фандом: glee
пейринг: Пак/Курт
рейтинг: PG-13 по факту, R за редкий мат.
жанр:
саммари: о том, как Курт размышляет о флаффе, Роне Уизли и прочих мерзостях жизни, и что из этого выходит.
автор: маркиз
го
- Ненавижу флаффные истории. - заявляет Курт, плюхаясь за парту рядом с Мерседес. Та, не отрываясь от чтения учебника истории, переспрашивает:
- Пух? Пуховые истории? Про то, как набивают подушки, что ли?
- Мерседес, - закатывает глаза Хаммел. - Это ограниченность. Флафф. Романтика. Розовые сопли. Вот только попробуй сейчас сказать, что не слышала о таком.
- Попробую. Не слышала. И, судя по твоему нездоровому энтузиазму, мне что-то не очень хочется.
Но кто будет её спрашивать?
За урок, вместо того, что бы узнать о том, в какому году были приняты колонистские законы о судоходстве и чем таким занимательным отличился Джон Ярдли, Мерседес узнает о том, что флафф - по сути, как она поняла из хаммелского ворчания, просто счастливая история, - это скучно, банально, и сладко-приторно. Что авторы, которые пишут "эти переслащенные неправдоподобные писульки", ни черта не понимают в реальной жизни. И когда Гарри называет Драко "Мой нежный ангел", это, как минимум, звучит пошло. Как максимум - не-ре-аль-но.
И только после звонка до Мерседес доходит:
- В Гарри Поттере не было таких сцен.
- В книге не было, - подтверждает Курт, поправляя челку. - В фанфике было.
- Где?
- О, Мерс!
И начинается не менее занимательная лекция. Такая, что в конце перемены звонок на физкультуру впервые в жизни становится для Мерседес божьей благодатью.
*
- Ненавижу флафф. - тихо бормочет Курт на следующее утро. - И тебя.
Он выбирается из мусорного бака, пытаясь игнорировать гогот имбицилов-футболистов во главе с неизменным Пакерманом.
- Ну куда ты полез? - Тот слегка толкает его внутрь бака, но этого "слегка" хватает, что бы Курт почувствовал себя тонущим в море мусора. - Ты должен выждать, пока мы отойдем хотя бы до школьных дверей - ты же не хочешь искупаться в мусоре с головой, верно?
- Ох, ладно, отстань от него, Пак. Пошли уже. - просит Финн. - Опоздаем.
В этих тупых слащавых историях Гарри не говорит своим дружкам: "Пойдем, а то опоздаем", в то время, как Драко молча страдает от пятен на новом пальто от Pal Zileri.
Но жизнь Курта Хаммела - отнюдь не флаффная история.
- Ммм. Да. Согласен. Конечно. Как хочешь. Да, именно её и хотел. Прекрасная песня. Замечательная. - монотонно бубнит в трубку Финн тем же вечером, развалившись на диване с детективом в руках, и изредка листая страницы. Рейчел в трубке трещит без перерыва. - Ты споешь её лучше всех. Ага. Не сомневаюсь, любимая.
Берт и Элен воркуют на кухне.
В тихо бормочущем телевизоре Брэд Питт и Анджелина Джоли страстно разносят дом.
Курт косится на своего уже-почти-сводного-братца, вздыхает, и возвращается обратно к айфону, в котором Гарри признается Драко в вечной, глубокой и искренней любви. Раздраженно стучит идеально отполированным ногтем по значку "назад", что бы выбрать другой, непременно ангстовый фанфик, где Поттер ненавидит Малфоя, Малфой ненавидит Поттера, а в конце оба обязательно умирают.
Но вот незадача - зависло.
*
- Ребята, я придумал вам задание на неделю. - Шустер, такой радостный, будто на того красавца-дантиста, что омрачал его жизнь последний месяц, упал кирпич, держал в руках свою многострадальную шляпу, при виде которой у Курта уже начиналось нервно подергиваться веко. - Суть, конечно, не нова, зато это будет уже не "мальчики против девочек", окей?
- Чужие против хищников? - с абсолютно серьезным лицом поинтересовалась Бриттани.
- Почти, почти. - Шустер улыбнулся. - Итак, я буду попарно доставать из этой шляпы бумажки с вашими именами. Те ребята, которые окажутся в паре, должны будут поставить дуэтный номер. И, - он жестом остановил открывшую было рот Рейчел. - предупреждая ваше недоумение насчет того, что дуэтами вы уже пели, я отвечу, что теперь здесь будет элемент неожиданности. В конце концов, в прошлый раз вы сами выбирали себе партнера.
В голове у Курта билось только "Финн, Финн, Финн".
Ну пожалуйста, ведь в фанфиках всегда так бывает. Всегда. Должно же ему хоть раз повести? Драко и Гарри всегда везет.
Хаммел скрестил пальцы.
Финн, Финн, это должен быть Финн, Финн...
- ... Сантана и Майкл, Курт и... - сердце пропустило удар. - ... Ноа, Куинн и Арти...
Вокруг царило нервное возбуждение - Мерседес запричитала в голос, когда ей досталась Бриттани, Рейчел обрадованно повернулась к Тине, и, не давая ей вставить ни слова, принялась обсуждать песню, которую они "непременно и лучше всех споют", а Курт - Курт сначала не понял, о каком таком "Ноа" шла речь. И лишь поймав мрачный взгляд Пакермана, он осознал всю самоубийственность ситуации.
Чертовы, чертовы, чертовы лживые флаффы.
