и закрывает вкладку браузера с мелькнувшим пейрингом Рон Уизли/Драко Малфой.
Виртуальный флафф подождет.
Настало время его собственного.
фандом: ориджинал
ахтунг: упоминание слеша, фемслеша
пейринг: кицуи/сато
автор: маркиз
примечание: написан на HBD охуительнойзамечательной girlfriend. концепция начала спизжена у элтанг.
гоВот как это бывает, подумала я, просыпаясь от того, что ноги неприятно и зябко обдуло сквозняком. Когда мое одеяло успело стать мне мало? Вот как это бывает.
Окно над кроватью, видимо, осталось открытым: иначе в моем теплолюбивом пылесборнике никогда бы не стоял такой дубак. Вот Рюуу, он любил прохладу, и с ним окна всегда были нараспашку. Вот как раз сейчас, пытаясь запихнуть излишне длинные ноги под излишне короткое одеяло, думаю, что не так уж и плохо, что мы не успели съехаться. А то мороки сколько. «Как у тебя духота, открой окно» - фраза, которая олицетворяется у меня только с ним.
А, ну еще «Почему ты так не любишь Мисаки?». Тоже про него.
Ладно, опустим.
Но, черт возьми, почему такой холод? И где моё шерстяное шотландское одеяло, подаренное сестрой на черт-знает-какой день рождения, и которое я не выкинула лишь из-за прелестных шерстяных кисточек. Все таки, у неё нет вкуса.
Вот как это бывает, подумала я, раздирая один глаз. Ссохшуюся косметику я чувствовала каждой порой, но для того, что бы смыть то, что осталось на лице после подушки, нужно, по крайней мере, встать с кровати.
Я медленно, сонно повернулась.
Вот как это бывает, подумала я, с интересом рассматривая холм на кровати по соседству. Холм из моего безвкусного шотландского одеяла. Видна только красная макушка.
Красных у меня еще не было.
Нет, ну Рен, конечно, может считаться – номинально, букетно-конфетный период там, ля-ля, но с коллегами я не сплю. Больше не сплю. Ладно бы, был бы босс нормальный, но разве при Реичи отлучишься с рабочего места, что бы сбегать в отдел логистов и просидеть там остаток дня? То-то же. В курилку и обратно.
Ну, Рюуу тоже нельзя считать красным. Хотя ему, думаю, пошло бы.
Отвлекаюсь от мыслей о Рюуу. Пусть этот лентяй просиживает свою холодную задницу где-нибудь в другом месте – со своим белобрысым дружком, тощим, как стрекозиный лом. Пусть.
И у Юки тоже был… есть. У Юки тоже явно другой цвет волос.
- Блядь.
Вот как это бывает, просыпаешься в постели не один, и сказать-то ничего не можешь, потому что не помнишь. Не помнишь. Не помнишь?
Ах да, где я его подцепила-то?
И как он здесь оказался?
Вот как это бывает, - еще раз подумала я и лениво потянула за край одеяла завернутого с головой незнакомца. Незнакомец пробормотал низким альтом что-то матерное, поморщился, поелозил, отмахиваясь, и открыл глаза. Глаза оказались цвета мокрого сланца, брови в ниточку, все такое аккуратное и маленькое. Боже милосердный, куда я только смотрела?
- Доброе утро, - сказал он низким хриплым голосом, и приподнялся на локте, заглядывая мне в лицо. – Как спалось, детка? И чего это у тебя так душно?
Он встает, точнее, с легкостью поднимает свою птичью головку с подушки (а в моей тяжелыми молотками бьют в набат, аспирина мне, доктор хаус), и откидывает одеяло. Потом вновь поворачивается лицом.
А я все сижу и пялюсь, как идиотка. Юки бы сейчас поржал.
Черты лица смазливые и острые, как у чертовой хищной птицы, ну, или воробушка, на крайний случай. Губы обветрены, подбородок маленький, лицо не наше вообще. Иностранец? Женоподобный иностранец? Почему мне на них везет?
А потом он встает.
Худенькая, щуплая. Маленькая, что пиздец.
Никак баба.
Господи ты боже мой.
Смотрит на меня своими серыми такими глазами, смотрит радостно, с удовольствием, как-то еще смотрит, мне не до этого сейчас. Мне нужно много кофеина, что бы осознать некий пат, я бы сказала, насмешку судьбы, и вообще: лучше бы это оказался Юки.
- Открой второе окно. – морщится она, потрясая красными волосами, короткими, прикрывающими уши с галереей всевозможных сережек. – Жарко.
