фандом: ориджинал
ахтунг: упоминание слеша, фемслеша
пейринг: кицуи/сато
автор: маркиз
примечание: написан на HBD охуительнойзамечательной girlfriend. концепция начала спизжена у элтанг.
гоВот как это бывает, подумала я, просыпаясь от того, что ноги неприятно и зябко обдуло сквозняком. Когда мое одеяло успело стать мне мало? Вот как это бывает.
Окно над кроватью, видимо, осталось открытым: иначе в моем теплолюбивом пылесборнике никогда бы не стоял такой дубак. Вот Рюуу, он любил прохладу, и с ним окна всегда были нараспашку. Вот как раз сейчас, пытаясь запихнуть излишне длинные ноги под излишне короткое одеяло, думаю, что не так уж и плохо, что мы не успели съехаться. А то мороки сколько. «Как у тебя духота, открой окно» - фраза, которая олицетворяется у меня только с ним.
А, ну еще «Почему ты так не любишь Мисаки?». Тоже про него.
Ладно, опустим.
Но, черт возьми, почему такой холод? И где моё шерстяное шотландское одеяло, подаренное сестрой на черт-знает-какой день рождения, и которое я не выкинула лишь из-за прелестных шерстяных кисточек. Все таки, у неё нет вкуса.
Вот как это бывает, подумала я, раздирая один глаз. Ссохшуюся косметику я чувствовала каждой порой, но для того, что бы смыть то, что осталось на лице после подушки, нужно, по крайней мере, встать с кровати.
Я медленно, сонно повернулась.
Вот как это бывает, подумала я, с интересом рассматривая холм на кровати по соседству. Холм из моего безвкусного шотландского одеяла. Видна только красная макушка.
Красных у меня еще не было.
Нет, ну Рен, конечно, может считаться – номинально, букетно-конфетный период там, ля-ля, но с коллегами я не сплю. Больше не сплю. Ладно бы, был бы босс нормальный, но разве при Реичи отлучишься с рабочего места, что бы сбегать в отдел логистов и просидеть там остаток дня? То-то же. В курилку и обратно.
Ну, Рюуу тоже нельзя считать красным. Хотя ему, думаю, пошло бы.
Отвлекаюсь от мыслей о Рюуу. Пусть этот лентяй просиживает свою холодную задницу где-нибудь в другом месте – со своим белобрысым дружком, тощим, как стрекозиный лом. Пусть.
И у Юки тоже был… есть. У Юки тоже явно другой цвет волос.
- Блядь.
Вот как это бывает, просыпаешься в постели не один, и сказать-то ничего не можешь, потому что не помнишь. Не помнишь. Не помнишь?
Ах да, где я его подцепила-то?
И как он здесь оказался?
Вот как это бывает, - еще раз подумала я и лениво потянула за край одеяла завернутого с головой незнакомца. Незнакомец пробормотал низким альтом что-то матерное, поморщился, поелозил, отмахиваясь, и открыл глаза. Глаза оказались цвета мокрого сланца, брови в ниточку, все такое аккуратное и маленькое. Боже милосердный, куда я только смотрела?
- Доброе утро, - сказал он низким хриплым голосом, и приподнялся на локте, заглядывая мне в лицо. – Как спалось, детка? И чего это у тебя так душно?
Он встает, точнее, с легкостью поднимает свою птичью головку с подушки (а в моей тяжелыми молотками бьют в набат, аспирина мне, доктор хаус), и откидывает одеяло. Потом вновь поворачивается лицом.
А я все сижу и пялюсь, как идиотка. Юки бы сейчас поржал.
Черты лица смазливые и острые, как у чертовой хищной птицы, ну, или воробушка, на крайний случай. Губы обветрены, подбородок маленький, лицо не наше вообще. Иностранец? Женоподобный иностранец? Почему мне на них везет?
А потом он встает.
Худенькая, щуплая. Маленькая, что пиздец.
Никак баба.
Господи ты боже мой.
Смотрит на меня своими серыми такими глазами, смотрит радостно, с удовольствием, как-то еще смотрит, мне не до этого сейчас. Мне нужно много кофеина, что бы осознать некий пат, я бы сказала, насмешку судьбы, и вообще: лучше бы это оказался Юки.
- Открой второе окно. – морщится она, потрясая красными волосами, короткими, прикрывающими уши с галереей всевозможных сережек. – Жарко.