- Уйди, - стонет Курт, когда слышит шарканье Финна по лестнице. - Просто уйди, а?
- Да ладно тебе. - парень явно нервничает, пытаясь подобрать слова. - Не убьет же Пак тебя, верно?
- Не убьет? Ах, не убьет? А тогда, в коридоре, что это было? Дружеское похлопование по плечу? От таких не отшвыривает на два метра, и ссадины от шкафчика не остаются! Да я подумал, что это два, нет, три взбешенных Карофски! - Хаммел высовывается из своего кокона из одеял и протягивает Финну прямо под нос свой большой палец. - Смотри! Да он меня уже чуть не убил!
Хадсон присматривается - и замечает небольшую царапинку.
Курт, не встречая должного сожаления, жалости, понимания, утешения и поглаживаний по голове, поджимает губы и ныряет обратно в свои одеяла. И на секунду его интересует вопрос: сделал бы так же Драко Малфой, если бы его флафф резко превратился в то, чем была жизнь Курта Хаммела последние несколько лет?
А Гарри Поттер - просто повздыхал бы, протянул несколько раз "ну Ку-у-урт" и ушел, все так же отвратительно шаркая?
Но в одном он не сомневался - грубый мужлан Ноа Пакерман стал личным Роном Уизли его жизни.
Его кошмаром.
*
Несколько дней Пакерман занимается успешным игнорированием разговоров на тему дуэта - легче этого занятия и быть ничего не может, учитывая, что вне хора они не разговаривают друг с другом вообще.
Единственное место, где они пересекаются ежедневно - бак для мусора. Пак снаружи, а Курт внутри.
"Подходящее место, что бы покончить жизнь Авада Кедаврой" - прикрывая глаза, обреченно думает Хаммел, когда Пак, ухмыляясь, поднимает его и запихивает в мусорку.
- В этом есть и свои плюсы. - говорит Мерседес в туалете, когда Курт брезгливо счищает с пиджака Lacoste остатки банана из мусорного бака. - Представь, тебе может позавидовать каждая девчонка школы: каждый день тебя прижимает к себе сам Ноа Пакерман!
- Ты издеваешься. - обличительно произносит Курт. - Что здесь завидного, а?
Если бы это был Финн - другое дело.
А тут... вшивый Уизли.
На следующий день, когда Пакерман привычно его подхватывает, Курт по мимо своей воли замечает, что у него действительно сильные руки. Может, это привычка - уже как два года повторяющийся ритуал, как ни как, - а может, просто странное стечение обстоятельств, но в этих чертовых руках было... удобно. "Глупость какая" - отплевывается сам от себя Курт.
И все же, уже не менее привычно плюхнувшись на приветливо встретившие его мусорные мешки, Курт пытается схватиться за рукав Пака - но пальцы соскальзывают, и оказываются аккурат в широкой ладони.
- Сегодня, после уроков, в хоровом классе. - твердым голосом произносит Хаммел, смотря на Ноа снизу вверх. - И ты явишься, Пакерман.
- И? Почему тогда я не вижу на тебе синяков, или еще более обильного количества мусора, чем обычно?
- Да он опешил от такой наглости. - фыркнул Курт, заходя в класс. - И позорно сбежал.
О том, что руку Пак, брезгливо отфыркиваясь, не сбрасывал, а он сам отпустил её после небольшой заминки, Курт не рассказал.
Такие мелочи ничего не значат.
Правда, Курт еще не знает, что флафф строится из мелочей.
Он еще издалека слышит его твердые шаги по плитке школьного холла. Размашистая походка самоуверенного человека.
- Ну? Что ты там нарыл?
- Подойди и посмотри. - он не оборачивается, а продолжает стоять, опираясь локтями на пианино и бесцельно перебирая листки с текстами песен, и надеется, что это смотрится так, будто он полностью погружен в их изучение.
Пакерман усмехается, демонстративно медленно подходит и встает позади него.
"Hugo Boss" - втягивая носом воздух, мимолетно отмечает Курт. И, не поворачивая головы, через плечо протягивает ему нотный лист:
- Посмотри вот это. Тебе должно понравится.
- Откуда ты знаешь, что мне понравится?
- Она в твоем стиле.
- В моем стиле?
- Да. Развязном.
- Развязном? Ты считаешь меня развязным?
И если это не ухмылка в голосе Пака, то он, Курт, готов съесть грязные носки Хадсона. Нет, серьезно.
- Да, я считаю тебя развязным, а еще грубым, хамским и отвратительным. И, пожалуйста, перестань переспрашивать как последний даун. Раздражает.
Впрочем, Ноа (Господи, имя-то, вы слышали, имя-то? Не имя - музыка! И почему досталось оно этому неандертальцу?) уже погрузился в текст, так что искрометная претензия Курта осталась проигнорированной.
- Окей. – соглашается Пак, возвращая ему лист. – Я согласен это петь.
- Еще бы ты не согласен. – заносчиво хмыкает Курт, собирая листы в стопку. Но, если честно, он даже немного горд собой: почему-то непременно казалось, что Пакерман скривит недовольную рожу лица и будет отфыркиваться с видом полнейшего презрения и нежелания «петь песню с геем». – А теперь давай репетировать. Так уж и быть, я подыграю тебе на пианино, пока ты будешь давить из себя то, что сам наивно называешь голосом.
Тычок в почки оказался весьма ощутимым.
*
А послезавтра внезапно назрели выходные.