Я молча разглядываю её, мелко вздрагивая от утреннего озноба. За пеленой морфеевской страны, к вещему сожалению мною покинутой, я пытаюсь разглядеть хоть какую-то хронологию событий. Получается, честно говоря, хреново.
Вот здание офиса, прощальная улыбка Рена, усталое «До свидание» регистраторши, улица, бесконечные улицы Токасимы и дождь. Дождь, мелькающий фоном на протяжении всей пленки, никак не помогает. Только с толку сбивает.
Вот дешевое вьетнамское кафе, куда упирается вечер памяти, дрянная бутылка виски и похабная улыбочка официанта, поехавшие колготки и звонок брата. Его голос, голос его нового сногсшибательного дружка, с которым, он, по ходу, ни днем не ночью не расстается.
Да, голос брата, разговор о мелочах. Бутылка коньяка.
Как я попала домой? Не помню. Но, что еще важнее: как ОНА попала ко мне домой?
- Кто тебя впустил? – подала я наконец голос, пока она не стала считать меня немой. И сразу почувствовала пересохшее нёбо. Дряной коньяк. Дряной официант.
- Сама зашла. – она пожимает плечами и оглядывается. Нагота ее, похоже, ни чуть не смущает. Значит меня тоже. Наверное.
Впрочем, нет:
- Я надену вот это? – она тянет из под вороха вещей темно-синюю футболку. А, футболка Генри. Надо было её выбросить. Порвать в клочья. Изрезать в клочки и сжечь, что бы не осталось ни капли этой заразы у меня в доме.
Впрочем, дерьмо притягивает дерьмо.
- Надевай. – сиплю, сбрасывая ту малую часть одеяла, что была на мне. – Надевай, ищи свои вещи и проваливай.
- Как не гостеприимно.
Я вытаскиваю руку в сторону и нащупываю под кроватью старый, растянутый мужской халат из голубого атласа. Дорогая вещь. Была когда-то. Кажется, это Рюуу кто-то подарил на день рождение. А он приволок сюда. Всё тащил в дом, сорока хренова.
- И что? – блядь, у меня болит горло и голова. Нет, не так: у меня все болит. Надо было дойти до нормального магазина, merde, merde. Сука-официант.
И ты тоже отъебись уже, девочка птичка.
Странно, но, видимо, это не входит в её планы.
-Ничего не знаю. – объявляет она, натягивает Генриевскую футболку, которая доходит ей до колен, и разворачивается к выходу. – Я пошла делать кофе. Тебе наливать?
Сверлю её спину убийственным взглядом.
- Наливай.
С её уходом – пусть даже из комнаты, чувствую накатившее облегчение.
Вообще, это давно было последний раз – когда в этой берлоге бывал кто-нибудь. Ну, кроме Юки, но перед тем последним разом, когда я его выгнала, он забегал пожрать. Ну, и не только перед тем разом. Да уж, складывается ощущение, что он забегает только пожрать – ну, и за сексом.
Кривлюсь, вспоминая эту гниду, и принимаюсь искать штаны.
Интересно, куда пропала эта красноволосая девочка-птичка?
А, вот она: идет, спотыкаясь об разбросанные по квартире вещи. Комната наполняется вкусным запахом... Чая?
- Что за дом? – брезгливо морщится она. – Кофе я не нашла. Сливок тоже. Только остатки сахара и вшивый чай. Как ты здесь живешь?
На-а-адо же. Нашлась мне тут. Инспекторша.
- Не твое дело. – тяну руку за чашкой.
У неё такое выражение лица, что, сдается мне, чай спокойно мог перекочевать мне на голову. Она улыбалась.
Ох уж мне не нравится её улыбка.
- Итак, - со всем мировым спокойствием и цинизмом спрашиваю я. – Кто ты?
После неё остается приторный запах купленных в дешевом супермаркете шоколадных конфет и легкий аромат цитрусовых духов.
Я до полудня валяюсь в кровати.
Думать, говорить, размышлять, двигаться, чувствовать, что-то делать, куда-то идти – после неё невозможно. Она как губка с металлическими уголками – расцарапает всю кожу и впитает в себя все соки. После разговоров с ней чувствуешь себя… опустошенным.
Пустая голова.
Впервые за много месяцев.
Я упиваюсь этим ощущением – возможностью ни о чем не думать, возможностью прикрыть глаза и расслабить уставшее, изнывшее от холодов нашего города и этой комнаты тело.
Эй, это прямо как сеанс у психотерапевта.