Я молча разглядываю её, мелко вздрагивая от утреннего озноба. За пеленой морфеевской страны, к вещему сожалению мною покинутой, я пытаюсь разглядеть хоть какую-то хронологию событий. Получается, честно говоря, хреново.
Вот здание офиса, прощальная улыбка Рена, усталое «До свидание» регистраторши, улица, бесконечные улицы Токасимы и дождь. Дождь, мелькающий фоном на протяжении всей пленки, никак не помогает. Только с толку сбивает.
Вот дешевое вьетнамское кафе, куда упирается вечер памяти, дрянная бутылка виски и похабная улыбочка официанта, поехавшие колготки и звонок брата. Его голос, голос его нового сногсшибательного дружка, с которым, он, по ходу, ни днем не ночью не расстается.
Да, голос брата, разговор о мелочах. Бутылка коньяка.
Как я попала домой? Не помню. Но, что еще важнее: как ОНА попала ко мне домой?
- Кто тебя впустил? – подала я наконец голос, пока она не стала считать меня немой. И сразу почувствовала пересохшее нёбо. Дряной коньяк. Дряной официант.
- Сама зашла. – она пожимает плечами и оглядывается. Нагота ее, похоже, ни чуть не смущает. Значит меня тоже. Наверное.
Впрочем, нет:
- Я надену вот это? – она тянет из под вороха вещей темно-синюю футболку. А, футболка Генри. Надо было её выбросить. Порвать в клочья. Изрезать в клочки и сжечь, что бы не осталось ни капли этой заразы у меня в доме.
Впрочем, дерьмо притягивает дерьмо.
- Надевай. – сиплю, сбрасывая ту малую часть одеяла, что была на мне. – Надевай, ищи свои вещи и проваливай.
- Как не гостеприимно.
Я вытаскиваю руку в сторону и нащупываю под кроватью старый, растянутый мужской халат из голубого атласа. Дорогая вещь. Была когда-то. Кажется, это Рюуу кто-то подарил на день рождение. А он приволок сюда. Всё тащил в дом, сорока хренова.
- И что? – блядь, у меня болит горло и голова. Нет, не так: у меня все болит. Надо было дойти до нормального магазина, merde, merde. Сука-официант.
И ты тоже отъебись уже, девочка птичка.
Странно, но, видимо, это не входит в её планы.
-Ничего не знаю. – объявляет она, натягивает Генриевскую футболку, которая доходит ей до колен, и разворачивается к выходу. – Я пошла делать кофе. Тебе наливать?
Сверлю её спину убийственным взглядом.
- Наливай.
С её уходом – пусть даже из комнаты, чувствую накатившее облегчение.
Вообще, это давно было последний раз – когда в этой берлоге бывал кто-нибудь. Ну, кроме Юки, но перед тем последним разом, когда я его выгнала, он забегал пожрать. Ну, и не только перед тем разом. Да уж, складывается ощущение, что он забегает только пожрать – ну, и за сексом.
Кривлюсь, вспоминая эту гниду, и принимаюсь искать штаны.
Интересно, куда пропала эта красноволосая девочка-птичка?
А, вот она: идет, спотыкаясь об разбросанные по квартире вещи. Комната наполняется вкусным запахом... Чая?
- Что за дом? – брезгливо морщится она. – Кофе я не нашла. Сливок тоже. Только остатки сахара и вшивый чай. Как ты здесь живешь?
На-а-адо же. Нашлась мне тут. Инспекторша.
- Не твое дело. – тяну руку за чашкой.
У неё такое выражение лица, что, сдается мне, чай спокойно мог перекочевать мне на голову. Она улыбалась.
Ох уж мне не нравится её улыбка.
- Итак, - со всем мировым спокойствием и цинизмом спрашиваю я. – Кто ты?
После неё остается приторный запах купленных в дешевом супермаркете шоколадных конфет и легкий аромат цитрусовых духов.
Я до полудня валяюсь в кровати.
Думать, говорить, размышлять, двигаться, чувствовать, что-то делать, куда-то идти – после неё невозможно. Она как губка с металлическими уголками – расцарапает всю кожу и впитает в себя все соки. После разговоров с ней чувствуешь себя… опустошенным.
Пустая голова.
Впервые за много месяцев.
Я упиваюсь этим ощущением – возможностью ни о чем не думать, возможностью прикрыть глаза и расслабить уставшее, изнывшее от холодов нашего города и этой комнаты тело.
Эй, это прямо как сеанс у психотерапевта.
Её улыбка.
Её низкий, звучный голос.