Мистер Шустер, у которого возникли проблемы со многими дуэтами (а уж если на самом деле, то полностью беспроблемными оказались только Сэм и Финн), согласился отложить выступления до вторника. Так как прорепетировать им с Паком удалось всего один раз, Курту пришлось целый день шататься за ним в пятницу, что бы уговорить не ходить в выходные на какую-то вечеринку, а встретиться и придумать номер.
«Почему обязательно номер?» - мрачно отпирался Пак, когда Курт наконец поймал его в мужском туалете: «Мы не можем просто выйти и тупо спеть?».
Но в чем в чем, а вот зацикленности на том, что ему нужно, Курту хватало всегда.
Поэтому кто в этом неравном бою победил, вопросов не возникало.
*
- Вообще-то я изначально был против этого. – предупреждает Пак, входя в дом. Курт машет рукой, мол, знаем-знаем, и захлопывает за ним дверь.
На удивление Пакермана здесь все… обычно. Ну, никаких розовых диванов с маленькими чихуа-хуа, обоев в сердечко, постеров из PlayGirl и прочей обязательной гейской атрибутики. На вопрос, куда Курт это все спрятал, тот смотрит на него, как Сантана смотрит на Бриттани в момент очередной несусветной глупости.
- Это все ваши древние стереотипы. Прости уж, что разочаровал.
Они проходят на кухню (в комнату Курта Пак отказался идти наотрез), Курт приносит магнитофон, и они успевают даже несколько раз прогнать танец, прежде чем случается ЭТО.
Пак замечает на полке вафельницу.
Полную вафель.
И, черт бы его побрал – но он так давно их не ел!
И тогда Курту впервые в жизни приходится столкнуться с профессиональным щенячьим взглядом Ноа Пакермана.
- Не смотри на меня так. Абсолютно не Уизлевский взгляд. И, ты… - и у него такой вид, будто он ослышался. – Ты хочешь вафлей?
- Именно. Или я по-китайски сказал? И что еще за взгляд?
Курт выглядит удивленным. Впрочем, он не Арти, и не наслышан от Пака о прелестях жизни в исправительной колонии, так что его удивление понятно.
- Тогда прервемся. – Хаммел игнорирует встречный вопрос и пожимает плечами. - И, если ты уж захотел вафель… Как ты относишься к шоколаду, Пакерман?
По его словам, он прилично готовил. Пак, для которого кухня была таким же мистическим местом, как какой-нибудь Ведьмин круг для индейцев майа, просто сидел на стуле, позволяя Курту ковыряться в каких-то баночках и веря ему на слово. Во всяком случае, этот женоподобный парень смотрелся среди всех этих кастрюлек и сковородок удивительно органично.
Так что, когда перед ним поставили нечто вроде маленькой кострюли, наполненной шоколадом, да еще и подогреваемой изнутри свечой, он не слишком удивился. Но Курт, расставляющий на столе фрукты и вафли, все же пояснил:
- Это мой самодельный какелон. Элен понравился шоколадный фондю, так что пришлось покорпеть.
- Я не понял ничего из того, что ты сказал.
- Это и не важно. Просто макай это все в шоколад, ешь и не забивай свою неприспособленную к сложносочиненным предложениям голову сложными словами.
Курт улыбнулся так, будто сказал не гадость, а комплимент.
Но Ноа решил-таки последовать его совету.
- Чувак, ты же понимаешь, что я все это съем? – указывая на коробку с вафлями, поинтересовался он. Курт ухмыльнулся.
- Еще бы.
Оказывается, с ним было можно поговорить. Когда Курт не старался казаться кем-то, кем он не был, не выделывался и не старался заговорить о моде, то он становился нормальным… ну ладно, с заскоками, но все же нормальным чуваком. Во всяком случае, у него было классное чувство юмора, а еще он все же объяснил Паку, что такое «фондю», «какелон», рассказал, что готовить на отца и на Финна, когда тот приходит в гости – особый вид садизма, потому что желудки у них просто бездонные. Пак тоже что-то рассказывал – но в основном он ржал над рожами Курта, когда тот изображал их очередного одноклассника, поэтому, если бы его спросили, что особенного он запомнил из той беседы, то он ответил бы «смех».
А еще спокойствие. И ощущение комфорта – совершенно неожиданное такое ощущение. Потому что давно ему уже не было уютно так, как на этой кухне, поедая вафли с шоколадом и слушая очередную историю про ляпнувших что-то на уроке Бриттани или Финна.
- Ты как ребенок. – улыбается Курт.
Ноа одергивает себя, когда обнаруживает, что пялится на его губы. Это все из-за того, что они будто блеском намазаны – не бывает ж такого цвета.
- А что такое? – после заминки, смаргивая наваждение, подозрительно спрашивает Пак.
- Да ты себя видел? Весь в шоколаде. Я сейчас дам тебе полотенце, лицо вытрешь.
Курт качает головой, вставая со стула, и подходя к полке. Пак, пожимая плечами, продолжает уписывать вафли с шоколадом за обе щеки – успевая закусывать все это виноградом. Курт все продолжает возиться, и на очередное «Да что ты будешь с этим делать», Пак оборачивается.
Ох, зря он это сделал.
Полотенце было заткнуто на верхнюю полку, а Курт, как известно, Коллосом Родосским никогда не был – и теперь, привстав на мысочки, тянулся изо всех сил, почти дотягиваясь до края полотенца.
Но дело-то было не в этом.
Эти ужасные узкие джинсы, которые, того и гляди, грозились съехать с бедер Хаммела куда-нибудь к чертовой матери, и эта чертова короткая футболка.