Её улыбка.
Её низкий, звучный голос.
Это как…
Треканье телефонного звонка отвлекает меня от приятной пустоты в голове. Врывается в мой тихий сиюминутный мирок и рушит пространство и время.
Умрите, суки.
- Да? – и надеюсь, в моем голосе достаточно недовольства.
- Эй, малыш, я конечно всё понимаю – у тебя сладкий сон и все дела, но может, соизволишь явиться на работу?
- Эй, Шарль, как будет по-французки – иди на хуй?
- Может, спросишь у Реичи?
Как всегда, забываю, с кем имею дело. Каким бы мямлей в присутствии босса Филипп, зам начальника иностранного отдела, не был, остальным-то он мог языки и поотсекать…
… И даже сравнится по языкастости с девочкой-птичкой. Как её там?...
Сато.
Так, всё, что там болтает это блондин?
-… так что он требует отчеты немедленно. Через час тебя ждут в конференц-зале.
- Заебись.
- Посочувствуй себе сама. Ты это умеешь, mon ami. – фыркает он и отключается.
Чертов француз.
***
- А последний? – флегматично интересуется она, прикуривая очередную тяжелую сигарету. Только сегодня я заметила, как часто она курит.
- А последний… Последний оказался редкостным козлом. – пожимаю плечами. – Тебе еще налить?
- Давай. – у неё светло-серые глаза, такие… ну, дымчатые. Да, как дым её сигарет. Ресницы черные, коротенькие, густо накрашенные – а больше из косметики на лице ничего нет. Туфли на каблуках – и раритетные зауженные джинсы с высокой талией. Модные подтяжки от Prada – и заправленная в штаны обычная рубашка. Нарощенные ногти – и сухие, неухоженные руки.
Она вся – на противоположностях.
- Как там его звали?
- Кого?
- Последнего.
- А… Юки. Юки Сутэрэсу.
- Симпатичный?
- Еще бы. – я горько хмыкаю, отпивая из стакана с бренди. – Дерьма не держим, как говорится. Просто он оказался ублюдком, я оказалась ублюдком – в общем, слишком идеальное сочетание для того, что бы могли жить вместе и не убить друг друга.
- Веселая у тебя жизнь. А как Санго, с которым ты работаешь? Встречается уже с кем-нибудь?
Я вздыхаю.
И принимаюсь рассказывать.
Мы пьем крепкий бренди и запиваем не менее крепким кофе – да, она сходила и купила огромную банку. Мы курим и разговариваем о мужиках. О моих мужиках, которые уже давно перестали быть моими.
Не знаю, почему я это ей рассказываю.
Не знаю, почему слова льются из меня рекой и позволяют моей голове оставаться пустой – может, мне просто надо было выговориться?
Или это девочка-птичка?
Впрочем.
Не важно.
***
У моих каблуков есть одна пренеприятнейшая особенность – подворачиваться на скользкой кафельной плитке офиса. Бухгалтерская сводка эпично разлетаются ковром по полу, сама я – не менее эпично – падаю на руки Алларду.
Он чрезвычайно вежлив – даже сейчас, когда ловит меня, всю такую из себя эпичную, на руки. Широко распахнутыми глазами таращусь на него снизу вверх и вижу традиционную улыбку.
Что там птичка чирикала о парнях?
О-о-о нет.
Аллард, конечно, хорош собой, а за возможность посмотреть на него без одежды я бы отдала последнюю сотню долларов, но.
Когда встречаешь хороших мужиков, птичка, обязательно есть жирное и веское «но». В этот очередной раз оно состоит в том, что очередной классный мужик встречается ни с кем иным, - улыбочка! - как с моим братом.
Весело, не правда ли?
Поэтому я утомленно вздыхаю, бормочу благодарность и поднимаюсь на ноги. А Аллард в компании своей улыбки помогает собрать мне бумаги.
- Вы куда сейчас, Куроями-сан? – негромко спрашивает он, протягивая мне очередную стопку листов.
- В апартаменты диктатора.
- Начальника отдела?
- Больше у нас пока не водится.
Аллард улыбается. Ну да, говорят, его начальник та еще шишка и любитель поорать: у них статично четыре увольнения за сезон. У-у-у-ух, не хотела бы я там работать.
- Слышал, у вас новенький.
Приподнимаю бровь. Новенький? Ну и отлично. Может, Реичи уже переключится на него, и нам с Шарлем перестанут давать столько чертовых бумаг на дом. В конце концов, я же не виновата, что эта чертовка что-то подмешала в кофе, а Филипп… Филипп вообще никогда не виноват. Априори. Ну, по его словам.