Это как…
Треканье телефонного звонка отвлекает меня от приятной пустоты в голове. Врывается в мой тихий сиюминутный мирок и рушит пространство и время.
Умрите, суки.
- Да? – и надеюсь, в моем голосе достаточно недовольства.
- Эй, малыш, я конечно всё понимаю – у тебя сладкий сон и все дела, но может, соизволишь явиться на работу?
- Эй, Шарль, как будет по-французки – иди на хуй?
- Может, спросишь у Реичи?
Как всегда, забываю, с кем имею дело. Каким бы мямлей в присутствии босса Филипп, зам начальника иностранного отдела, не был, остальным-то он мог языки и поотсекать…
… И даже сравнится по языкастости с девочкой-птичкой. Как её там?...
Сато.
Так, всё, что там болтает это блондин?
-… так что он требует отчеты немедленно. Через час тебя ждут в конференц-зале.
- Заебись.
- Посочувствуй себе сама. Ты это умеешь, mon ami. – фыркает он и отключается.
Чертов француз.
***
- А последний? – флегматично интересуется она, прикуривая очередную тяжелую сигарету. Только сегодня я заметила, как часто она курит.
- А последний… Последний оказался редкостным козлом. – пожимаю плечами. – Тебе еще налить?
- Давай. – у неё светло-серые глаза, такие… ну, дымчатые. Да, как дым её сигарет. Ресницы черные, коротенькие, густо накрашенные – а больше из косметики на лице ничего нет. Туфли на каблуках – и раритетные зауженные джинсы с высокой талией. Модные подтяжки от Prada – и заправленная в штаны обычная рубашка. Нарощенные ногти – и сухие, неухоженные руки.
Она вся – на противоположностях.
- Как там его звали?
- Кого?
- Последнего.
- А… Юки. Юки Сутэрэсу.
- Симпатичный?
- Еще бы. – я горько хмыкаю, отпивая из стакана с бренди. – Дерьма не держим, как говорится. Просто он оказался ублюдком, я оказалась ублюдком – в общем, слишком идеальное сочетание для того, что бы могли жить вместе и не убить друг друга.
- Веселая у тебя жизнь. А как Санго, с которым ты работаешь? Встречается уже с кем-нибудь?
Я вздыхаю.
И принимаюсь рассказывать.
Мы пьем крепкий бренди и запиваем не менее крепким кофе – да, она сходила и купила огромную банку. Мы курим и разговариваем о мужиках. О моих мужиках, которые уже давно перестали быть моими.
Не знаю, почему я это ей рассказываю.
Не знаю, почему слова льются из меня рекой и позволяют моей голове оставаться пустой – может, мне просто надо было выговориться?
Или это девочка-птичка?
Впрочем.
Не важно.
***
У моих каблуков есть одна пренеприятнейшая особенность – подворачиваться на скользкой кафельной плитке офиса. Бухгалтерская сводка эпично разлетаются ковром по полу, сама я – не менее эпично – падаю на руки Алларду.
Он чрезвычайно вежлив – даже сейчас, когда ловит меня, всю такую из себя эпичную, на руки. Широко распахнутыми глазами таращусь на него снизу вверх и вижу традиционную улыбку.
Что там птичка чирикала о парнях?
О-о-о нет.
Аллард, конечно, хорош собой, а за возможность посмотреть на него без одежды я бы отдала последнюю сотню долларов, но.
Когда встречаешь хороших мужиков, птичка, обязательно есть жирное и веское «но». В этот очередной раз оно состоит в том, что очередной классный мужик встречается ни с кем иным, - улыбочка! - как с моим братом.
Весело, не правда ли?
Поэтому я утомленно вздыхаю, бормочу благодарность и поднимаюсь на ноги. А Аллард в компании своей улыбки помогает собрать мне бумаги.
- Вы куда сейчас, Куроями-сан? – негромко спрашивает он, протягивая мне очередную стопку листов.
- В апартаменты диктатора.
- Начальника отдела?
- Больше у нас пока не водится.
Аллард улыбается. Ну да, говорят, его начальник та еще шишка и любитель поорать: у них статично четыре увольнения за сезон. У-у-у-ух, не хотела бы я там работать.
- Слышал, у вас новенький.
Приподнимаю бровь. Новенький? Ну и отлично. Может, Реичи уже переключится на него, и нам с Шарлем перестанут давать столько чертовых бумаг на дом. В конце концов, я же не виновата, что эта чертовка что-то подмешала в кофе, а Филипп… Филипп вообще никогда не виноват. Априори. Ну, по его словам.