Пак не знал почему, но этот изгиб поясницы, и выгнутая спина, и виднеющаяся впадинка между ягодицами – все это шибануло его, будто током. Самым высоким разрядом. Как в детских мультфильмах, что смотрит его сестра, когда персонажа прошибает и становится виден его скелет – да, именно.
Так ощущал себя Пак, застыв с вафлей у рта, и неотрывно глядя на открывавшийся перед ним вид. Спины парня. Боги.
*
Пак вылетел из его дома настолько быстро, будто его там и не было. Курт успел только достать полотенце и с изумлением наблюдать, как тот вылетает в дверь, крикнув на прощание что-то о срочных делах.
«Что за чертовщина такая?»
*
С самого начала всё шло отвратительно.
На следующий день, после нескольких гневных сообщений на фэйсбуке, Пак, скрипя сердцем, снова сидит на кухне у Хаммела. Он чувствует себя ненормальным самоубийцей, и все время отгоняет от себя видение спины Курта.
Потому что как только воспоминание, запертое в самых дальних уголках головы, всплывает, фантазия тут же подкидывает ему пару-тройку картинок, как эта самая спина могла бы выгибаться еще больше.
Поэтому он настороженно смотрит на Курта, пока тот пытается повторить с ним, как они выходят, и что делают во время первого куплета. Все, что тот говорит, проносится мимо ушей: настолько Пак напряжен.
Когда он несколько раз повторяет одну и ту же строчку, даже не глядя в текст, Хаммел не выдерживает.
- Так. Остановимся на минутку. – он щелкает кнопкой на магнитофоне. Пак внимательно следит за его руками, даже не обращая внимания на слова. – Эй, ты меня слушаешь вообще?
- А? Да, что?
- Что с тобой? Вчера выскочил из моего дома так, будто его объявили местом заражения сибирской язвы, сегодня даже двух слов связать не можешь. – Курт недовольно поджимает губы.
Его лицо очень… женственно. Аккуратные черты, выразительные глаза, абсолютно женские губы – даже если бы этот парень нормально одевался, нормально себя вел, играл в футбол или там занимался боксом, шпынял ботаников , трахал девочек из команды поддержки, Пак бы все равно не поверил, что с таким лицом, с таким гребанным чувственным ртом можно быть натуралом.
Уф. О чем он думает?
Курта интересовало тоже самое:
- Ты в трансе? Пакерман, ау?
- Я… - Пак откидывается на спинку стула. Он выглядит, будто обиженный ребенок. – Отвали.
- Просто верх высокоинтеллектуальности.
- Прервемся.
- Как пожелаете. – всплескивает руками Курт.
Несколько секунд они с Паком сверлят друг друга взглядом: в конце концов, чувствуя, что если он сейчас не прекратит упрямиться, то кое-кому не будет трудно найти ближайший мусорный бак и показать все его прелести ему, Курту, Хаммел вздыхает и спрашивает:
-Кофе будешь?
Вы когда-нибудь слышали о законе Мёрфи?
Нет?
Ну, ничего. Вам с удовольствием поведает о нём Ноа Пакерман, правда, даже не подозревая о том, что до него этот закон уже открыл кто-то другой:
«Если какая-нибудь неприятность может произойти, она случиться.»
К чему бы это, да? Впрочем, если проникнуться ситуацией Пака, то, возможно, можно будет понять, как такая мысль вообще залетела ему в голову.
Всё началось тогда, когда Пак, поддаваясь влиянию раскрепощенного поведения Курта, расслабился и перестал думать о… о том, о чем думал. Ему действительно здесь нравилось. Здесь – в этой компании, где можно было есть столько вафлей, сколько захочется, спрашивать нелепые вопросы, на которые у его дружбанов-футболистов никогда не найдется ответов, и выслушивать нотации Курта о том, что такие джинсковки, как у него – уже не модно. Это было легко.
До того момента, как Пак не опрокинул свой кофе на Курта.
Тот зашипел от боли, вскакивая на ноги и отдергивая от себя облитый край рубашки.
- Твою… Пакерман, а еще неуклюжее ты быть не можешь? – сквозь зубы простонал он, быстро расстегивая пуговицы и отворачиваясь к раковине. – Это же Prada! Ты понимаешь, что такое Prada, а?
- А ты, обжегшись, думаешь только о тряпках? Баба!
Курт, засовывая рубашку под воду, только отмахнулся:
- Лучше принеси отбеливатель. Налево по коридору, в ванной, на нижней полке.
Пак, который вскочил на ноги сразу после того, как опрокинул чашку, кивнул и отправился на поиски. Впрочем, искомое находилось в точности там, где сказал Курт, так что и вернулся он быстро.
- Держи.
- Угу. – промычал Курт, не оборачиваясь, и схватил протянутую бутылку.
Пак перевел дух.
Вроде, все было в порядке – и с Хаммелом, и с рубашкой, иначе первый уже бы закатил масштабную истерику. Хотя насчет него самого…
- Повернись.
- Зачем еще?
- Ты наверняка обжегся, придурок.
Курт закатил глаза.
- Сам придурок. Подождет. Ты видишь, у меня тут срочная реанимация?
- Это всего лишь тряпье. Поворачивайся, чувак.
- Это не…
Пак никогда не любил долго пререкаться. Вообще-то, если собеседник отказывался делать то, что он говорил, то обычно получал в бубен – но Ноа справедливо рассчитал, что это немного не тот случай. Поэтому он просто развернул Хаммела к себе – благо, тот был ниже, меньше и уже в плечах.