- Не интересует. – пожимаю плечами я. В конце концов, не буду же я разговаривать о своих проблемах с… ним?
Аллард улыбается.
Тьфу ты.
***
- У тебя есть омерзительная привычка. – сообщаю я, устало оставляя документы в коридоре.
- Какая?
- Забираться в чужие квартиры без разрешения хозяев.
- А-а-а… Эта. – Сато щелкает зажигалкой и прикуривает. Огонек сигареты тускло мерцает на темной кухне.
- Не сиди в темноте.
- Ты мне мамочка?
Голос у неё усталый и злой.
Но вообще-то, минуточку, она так разговаривает со мной в моей квартире?
- Вообще-то я хотела, что бы ты заварила мне кофе. – раздражаюсь.
А вы попробуйте сохранить душевное равновесие, распрощавшись с тираном-боссом и придя домой, где вас ждет беспризорная психопатка. Чушь.
Ухожу в свою комнату, хлопая дверью. Лично меня ждет мягка кровать и крепкий, здоровый сон на все выходные, клянусь моей непутевой мамашей, да.
А вообще меня бесит эта…
Та-а-к, нет, Кицуи, так не пойдет. Вдох-выдох-вдох. Как там тебя учил онии-сан? Все эти людишки просто грязные черви… Так, нет, это явно не из той оперы.
Он никогда такого не говорит.
«Представь. Ты в воде. Она прозрачная, светло-голубого цвета, прохладная, обволакивающая тело. Почувствуй это. Кажется, это река. Ты должна чувствовать. Чувствовать её течение, чувствовать, как она смывает с тебя грязь и пот, усталость и злость. Есть только вода. Только ты и вода.»
Размеренный, спокойный голос брата убаюкивает. Я чувствую, как течение реки несет меня, уносит всё дальше и дальше по прозрачному потоку. Что-то спокойное, что-то мягкое обволакивает меня…
Сплю.
Просыпаться по субботам – счастье истинного лентяя. Одеваешь футболку бывшего парня… - Ой, или это Хаджиме? Почему этот придурок вечно расшвыривает свои вещи по моей квартире? - … впихиваешь ноги в тапочки и идешь на кухню пить чай и есть сухие гренки, потому что, как у истинного холостяка, у тебя в холодильнике мышь повеселилась.
Уже подходя к кухне чувствую, что-то не так.
На столе стоит банка с консервированными ананасами, банка кофе и булочки из соседнего супермаркета. На холодильнике ярко-красной помадой выведено:
«Дура».
Осознаю свою улыбку только тогда, когда дотрагиваюсь до лица.
И вправду, дура.
***
- А кем он работает?
- Адвокатом.
Всё воскресенье мы провели, не вылезая из постели. Синоптики не соврали, обещая холодные выходные – стоило вылезти из-под одеяла, даже за очередным термосом с чаем, как под кожу пробирались табуны мурашек.
Пили чай, кофе, ели дорогущие шоколадные конфеты, которые Сато приволокла неизвестно откуда, смотрели телевизор. Разговаривали.
Это, кажется, начинало входить в привычку.
- Ммм… расскажи об остальных братьях. – Сато облизывает испачканные шоколадом пальцы. Я откидываюсь на спину и уставляюсь в потрескавшийся от времени потолок.
Усмехаюсь.
- Ну, их несколько. Двое старших и трое младших.
Она свистит.
- Надо же. Никогда бы не подумала. Ну, и что они за люди?
И я начинаю рассказывать. О том, что умница Акира в этом году поступил в Токийский университет, о том, что нии-сан отхапал себе невъебенно потрясного мужика и это не честно, о том, что Хаджиме чуть не завалил сессию, о том, что уже очень давно не видела Джио, о том, что… Я много о чем ей рассказала. Еще одна отвратительная привычка. Столько лет молчала, отделываясь ухмылками, а какой-то бабе, прижимающейся ко мне под одеялом, взяла и всё выложила?... Что за бред, Господи, это уже ненормально.
Когда Сато засыпает, я продолжаю всматриваться в её детские черты.
Я рассказала ей всё.
И тут понимаю, что ничего, абсолютно ничего не знаю о ней.
***
- О. Нет. – я растягиваю губы в ухмылке. Понедельник – день тяжелый, но если нахамить начальнику всё становится красочнее.