- Не интересует. – пожимаю плечами я. В конце концов, не буду же я разговаривать о своих проблемах с… ним?
Аллард улыбается.
Тьфу ты.
***
- У тебя есть омерзительная привычка. – сообщаю я, устало оставляя документы в коридоре.
- Какая?
- Забираться в чужие квартиры без разрешения хозяев.
- А-а-а… Эта. – Сато щелкает зажигалкой и прикуривает. Огонек сигареты тускло мерцает на темной кухне.
- Не сиди в темноте.
- Ты мне мамочка?
Голос у неё усталый и злой.
Но вообще-то, минуточку, она так разговаривает со мной в моей квартире?
- Вообще-то я хотела, что бы ты заварила мне кофе. – раздражаюсь.
А вы попробуйте сохранить душевное равновесие, распрощавшись с тираном-боссом и придя домой, где вас ждет беспризорная психопатка. Чушь.
Ухожу в свою комнату, хлопая дверью. Лично меня ждет мягка кровать и крепкий, здоровый сон на все выходные, клянусь моей непутевой мамашей, да.
А вообще меня бесит эта…
Та-а-к, нет, Кицуи, так не пойдет. Вдох-выдох-вдох. Как там тебя учил онии-сан? Все эти людишки просто грязные черви… Так, нет, это явно не из той оперы.
Он никогда такого не говорит.
«Представь. Ты в воде. Она прозрачная, светло-голубого цвета, прохладная, обволакивающая тело. Почувствуй это. Кажется, это река. Ты должна чувствовать. Чувствовать её течение, чувствовать, как она смывает с тебя грязь и пот, усталость и злость. Есть только вода. Только ты и вода.»
Размеренный, спокойный голос брата убаюкивает. Я чувствую, как течение реки несет меня, уносит всё дальше и дальше по прозрачному потоку. Что-то спокойное, что-то мягкое обволакивает меня…
Сплю.
Просыпаться по субботам – счастье истинного лентяя. Одеваешь футболку бывшего парня… - Ой, или это Хаджиме? Почему этот придурок вечно расшвыривает свои вещи по моей квартире? - … впихиваешь ноги в тапочки и идешь на кухню пить чай и есть сухие гренки, потому что, как у истинного холостяка, у тебя в холодильнике мышь повеселилась.
Уже подходя к кухне чувствую, что-то не так.
На столе стоит банка с консервированными ананасами, банка кофе и булочки из соседнего супермаркета. На холодильнике ярко-красной помадой выведено:
«Дура».
Осознаю свою улыбку только тогда, когда дотрагиваюсь до лица.
И вправду, дура.
***
- А кем он работает?
- Адвокатом.
Всё воскресенье мы провели, не вылезая из постели. Синоптики не соврали, обещая холодные выходные – стоило вылезти из-под одеяла, даже за очередным термосом с чаем, как под кожу пробирались табуны мурашек.
Пили чай, кофе, ели дорогущие шоколадные конфеты, которые Сато приволокла неизвестно откуда, смотрели телевизор. Разговаривали.
Это, кажется, начинало входить в привычку.
- Ммм… расскажи об остальных братьях. – Сато облизывает испачканные шоколадом пальцы. Я откидываюсь на спину и уставляюсь в потрескавшийся от времени потолок.
Усмехаюсь.
- Ну, их несколько. Двое старших и трое младших.
Она свистит.
- Надо же. Никогда бы не подумала. Ну, и что они за люди?
И я начинаю рассказывать. О том, что умница Акира в этом году поступил в Токийский университет, о том, что нии-сан отхапал себе невъебенно потрясного мужика и это не честно, о том, что Хаджиме чуть не завалил сессию, о том, что уже очень давно не видела Джио, о том, что… Я много о чем ей рассказала. Еще одна отвратительная привычка. Столько лет молчала, отделываясь ухмылками, а какой-то бабе, прижимающейся ко мне под одеялом, взяла и всё выложила?... Что за бред, Господи, это уже ненормально.
Когда Сато засыпает, я продолжаю всматриваться в её детские черты.
Я рассказала ей всё.
И тут понимаю, что ничего, абсолютно ничего не знаю о ней.
***
- О. Нет. – я растягиваю губы в ухмылке. Понедельник – день тяжелый, но если нахамить начальнику всё становится красочнее.
Реичи смотрит на устало, а Филипп – как на врага народа, честное слово. Еще бы. Потому что если не я, то он – неизменный закон фирмы.