- Пакерман, если я сказал, что в порядке, это значит… Ай!
Пак, держа отбрыкивающегося Курта одной рукой за плечо, второй дотронулся до покрасневшего бока. Судя по всему, ожог был слабым, но что-нибудь холодное приложить было надо.
- Всё, ладно, ладно, заканчивай свои неудачные попытки меня прикончить, Пак!
- Ты…
Он замер.
Это было… Ох. Такое же чувство он испытал, когда пьяная Квинн сняла перед ним блузку – в тот самый раз, из которого получилось, ну, все в курсе. Но это была Квинн, и это было нормально.
А сейчас перед ним стоял опешивший Курт Хаммел, которого он, Ноа Пакерман, беззастенчиво лапал.
Детали врезались в память отчетливо и ярко, словно кадры из фильма: капли брызнувшей из крана воды, стекающие по груди Курта. Мягкая кожа под рукой. Выхоленные пальцы с аккуратными ногтями, сжимающие его запястье. Изгиб шеи, к которому хочется прикоснуться губами.
О. Милостивый. Иисус.
Пак отшатывается от Курта с таким потерянным видом, будто он только что осознал, что-то очень отвратительно важное.
Он хочет Хаммела.
- Пак, что…
- Я пошел. – он вылетает в коридор и, схватив куртку, громко хлопает за собой входной дверью.
Курт остается в изумленном одиночестве.
*
Стандартный утренний ритуал с мусорным баком сегодня выполняли Чампел и Браун, Пак даже не появился.
И это было странным: сколько Курт помнил утра в этой школе, возглавлял всю эту банду именно Пакерман.
«Что-то не так.» - думал он, вылезая из мусорки. Эти же мысли занимали его голову первые два урока. Он даже рассеянно слушал Мерседес, которая рассказывала, о том, какие ей понравились платья из нового Vouge, и про какие-то её проблемы с "блондиночкой".
"Надо найти его и спросить, что тогда произошло" - решает он, на автомате кивая на какую-то реплику Мерседес.
Курт видит его в коридоре, стоящего с недовольной миной недалеко от Финна и Рейчел. Хаммелу сейчас плевать на последних. «Просто подойти и спросить насчет номера. Просто подойти и спросить.» - твердит себе он, быстрым шагом направляясь к нужному ирокезу.
- Пак, привет. – он улыбнулся. – Ты знаешь, у тебя появилась странная привычка выскакивать из моего дома, и, в результате, мы так и не отрепети…
- Финн, сколько тебя можно ждать? – Ноа демонстративно отворачивается. Курт замирает с зажатыми в руке листами и открытым ртом. Что происходит?
- Пак?
- Хадсон, блядь!
Финн, наконец, отрывается от Рейчел, и, глупо улыбаясь, не менее глупо машет ей, уходящей по коридору. И Курт даже не чувствует обычного горького осадка, возникающего у него после подобных сцен. Только глухое, нарастающее раздражение: совершенно на другого человека.
- Пошли. – Ноа хватает Финна за локоть и уволакивает в сторону мужских раздевалок. Ни разу не взглянув на Курта.
Хаммел ничего не понимает. Он настолько озадачен, настолько… нет, нет, конечно же не обижен, гиблое это дело – обижаться на Пакермана, он раздражен. Настолько, что даже забывает возмутиться, когда в следующий момент получает очередной тычок в плечо от Дэйва. Он просто откидывается на шкафчики, прижимая к себе папку с листами, и потерянно глядит в одну точку.
Хочется ругаться неприличными словами. И долбануть Пакермана по голове. Бейсбольной битой, к примеру. А самый лучший выход – круцио. Долгое и мучительное.
На следующий день происходит ровно тоже самое. Пак игнорирует его так успешно, будто Курт стал пустым местом – все попытки выцепить его на переменах кончались крахом и очень неприятным осадком.
Что он ему сделал?
Даже до того, как Пакерман вступил в хоровой клуб, он не вел себя… так. Конечно, Курт понимал, что с одной стороны ничего не теряет, а кое в чем даже приобретает, но. Но. Здесь точно было какое-то «но». То самое, которое заставляло Курта, выходя в коридор, заходя в столовую, или идя по парковке, первым делом выискивать злосчастный ирокез злосчастного идиота.
Катаклизм, которого он ожидал с затаенным страхом, происходит именно там, где и должен был.
На уроке хора, конечно же.
- Мистер Шу. – Пак поднимает руку. Курт слегка поворачивает голову. Что этот горилла собирается говорить?
- Рейчел, пожалуйста, мы не… Да, Пак?
- Я хотел предупредить вас. Это насчет дуэтных номеров.
Он выглядит совершенно нормальным. Не пьяным, не взбешенным. Обычный Пак.
- Да?
- Я отказываюсь петь с ним. – Пак небрежно кивает в сторону Курта. – Так что я не буду участвовать.
В классе на несколько мгновений воцаряется неприятная, тяжелая тишина. Шустер выглядит удивленным. На лице Пака нет никаких эмоций.
А Курт… Курт чувствует себя так, будто его ударили.
Ни в одном самом захудалом флаффе не бывает таких отвратительных сцен.
Первой взрывается Мерседес:
- Слушай, я конечно понимаю, что ты крутой и все такое, но может объяснишь-ка нам: какого черта?
- Ладно, ладно, Мерседес, успокойся. – Шустер благодарно кивает Майку, который почти силой усаживает девушку на место. – Пак, расскажешь, в чем дело?