Реичи смотрит на устало, а Филипп – как на врага народа, честное слово. Еще бы. Потому что если не я, то он – неизменный закон фирмы.
- Тебе так трудно просто провести его по кабинетам?
- Да. Именно. В точку.
- Кицуи.
- Да, шеф?
А самое классное то, что он ничего не может сделать.
- Пусть этим занимается Шарль.
«Я тебе займусь» - глазами обещает мне наш француз местного разлива из-за спины Соичиро.
Реичи поправляет очки. У него красивые глаза. К слову.
Интересно, я уже задавалась вопросом, почему все красивые мужики вокруг меня – геи? Да? Ну и что, это ведь правда.
В этот понедельник мне как-то плевать на его неудовольствие. В чем дело – в том, что я выспалась, или в том, что уходя на работу смогла съесть пригоревшей овсяной каши, или в том, что получила целомудренный поцелуй в щеку от отнюдь не целомудренной девочки-птики… Ну, не знаю. И думать не хочу.
У меня наконец-то все неплохо. Поэтому:
- Я вернусь к работе, шеф?
- Да, конечно. Иди.
***
- Ты сегодня в начищенных туфлях. – с удивлением отмечает Рюуу.
Надо же. Я как раз задумалась, с кем из всего офиса я бы меньше всего захотела оказаться запертой в застрявшем лифте, и по всем расчетам это получился именно он.
- А что, обычно они у меня в крови заляпаны? – приподнимаю бровь.
- Ну, когда мы с тобой обычно собирались на работу с утра и ты роняла на них кетчуп, то тебе было плевать.
Я сравниваю его подозрительным взглядом. Что, правда такое было? Да не может быть.
Впрочем, пока я пытаюсь вспомнить, действительно ли это имело место быть, или Рюуу решил приукрасить нашу с ним и без того яркую действительность, он уже опускался на пол лифта. И даже пригласительно постучал ладонью рядом с собой, засранец:
- Садись. Зная наших диспетчеров, мы не выберемся отсюда еще часа три, не меньше.
- У меня совещание.
- Как будто это когда либо что-то меняло.
Молча соглашаюсь с ним. В конце концов, у меня есть законная отмазка. Поэтому, не долго думая, плюхаюсь рядом с Санго на пол.
- Мисаки передавал тебе привет. – прерывая неловкую паузу, сообщает он.
- Ну да, конечно. Ври да не завирайся, Санго. – я рыщу по карманам в поисках сигарет. – Он всегда меня недолюбливал.
- Не «всегда», а только тогда, когда мы встречались.
- Ну да. Интересно, тогда почему тот блондинчик-официант из кафе все время относился ко мне нормально, даже тогда, когда мы с Юки были помолвлены?
- Какой блондинчик?
- Ну, такой… - я делаю пас рукой, пытаясь описать «какой» именно оказалась новая пассия Сутэрэсу. – Блондинистый. Как блондин.
- О. Твои метафоры как всегда удачны.
- Заткнись. – беззлобно фыркаю.
Никогда не верила в выражение «время лечит». Но, странно: я не чувствую сейчас ни обиды, ни раздражения, ни этого вселенского непонимания, с которым я сталкивалась, разговаривая с Рюуу в последние дни наших отношений. Да и последний раз, когда мы виделись, две недели назад, чувство озлобленности никуда не уходило. Почему же сейчас я могу сидеть с ним вот так запросто, болтая о всякой ерунде?
Что-то мне подсказывало одну странную, диковинную для меня мысль.
Потому что я… выговорилась?
Наконец мне удается найти сигаретную пачку.
- Camel? – неверяще уставился на неё Санго и даже вынул у меня из рук. – Ты куришь Camel?
- А что? – непонимающе спрашиваю. Действительно, что?
- Но ты никогда не курила верблюда. Помнишь, ты же сама говорила, что они дерьмо, когда твой брат курил их?
- Ты помнишь такие мелочи?
- Я помню твое недовольство. Мисаки-то не курит.
Да, такое действительно было, думаю я, раскуривая сигарету и откидывая голову на стену лифта. Аварийная лампа тускло освещает потолок кабины.
С чего я вообще начал их курить?
Искать ответ не тербовалось.
- Ты в супермаркет? – Сато зевает, развалившись на диване. – Купи, пожалуйста Camel. Синий.
- Ммм. Это не мои. Одной моей подруги.
- Какой именно? Виктории? Она же не курит?
- Нет, новой подруги. Ты её не знаешь.
- … Кицуи.
- Что?
- Ты улыбаешься?
Вот как оно бывает.