- Тебе так трудно просто провести его по кабинетам?
- Да. Именно. В точку.
- Кицуи.
- Да, шеф?
А самое классное то, что он ничего не может сделать.
- Пусть этим занимается Шарль.
«Я тебе займусь» - глазами обещает мне наш француз местного разлива из-за спины Соичиро.
Реичи поправляет очки. У него красивые глаза. К слову.
Интересно, я уже задавалась вопросом, почему все красивые мужики вокруг меня – геи? Да? Ну и что, это ведь правда.
В этот понедельник мне как-то плевать на его неудовольствие. В чем дело – в том, что я выспалась, или в том, что уходя на работу смогла съесть пригоревшей овсяной каши, или в том, что получила целомудренный поцелуй в щеку от отнюдь не целомудренной девочки-птики… Ну, не знаю. И думать не хочу.
У меня наконец-то все неплохо. Поэтому:
- Я вернусь к работе, шеф?
- Да, конечно. Иди.
***
- Ты сегодня в начищенных туфлях. – с удивлением отмечает Рюуу.
Надо же. Я как раз задумалась, с кем из всего офиса я бы меньше всего захотела оказаться запертой в застрявшем лифте, и по всем расчетам это получился именно он.
- А что, обычно они у меня в крови заляпаны? – приподнимаю бровь.
- Ну, когда мы с тобой обычно собирались на работу с утра и ты роняла на них кетчуп, то тебе было плевать.
Я сравниваю его подозрительным взглядом. Что, правда такое было? Да не может быть.
Впрочем, пока я пытаюсь вспомнить, действительно ли это имело место быть, или Рюуу решил приукрасить нашу с ним и без того яркую действительность, он уже опускался на пол лифта. И даже пригласительно постучал ладонью рядом с собой, засранец:
- Садись. Зная наших диспетчеров, мы не выберемся отсюда еще часа три, не меньше.
- У меня совещание.
- Как будто это когда либо что-то меняло.
Молча соглашаюсь с ним. В конце концов, у меня есть законная отмазка. Поэтому, не долго думая, плюхаюсь рядом с Санго на пол.
- Мисаки передавал тебе привет. – прерывая неловкую паузу, сообщает он.
- Ну да, конечно. Ври да не завирайся, Санго. – я рыщу по карманам в поисках сигарет. – Он всегда меня недолюбливал.
- Не «всегда», а только тогда, когда мы встречались.
- Ну да. Интересно, тогда почему тот блондинчик-официант из кафе все время относился ко мне нормально, даже тогда, когда мы с Юки были помолвлены?
- Какой блондинчик?
- Ну, такой… - я делаю пас рукой, пытаясь описать «какой» именно оказалась новая пассия Сутэрэсу. – Блондинистый. Как блондин.
- О. Твои метафоры как всегда удачны.
- Заткнись. – беззлобно фыркаю.
Никогда не верила в выражение «время лечит». Но, странно: я не чувствую сейчас ни обиды, ни раздражения, ни этого вселенского непонимания, с которым я сталкивалась, разговаривая с Рюуу в последние дни наших отношений. Да и последний раз, когда мы виделись, две недели назад, чувство озлобленности никуда не уходило. Почему же сейчас я могу сидеть с ним вот так запросто, болтая о всякой ерунде?
Что-то мне подсказывало одну странную, диковинную для меня мысль.
Потому что я… выговорилась?
Наконец мне удается найти сигаретную пачку.
- Camel? – неверяще уставился на неё Санго и даже вынул у меня из рук. – Ты куришь Camel?
- А что? – непонимающе спрашиваю. Действительно, что?
- Но ты никогда не курила верблюда. Помнишь, ты же сама говорила, что они дерьмо, когда твой брат курил их?
- Ты помнишь такие мелочи?
- Я помню твое недовольство. Мисаки-то не курит.
Да, такое действительно было, думаю я, раскуривая сигарету и откидывая голову на стену лифта. Аварийная лампа тускло освещает потолок кабины.
С чего я вообще начал их курить?
Искать ответ не тербовалось.
- Ты в супермаркет? – Сато зевает, развалившись на диване. – Купи, пожалуйста Camel. Синий.
- Ммм. Это не мои. Одной моей подруги.
- Какой именно? Виктории? Она же не курит?
- Нет, новой подруги. Ты её не знаешь.
- … Кицуи.
- Что?
- Ты улыбаешься?
Вот как оно бывает.