- Не в чем. Просто не хочу с ним петь. Я предпочел бы вообще не видеть его рожу, но, к сожалению, мы в одном клубе. – Ноа смотрит куда-то на ботинки Уилла. – И, по моему, это было ясно еще с тех пор, как мыс ребятами сюда вступили.
- Пак…
- Так что если вы собираетесь читать мне нотации, то можете даже не начинать. Бесполезно.
*
- Чувак, что за хрень? – ловит его в холле Финн. Позади него маячит Сэм, которого, видимо, тоже интересует этот животрепещущий вопрос. «Этот большеротый вообще подозрительно удачно вписался в клуб неудачников» - со внезапной злостью отмечает Пак. Как будто Финн не рассказывал ему, как на этого смазливого блондинчика имел виды Хаммел – и дуэт ему предлагал спеть, и не отрицал, что нравится… Тьфу.
- Еще и ты? – кривится Ноа. – Я что, там непонятно сказал?
- Для меня – нет. – хмурится Финн. – Ты знаешь, может, я и не могу ничего поделать с тем, что вы бросаете его в мусор, но пренебрегать им настолько… настолько… Черт, чувак, мы же вроде решили, что в пределах хора то, что Курт… То, какая у Курта…
Сэм, облокачиваясь на шкафчики, удивленно приподнимает брови и перебивает:
- Так это только потому, что Курт гей?
Пак закатывает глаза. Он не будет им объяснять. Финн, конечно, его лучший друг, но всю эту херню он переживет сам. И, может быть, поржет над этим, когда это всё станет лишь плохим воспоминанием.
- Пак, я думал, хор изменил тебя. Что ты стал толе… толера…
Пока Хадсон силится вспомнить слово, Сэм интересуется:
- По тому, как ты себя вел раньше, я думал, тебе плевать.
Ему плевать на ориентацию Курта, да. А не на свою.
- Сам-то с ним не спел. – огрызается Ноа, сверля Эванса взглядом.
- Я действительно был не против. Он сам разрешил мне выбирать, а мне начала нравится Квинн, и я подумал: вот он, мой шанс, спасибо, приятель. – Сэм улыбается так, будто вспоминает нечто хорошее. Черт знает почему, но Пака это выбешивает так, что у него сводит зубы. – А то, что Курт гей, меня как-то вообще не трогает.
- Ага. – мрачно подтверждает Финн. – Я же его предупреждал. Но он все равно получил коктейлем в морду.
- Да ладно. Какая разница, кто кого любит? Лично для меня это совершенно не принципиально.
Сэм выглядит уверенным в своих словах. Да и Пак никогда не замечал, что бы он чувствовал себя рядом с Куртом… неловко.
- Курт хороший парень. И одевается хорошо – ну, так Квинн говорит, я предпочитаю что-нибудь попроще, конечно. Он остроумный, и с ним интересно поговорить. – Финн кивает, молча и как-то обреченно соглашаясь. Видимо, за время совместного проживания он не раз испытывал остроумие Хаммела на своей шкуре. – Так что мне совершенно все равно, с кем он там спит: с девушками, с парнями, с эльфами, на’ви, какая разница? Мне нравится с ним общаться. Так что пусть наши хоккеисты остаются при своем мнении, я останусь при своем… Пак?
- Ага. – Ноа выглядит уставшим. Уставшим – а еще задумчивым, что для него несвойственно, и погруженным в самого себя. – Пойду, прогуляю пару уроков. А то теряю форму.
- Как ты думаешь, что между ними произошло? – спрашивает Финн у Сэма, когда они возвращаются в класс.
Тот в ответ усмехается, и это почему-то кажется Хадсону многозначительным.
*
Тина смотрит на него с теплым сочувствием.
- Эй, я привык. Всё нормально. – отвечает на невысказанный вопрос Курт, поджимая губы.
Мерседес, стоящая рядом, возмущенно фыркает:
- Нормально? Курт, да ты видел свое лицо? Когда ты пускаешь слезу, все женщины мира рыдают, ты в курсе?
Хаммел улыбается, чувствуя на плече руку подруги. Улыбаться тяжело, но он старается.
- Ну ладно. – утирает глаза. - Я чувствую себя... оплеванным. Или преданным. Или униженным - ну, больше чем обычно.
- Что произошло?
- Ничего. Абсолютно. Когда мы репетировали последний раз, он пролил на меня кофе, - Курт пожал плечами вспоминая сцену, с которой всё началось. – И убежал. И всё. Дальше пошел этот непонятный фарс.
Они помолчали. Парни были странными – непонятными и нелогичными, а из всех стоящих сейчас в коридоре, только у Тины был бойфренд. Может, именно поэтому, она первая и предложила:
- Поговори с ним. Вдруг, ты его неправильно понял, или еще что-нибудь в этом роде. Или он тебя. Или… Ну, в общем, вам стоит объясниться с глазу на глаз.
- Думаешь, он не съест меня живьем? – Курт смотрит на неё с сомнением.
Тина улыбается:
- Уверен, что ты такой вкусный?
- Как ванильный бисквит~
Он находит его в любимом классе школьных парочек: там, где висят все эти глупые планеты и созвездия.
Пак развалился на парте и бесцельно сверлил взглядом Юпитер так, будто тот нанес ему личное оскорбление.
- Вот ты где. Пак, слушай, о том, что…
- О, нет. - глухо простонал тот, прикрывая глаза. - Только не ты. Иисус, чувак, я же просил.
- Ты можешь объяснить, поче…
- Ты можешь убраться отсюда?
- Что с тобой происходит?! Ты уже два дня ведешь себя, как редкостное... - Курт слишком хорошо воспитан, что бы ругаться, но тут даже он не выдержал. - ... Как, как редкостный мудак, Пакерман.
- Ага. А теперь свали.
- Да какого черта? - Курт всплеснул руками, подходя ближе. - В чем твоя проблема, а? Мы не так плохо общались, что бы теперь ты был такой отвратительной свиньей.
- Отвали.
- Пак...
- Я сказал - грубо отрезал Пак. - тебе отвалить. Ты достал меня своими нотациями, и я тебе не твоя чернокожая пышка, что бы выслушивать весь тот бред, что взбредет тебе в голову. Меня не интересуют твои дела. Катись.
- Да что я такого сделал?! - повысил тон Курт.
- Появился в этой гребанной школе!
- Ты... ты... Господи боже мой, да ты просто...
- Ты еще зареви здесь. - процедил Ноа. Когда Хаммел начинал говорить таким тоном, или поджимать дрожащие губы, ему всегда было неуютно. Даже когда дело касалось вообще какой-то посторонней фигни, это заставляло его чувстовать себя... виноватым?
- Ты не Пакерман! - взорвался Курт, пиная ножку парты, на которой лежал парень. - Ты Пакман! Ты жрешь мои мозги этим своим идиотизмом!
Пак молчит.
- Если тебе есть что сказать, то, твою мать, просто скажи это!
В звенящей тишине - только собственное тяжелое судорожное дыхание.
Планеты раскачиваются над головой.
Пакерман молчит.
Это значит - нечего сказать?
Это значит - пошел ты на хер, Хаммел?
- Ну и пожалуйста. - сдуваясь, будто воздушный шарик, с надрывом произносит Курт. - Больно было надо.
Он разворачивается и направляется прямиком к двери.
Этот Ноа Пакерман - полностью безнадежен. Как ты Курт, мог хоть на секунду подумать, что этот парень может быть нормальным? Тот, что несколько лет подряд, день за днем, запихивает тебя в мусорный бак, закидывает сгнившими помидорами по пути домой, запирает тебя в туалете и кладовках, отравляет всё твое существование?
Курт сглатывает режущий комок в горле, вспоминая Пака с вымазанным в шоколаде лицом, и пытается утереть будто назло выступающие слезы.
Ты просто идиот.
Ты ошибся, Хаммел.
Ты...
- Ты куда собрался? - спрашивает Пак.
Курт на секунду останавливается, и, почти справившись с голосом, отвечает:
- Подальше от тебя.
- Ладно, ладно. Я понял. - он вздыхает так устало, будто на него свалились сразу все проблемы мировой экономики. - Я поступил плохо и обидел принцессу. Меня нужно лишить сладкого и сказок на ночь.
Курт чувствует, как снова подступает раздражение.
- Да пошел т...
- А теперь подойди сюда.
Слова застревают у него в горле. Он не оборачивается, но слегка поворачивает голову:
- За-зачем?
- Просто подойди сюда, чувак, а?
Хаммел чувствует себя последним придурком - слабовольным и бесхарактерным - но все же медленно подходит к парте, где Ноа приподнялся на локтях и терпеливо ждет. И взгляд у него - которые за эти несколько дней Курт встречает впервые - обреченно-нерешительный. Может, звучит и глупо, но по другому Курт никак не может его назвать.
Он старается быть спокойным, но все силы уходят на то, что бы лицо оставалось бесстрастным - поэтому голос неровный:
- У тебя есть для меня еще какие-нибудь ценные сведения о том, как я бесполезен для общества?
Пак вздыхает.
- Ладно. Ты знаешь, я не буду извиняться и все такое, и говорить, что я перегнул палку, и разоряться на прочие слюнявые банальности для размазни.
- Перегнул палку? Окей, Ноа Пакерман. - Курт кивает. - Если это было извинение, то его, конечно, не достаточно, но сейчас меня интересует другой вопрос. Что это было? Я что, позвонил тебе в полночь и назвал твою бабушку дурой? Убил любимого хомячка? Порвал автограф Сидана?
- Зидана. - пробормотал Ноа.
- В чем дело, Пак? Я, знаешь, я просто не могу понять.
И Курт выглядит настолько беспомощным, настолько болезненно непонимающим, и эти его чертовы голубые глаза, что Паку остается только открыть рот - и не знать, что сказать
- Ты... - он сжимает переносицу жестом человека с хронической головной болью. - Боже. Ты просто забей, а? Возвращаемся к нашим будням, идет?
- Забей. Будням. Ага. Великолепная идея, мистер Гениальность, просто отличная.
- А какого черта ты еще от меня хочешь?
- Мы же нормально общались, Пак. Почему ты не можешь просто отбросить все эти свои... - Курт делает неопределенный пас рукой. - ... штучки крутого мужика, которому нравится унижать других?
- В том то и дело! Мы не нормально общались. - Пак резко садится на парте и хватает Хаммела за плечо. Тут же, осекшись, смотрит на свою руку, как на пригретую на змее гадюку, и отдергивает её. - Мы не можем нормально общаться по определению. Ты - это ты. Просто школьный педик. И другим быть не можешь. А я - главный жеребец школы, сечешь? - и тон у него почти умоляющий. - Мне нравятся женщины. Взрослые женщины. С большими сиськами и упругой, сочной задницей.
Курт стискивает виски.
- Наш разговор потерял смысловую нить. Я не понял, причем сейчас здесь были твои женщины?
И смотрит на него. Прямо этими своими глазами.
Вот подстава.
Пак роняет голову на руки.
- Это бесполезно.
- Я вообще перестал что-либо понимать. Бесполезно что?
- Всё. - вздыхает он.
- И мы оставим всё так, как есть?
- Не знаю. Я уже вообще ни черта не знаю. – он мученически вздыхает. - Всё это слишком сложно для меня. Хочу домой. К маме.
Хаммел долю секунды смотрит на него с удивлением, а потом неожиданно - как для Пака, так и для самого себя - смеется. Нет, не так: ржет. Ржет как лошадь, как не должны смеятся приличные девушки, и как всегда заливается его отец над еженедельным комедийным шоу.
Он ржет, ухватившись за край парты, и почти согнувшись от смеха. Так, что изумленному Паку остается только созерцать его трясущуюся спину.
- Эй. Здесь нет ничего смешного.
- Аг-га. Ну конеч-чно. - парень поворачивается к нему лицом. Так близко, что Ноа может рассмотреть свое отражение в выступивших от смеха слезах.
Внутри все как-то... переворачивается.
- Господи. - Отсмеявшись, Курт присаживается рядом с ним на парту. - Знаешь, кажется, я все-таки был прав.
Пак качает головой, но все же спрашивает:
- И в чем же?
- Снаружи ты, может, и большой сильный мужик, но вот внутри ты, - он насмешливо улыбается. - капризный ребенок-сладкоежка.
- Чего? - возмущается Пакерман.
- И не спорь: это я, Курт Хаммел, тебе говорю, значит, так оно и есть.
- Я не ребенок.
- Ага.
- Черт, да я самый крутой перец этой школы, что за фигню ты мне паришь?
- Пойду, куплю тебе погремушку. - Курт не может сдержать улыбку, соскальзывая с парты, и поднимая брошенную сумку. – А если серьезно: разберись со своими проблемами. Может, после этого мы сможем нормально общаться.
Он не должен уходить.
Может, у Пака и отвратительные оценки, может, он настолько глуп, что бы ограбить банк и способен выучить только "Буенас ночес" после двух лет испанского, но уж нет. Нет, он не собирается быть глупым и сейчас.
Так что он перехватывает Курта за локоть:
- Я не ребенок. - и тон у него на удивление серьезен. - Дети таким не занимаются.
- Каким таки...
Все детско-взрослые проблемы резко отходят на задний план.
Потому что Пак целует его.
Нет, черт возьми, не так:
ПАК ЦЕЛУЕТ ЕГО.
И Курт - чисто инстинктивно, конечно, господи, а как же еще - приоткрывает рот, впуская в себя его язык.
И это, это настолько... Курту срочно не хватает прилагательных. Пусть у него и не богатый опыт в поцелуях, но он никогда не думал, что Ноа Пакерман может целоваться так.
Настолько нежно.
Язык Пака скользит плавно по его небу, а рука обхватывает его затылок, и Хаммелу даже наплевать на то, что будет с его прической. И запах одеколона, который Курт уже обожает, и его дыхание, и губы, почему-то расплывшиеся в улыбке - все это сплетается в настолько головокружительный коктейль, что Курт вцепляется в плечи Ноа, потому что не доверяет внезапно ослабевшим ногам.
Ох, к черту Поттера, если Уизли, оказывается, так охуительно целуется.
Когда они наконец отрываются друг от друга, Курту кажется, что его дикое сердцебиение слышно на милю вокруг.
- Что… что вот это сейчас было? А?
- Какая разница? – Пак ухмыляется своей фирменной плейбойской ухмылкой, от которой почти у всех девушек школы сносит крышу. И Курт, как он сам только что обнаружил опытным путем, - ни разу не исключение.
Ноа притягивает его к себе на парту, ближе, еще ближе, что бы между телами вряд ли бы можно было просунуть руку.
- Это важно. – говорит внезапно охрипшим голосом Курт. – Ты натуральнее любого натурального натурала. Был.
- Ты же сам считаешь себя девушкой, нет?… - выдыхает ему в губы Пак, и Хаммел может поспорить, что улыбка у него хищная. – Так что оставим мне статус натурала.
- Что бы я там не считал, груди у меня нет, зато есть кое-что другое. И это с возрастом не проходит.
- Всё равно.
- Пак, лучше тебе подумать, прежде чем…
- Ты можешь заткнуться и просто поцеловать меня уже? – выгибает бровь Ноа, перебивая куртовский лепет.
Хаммел тут же следует его совету, и, ощущая, как руки Пака пробираются ему под футболку, думает о том, что, может. не все флаффы так уж и безнадежны.
Потом Пак будет шептать много разной чуши – и о том, как Курту чертовски шла форма команды поддержки, и о том, что он напяливает на себя слишком много одежды, и о том, что бы не подходил к Сэму ближе, чем на метр, и о многом разном другом, не обращая внимания на слабые протесты со стороны тающего Хаммела.
«Ну и ладно. Если что – я предупреждал».
***
Несколько дней спустя.
- Курт, к тебе пришли! Выйди, а то я не знаю, пускать мне этого громилу в дом, или сразу вызывать полицию!
Курт прячет улыбку и закрывает вкладку браузера с мелькнувшим пейрингом Рон Уизли/Драко Малфой.
Виртуальный флафф подождет.
Настало время его собственного.